По соглашению с Центральным разведывательным управлением мы обязались перебирать все косточки вновь поступающим на работу сотрудникам.
— Понимаю, — согласился я.
Он имел в виду полиграф, или детектор лжи, проверку на котором обязаны проходить по нескольку раз за свою службу в ЦРУ все его сотрудники: при поступлении на службу, потом периодически во время службы и иногда после особо важных операций или в чрезвычайных случаях.
— Бен, — продолжал Траслоу, — видите ли, мы хотели бы, чтобы вы, как главное лицо в расследовании, выследили Владимира Орлова и выяснили, по мере возможности, что происходило во время его встречи с вашим тестем. Вполне может статься, что Орлов вел с Хэлом Синклером двойную игру. Мне нужно знать, так это было или не так.
— Выследить Орлова? — переспросил я.
— Это все, что я вправе сказать, пока вы не пройдете проверку. Ну а поскольку вас уже «просвечивали» раньше, то мы можем поговорить немного шире, — сказал он и нажал кнопку. Вошел Росси.
Траслоу вышел из-за своего массивного стола и, подойдя к Росси, похлопал его по плечу.
— Теперь я передаю вас в руки Чарльза, — обратился он ко мне и пожал на прощание руку. — Рад вас всегда видеть, старый приятель.
Я заметил, что Траслоу опять повернулся к амтеловскому пульту и нажал кнопку на телефонном аппарате. Выходя из кабинета, я в последний раз бегло взглянул на него. Он сидел глубоко задумавшись, его темная фигура, четко выделяющаяся на фоне яркого солнечного света, так и врезалась мне в память.
* * *
Чарльз повез меня в темно-синем служебном лимузине через реку и подрулил к ультрасовременному зданию на Кендалл-сквер в Кембридже, неподалеку от Массачусетского технологического института, компаний «Рейтсон», «Джминзим» и других крупных и престижных корпораций.
Поднявшись на лифте на пятый этаж, мы вошли в рабочее помещение с полом, покрытым серым фабричным паласом, отделанное светлыми панелями и сверкающее хромированной сталью. Прямо на стене перед нами висела серая невзрачная табличка с надписью: «Научно-исследовательские лаборатории: пропуск посетителей по особому разрешению».
Я вспомнил, что здесь некогда помещались закрытые лаборатории ЦРУ, в которых велись исследовательские работы. Об этом явно свидетельствовало все: и непонятное название на табличке, и безликость, и пугающая тишина. Я знал, что у ЦРУ были свои лаборатории и испытательные станции в окрестностях Вашингтона, а также собственное здание на Уотер-стрит в Нью-Йорке, но никак не ожидал, что они окажутся в Кембридже, на территории технологического института, однако в этом заключался особый смысл.
Без лишних слов Росси подвел меня к системе больших металлических дверей, открыл их, вставив в вертикальную щель магнитную карточку с личным шифром. Двери автоматически открылись, и мы вошли в огромный зал, в котором рядами стояли компьютерные терминалы. Перед ними сидели сотрудники и что-то набирали на пультах.
— Ну, как смотрится, а-а? — поинтересовался Росси, задержавшись на пороге зала. — Довольно скучная картина.
— Посмотрели бы вы только на нашу фирму, — сказал я в ответ.
Он вежливо улыбнулся и пояснил:
— Здесь проводится текущая проработка и опробирование почти всех проектов и планов. Изучается работа микросхем, автоматических криптографических аппаратов, приборов ночного видения и прочей новой аппаратуры. А вы знакомы с этими новинками?..
— Боюсь, что нет.
— Ну что ж, возьмем, к примеру, автоматический шифровальный аппарат. Он изобретен в Управлении военно-прикладных исследований, входящем в состав Министерства обороны.
Я согласно кивнул, и он подвел меня к работающему терминалу СПАРК-2, за которым сидел жилистый молодой бородач, увлеченно нажимая на клавиши.
— Ну вот, этот терминал создан в компании «Сан Майкросистемс», и он совместим с суперкомпьютером СМ-3, который выпускает фирма «Тинкинг машинс корпорейшн».
— Понятно.
