— Господин Эллисон, как вам известно, я нахожусь в затруднительном финансовом положении. Но эта сумма — она ведь ничто по сравнению с тем, что я надеялся получить.
— Может быть, — ответил я. — Но с вашей помощью я смогу найти пропавшие деньги. Однако прежде всего нам нужно переговорить.
Орлов лишь улыбнулся:
— Я беру ваши деньги в качестве дара доброй воли. Но отплатить мне пока нечем. Конечно же, переговорить мы можем. Ну а потом, видимо, и придем к согласию.
— Прекрасно, — поддержал я. — В таком случае позвольте мне задать первый вопрос: кто убил Харрисона Синклера?
— А я-то думал, господин Эллисон, что вы мне скажете — кто?
— Но ведь тут явный почерк агентов штази. Кто же отдал им такой приказ?
— Похоже, конечно, на штази. Но еще неизвестно, штази или румынская секуритате, я же к этому не имею никакого отношения. И в самом деле — ведь не в моих интересах было устранять Харрисона Синклера.
В недоумении я поднял брови вверх.
— Когда убили Харрисона Синклера, — пояснил Орлов, — я понял, что меня и мою страну нагрели на десять с лишним миллиардов долларов.
Тут я почувствовал, как в лицо мне прилила кровь, а щеки стало даже пощипывать. По всему было видно, что Орлов говорил правду. Сердце у меня глухо и ровно застучало.
Разумеется, тосканская вилла Орлова была не из разряда скромных, но нельзя также и сказать, чтобы он купался в роскоши, как некоторые высокопоставленные нацистские бонзы в Бразилии и Аргентине спустя годы после окончания второй мировой войны. За такие сумасшедшие деньги можно не только жить всю жизнь припеваючи, но и, что еще более важно, обеспечить себе самую надежную охрану до самой смерти.
Да, но десять миллиардов долларов!
Орлов же между тем говорил дальше:
— Как называются мемуары, написанные Уильямом Колби, директором ЦРУ при президенте Никсоне? «Благородные мужчины»? Так вроде?
Я как-то с опаской согласно кивнул. Орлов мне почему-то не нравился, может, по причинам, ничего общего не имеющим с различиями в идеологии, а просто из-за соперничества сотрудников КГБ и ЦРУ, которое глубоко укоренилось в их умах. Хэл Синклер как-то признался мне, что, когда он возглавлял резидентуры ЦРУ в разных столицах мира, самыми лучшими его друзьями всегда были его супротивники из резидентур КГБ. В нас больше сходства, нежели различий, любил он повторять.
Но нет, надменность и высокомерие Орлова показались мне отвратительными. Всего минуту назад он прыгнул и навалился на меня, как старая баба, а теперь вот сидит как ни в чем не бывало, будто турецкий паша, а думает про себя по большей части по-украински, которого я не понимаю.
— Ну ладно, — продолжал Орлов. — Билл Колби, может, и был благородным человеком. Может, даже более чем благородным для своих занятий. Да и Харрисон Синклер тоже казался благородным, пока не предал меня.
— Извините, не понимаю что-то.
— Что он вам рассказывал о переговорах со мной?
— Да почти ничего.
— Незадолго до развала Советского Союза, — стал говорить Орлов, — я тайно завязал контакт с Харрисоном Синклером через запасные каналы, которые не использовались уже много лет. Ну, это были... так сказать... разные пути. И я через них запросил у него помощи.
— Для чего же?
— А для того, чтобы вывезти из Советского Союза большую часть золотых запасов, — кратко пояснил он.
Я просто оторопел, его слова даже ошеломили меня... но они все же были не беспочвенными. Я судил об этом на основе того, что читал в газетах или слышал от знакомых по разведслужбе.
В Центральном разведывательном управлении всегда исходили из того, что у Советского Союза золотой запас исчисляется в нескольких десятках миллиардов долларов в центральных кладовых Госбанка и в хранилищах поблизости от Москвы. И потом вдруг, сразу же после провалившегося путча твердолобых коммунистов в августе 1991 года, Советское правительство официально заявило, что у него в запасе золота всего на три миллиарда долларов.
Новость эта облетела весь финансовый мир и потрясла его до самого основания. Куда же, черт бы его побрал, исчез вдруг почти весь золотой запас? На этот счет выдвигались всякие домыслы и предположения. В одном из таких более или менее достоверных предположений сообщалось, что Коммунистическая партия Советского Союза отдала соответствующее распоряжение упрятать за границей сто пятьдесят тонн серебра, тонны платины и по меньшей мере шестьдесят тонн золота. Утверждалось также, что партийные боссы из СССР, возможно, упрятали не менее пятидесяти миллиардов долларов в банках Швейцарии, Монако, Люксембурга, Панамы, Лихтенштейна и в целом ряде периферийных офшорных банков вроде банка на островах Кайман.
Особенно рьяно лидеры компартии отмывали деньги в последние годы своего существования. Руководители советских частных компаний создавали повсюду совместные предприятия и фиктивные фирмы, чтобы вывезти твердую валюту из своей страны.
Дело дошло до того, что правительство Ельцина вынуждено было обратиться к услугам американской сыскной компании «Кролл ассошиейтс», между прочим, одного из основных конкурентов Корпорации Алекса Траслоу, чтобы проследить, где спрятаны деньги, но из этого ничего не вышло. Сообщалось также, что один крупный перевод в швейцарские банки сделал управляющий делами ЦК КПСС, который вскоре после провала путча совершил самоубийство или был просто-напросто прикончен.
Так что совсем нельзя исключать, что мне всячески мешают разыскать пропавшее золото и с этой целью Чарльза ван Эвера убили в Риме бывшие коллеги Орлова.
* * *
С удивлением слушал я то, что говорил Орлов.
— Россия, — сказал он, — раскололась на части.
— Вы, очевидно, имеете в виду Советский Союз?
— И Советский Союз, и Россия. Я имею в виду и то и другое. Мне, да и вообще всем, у кого еще варит голова, ясно, что Советский Союз, используя избитую фразу Карла Маркса, выброшен на свалку истории. Но и Россия, моя любимая Россия, тоже вот-вот развалится. Меня назначил на пост председателя КГБ Горбачев после того, как Крючков оказался замешанным в путче. Но власть уже ускользала из рук Горбачева. Твердолобые коммунисты растаскивали богатства страны. Они чуяли, что власть переходит к Ельцину, и залегли на дно в ожидании, когда Горбачева окончательно добьют.
Я лично читал и слышал много всяких историй про то, как таинственно исчезали богатства России то в виде твердой валюты, то в драгметаллах, даже в виде произведений искусства. Так что то, о чем говорил Орлов, было мне не в диковинку.
— Ну... и в этой обстановке, — говорил он далее, — я решил вывезти из России как можно больше ее золотого запаса. Твердолобые пытались вернуть себе власть, но, если бы мне удалось отбросить их лапы от национального богатства, они оказались бы бессильными. Вот таким образом я и решил спасти Россию от катастрофы.
— Да и Хэл Синклер так думал, — заметил я не столько Орлову, сколько себе.
— Да, точно так и думал. Я знал, что он разделял мои взгляды. Но то, что я предложил, его испугало. Я предложил ему провести нигде не зарегистрированную операцию, в ходе которой ЦРУ помогло бы КГБ тайно переправить русское золото. Вывезти его из СССР, а когда все успокоится, привезти обратно.
— Ну, а почему в этом деле понадобилась помощь со стороны ЦРУ?
— Золото не так-то просто скрытно перевозить, даже более того — чрезвычайно сложно. А учитывая то обстоятельство, что за мною наблюдали десятки пар глаз, я никак не мог дать команду отправить золото из России. За мной и моими доверенными людьми неотступно следили, мы все время находились «под колпаком». Ну и, само собой разумеется, я в то же время не мог избавиться от него, скажем, продать — тогда меня моментально вычислили бы.
— Ну и, значит, вы встретились в Цюрихе.
— Да, встретились. Организовать такую встречу было чрезвычайно сложно. Он открыл специальные счета с перечислениями, чтобы переправить золото, и согласился, чтобы я «исчез». Кроме того, он дал мне все необходимые координаты для того, чтобы снимать деньги со счетов ЦРУ в разных банках.
— Но как могли Синклер или, скажем, ЦРУ сообщить эти данные?
— Да ну вас, — отмахнулся Орлов, — для этого существуют сотни разных путей, да вы же сами это прекрасно знаете. Это те же каналы, по которым тайно переправляли в стародавние времена перебежчиков из России.
В эти каналы входила, как мне было известно, система курьеров военных атташе, охраняемых положениями Венской конвенции. По этим каналам были вывезены из-за «железного занавеса» несколько широко известных перебежчиков.
До меня, к примеру, доходил слух об одном таком легендарном перебежчике — Олеге Гордиевском, которого, как сообщалось в неподтвержденных сводках ЦРУ, вывезли из СССР в грузовике, перевозящем мебель. Слух, разумеется, неточный, но вполне возможный.
Орлов продолжал:
— Даже огромный военно-транспортный самолет объявили перевозящим дипломатическую почту, и он улетел из страны без таможенного досмотра. Ну и еще направлялись, само собой разумеется, опломбированные грузовики. Мы использовали для переправки считанное число путей, больше не могли, потому что за нами следили очень и очень пристально. Осведомители были повсюду, даже среди сотрудников моего секретариата.
Но что-то показалось мне не так, и я спросил:
— Но как Синклер определил, что он может на вас положиться? Каким же образом он удостоверился, что вы не из числа мошенников?
— Все очень просто: я ему тоже кое-что предложил.
— Не понял. Поясните, пожалуйста.
— Он намеревался провести в ЦРУ чистку, полагая, что Управление прогнило снизу доверху. А я выложил ему в подтверждение некоторые факты и доказательства такого загнивания.
37
Орлов взглянул на дверь, явно ожидая, когда войдет кто-нибудь из охраны. Вздохнув, он сказал далее:
— В начале 80-х годов мы наконец-то разработали средства перехвата и расшифровки самых хитроумных замаскированных переговоров между штаб-квартирой ЦРУ со своими зарубежными отделениями и с правительственными учреждениями.
Вздохнув еще раз, он натянуто улыбнулся. Похоже было, что рассказывать ему приходилось не в первый раз.
— Установленные на крыше советского посольства в Вашингтоне спутниковые параболические и микроволновые антенны стали улавливать широкий спектр сигналов. Радиоперехваты подтвердили информацию, полученную ранее от одного нашего агента, внедренного в Лэнгли.
— Кто это?
Еще одна слабая улыбка. Мне даже показалось, что это не улыбка, а короткое судорожное движение губ, выражение глаз при этом не менялось — он все время оставался настороже.
— Какое же, по вашему, самое значимое достижение ЦРУ со дня основания и по, скажем, 1991 год?
Теперь настал мой черед улыбнуться:
— Я считаю, что это разгром мирового коммунизма и то, что для ребят из КГБ настала не жизнь, а сущий ад.
— Правильно. А разве был когда-нибудь такой период, когда Советский Союз представлял для Соединенных Штатов реальную угрозу?
— С чего начинать? С Литвы, Латвии, Эстонии? Или, может, с Венгрии? Берлина? Праги?
— Нет, нет, все не то. Имеется в виду непосредственная угроза самим Соединенным Штатам.
— У вас была атомная бомба, не забывайте об этом.
— Это верно, что была, но мы боялись применить ее не меньше вашего. Только вы ее применили, а мы нет. Неужели в Лэнгли всерьез верили, что у Москвы имеются и средства, и желание подмять под себя весь мир? И что же, там считали, мы станем делать, когда захватим весь мир? Станем управлять им так же, как наши, с позволения сказать, великие уважаемые лидеры управляли некогда великой российской империей?
— И вы и мы заблуждались, — согласился я.
— Ага. Но такое... заблуждение... безусловно позволяло ЦРУ долгое время держать раздутые штаты и создавать видимость чрезмерной загруженности, так ведь?
— Для чего вы это все говорите?
— Просто так, — отрезал Орлов. — Теперь ваша самая главная задача — разгромить промышленный и экономический шпионаж, разве не так?
— Да, мне об этом тоже говорили. Мир теперь стал иным, — заметил я.
— Согласен. Речь идет о международном промышленном шпионаже. Японцы, французы, немцы — все хотят украсть у несчастных бедненьких, осажденных американских корпораций их ценные промышленные и экономические секреты. И только Центральное разведывательное управление может обеспечить американскому капитализму безопасную и спокойную жизнь.
Но вот смотрите, в середине 80-х годов КГБ стал единственной в мире разведывательной службой, имеющей необходимые средства для перехвата радиосигналов, исходящих из штабквартиры ЦРУ. И мы регулярно получали подтверждения самых мрачных прогнозов некоторых моих насквозь пропитанных коммунистическими идеями собратьев. Из перехватов радиообменов между Лэнгли и резидентурами ЦРУ в иностранных столицах, между Лэнгли и Федеральным резервным банком и другими организациями нам стало известно, что ЦРУ уже несколько лет вынуждено было направлять свой мощный разведывательный аппарат на борьбу с экономическими структурами своих союзников — Японии, Франции и Германии. И все это делалось ради обеспечения американской национальной безопасности.
Он замолк на минутку и повернулся, чтобы взглянуть на меня, а я воспользовался паузой и заметил:
— Ну и что? Это же происходит в любом бизнесе, обычная, так сказать, его часть.
— Да, так, — продолжал Орлов, устраиваясь поудобнее на стуле и поднимая обе ладони одновременно, будто в подтверждение своих слов. — Мы полагали, что перехватили и узнали в общих чертах, как происходит обычно отмывание денег — ну, вы знаете, что деньги переводятся со счетов штаб-квартиры в Лэнгли в Федеральном резервном банке в Нью-Йорке в отделения ЦРУ в разных странах мира. Когда нужно финансировать тайные операции по защите демократии, то, вы думаете, деньги переводятся из Нью-Йорка, скажем, в Брюссель или из Нью-Йорка в Цюрих, в Панаму, Сан-Сальвадор? Ну уж нет. Совсем не так. — Он посмотрел на меня и опять судорожно улыбнулся, а потом сказал: — Чем глубже наши финансовые гении копали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70