— Как видите, Кейт разрабатывает сейчас криптографические алгоритмы текстовой части плана. Это значит, что к разработанным теоретически кодам подобрать ключ оказывается невозможным. Написанные на английском тексты затем мы можем переводить на машинный язык и придавать закодированной информации такой вид, что она по-английски звучит как ничего не значащий документ, причем не набор каких-то фраз, а складная, вполне невинная проза. После этого посредством речевого опознавательного устройства наши компьютеры смогут расшифровать текст, зашифрованный специальным вентиляционным кодом, я имею в виду так называемый ранцевый код — есть и такой.
Понять я, конечно, ничего не понял, но на всякий случай с важным знающим видом кивнул головой. Росси же, однако, оказался весьма наблюдательным человеком.
— Работа у меня нелегкая, — извиняющимся тоном произнес он. — Позвольте, я объясню все по-другому, скажем так: наш сотрудник зашифровывает секретный документ и готовит специальный сценарий для обычной радиопередачи новостей по каналам «Голоса Америки». Всем радиослушателям передача покажется обычной, но с помощью настроенного соответствующим образом компьютера ее легко можно расшифровать.
— Здорово!
— Ну и кроме того, мы еще разрабатываем целый ряд всяких нужных штучек. К примеру, в другой опытной лаборатории конструируется самая разная радиоаппаратура, а изготавливается она в серийном порядке в других местах.
— А где она применяется?
Росси покачал головой, как бы в раздумье, а потом сказал:
— Это крошечные аппаратики, сделанные из силикона и ксенона, размером всего в доли микронов. Их можно, позвольте подчеркнуть, незаметно заложить в компьютер, и они будут служить в качестве передающих устройств. Ну, есть и более интересные сферы их применения, но я просто не имею права раскрывать их. Итак, если мне позволят...
Мы вернулись в белый коридор и через него прошли в следующее секретное помещение, которое Росси открыл, вставив в вертикальную щель другую магнитную карточку. Повернувшись ко мне, он кратко напомнил:
— Здесь усиленная охрана.
Мы очутились в совершенно белом коридоре без единого оконца. На висящей прямо перед нами табличке можно было прочесть: «Допуск сотрудников по особому разрешению».
Росси повел меня по коридору и через другую сложную систему дверей мы вошли в какой-то странный на вид бетонный бокс. В центре его находилась застекленная камера, в которой стоял большой белый механизм, размерами примерно футов пятнадцать в высоту и десять — в ширину. Механизм чем-то походил на квадратный газовый баллон огромных размеров. Рядом со стеклянной камерой стояло несколько компьютеров.
— Магнитно-резонансный имиджер, — узнал я. — Видел такие в больницах. Но этот, похоже, значительно крупнее.
— Ну и прекрасно. Те аппараты, которые вы видели у медиков, работают в диапазоне от половины до полутора тесла, которыми измеряют индукцию магнитного поля. Только отдельные экземпляры, которые вам, возможно, доводилось видеть, достигают мощности в два тесла. Используются они для специальных надобностей. Сила же этого механизма достигает четырех тесла.
— Очень мощный аппарат.
— Да, и в то же время вполне безопасный. Теперь в нем кое-что модифицировано. Работами по модификации руководил я, — уточнил Росси.
Глаза его рассеянно блуждали по голым стенам бокса.
— Безопасен в смысле чего?
— Вы сейчас видите аппарат, который готовится на замену устаревшему детектору лжи. Усовершенствованный магнитно-резонансный имиджер вскоре будет применяться в ЦРУ для опросов и проверок разведчиков, руководителей разного ранга, тайных агентов и других, чтобы получить верный и точный «отпечаток» мыслей.
— Не объясните ли подоходчивее?
— Уверен, что вам известно о многих недостатках старых полиграфных систем. — Я, разумеется, знал, но хотел бы, чтобы он сам рассказал. Росси пояснил: — Работа старых детекторов лжи основывается на улавливании изменений в частоте пульсации крови и на измерении электродами уровня реагирования кожи — ее увлажнение, температуру и прочее. Методика, разумеется, примитивная, и ее результативность — какая? — всего-навсего шестьдесят процентов, а то и меньше.
— Ну хорошо, хорошо, — в нетерпении перебил я.
Росси же продолжал терпеливо объяснять:
— Советский Союз, как вам известно, вообще не применял эти штучки. Там даже проводились занятия, где объяснялось, как обмануть детекторы. Боже мой, да вы, наверное, помните то время, когда двадцать семь кубинских двойных агентов из их службы безопасности шпионили против нас, хотя их и «просвечивали» через систему проверок ЦРУ?
— Конечно же, помню, — подтвердил я.
Об этом случае широко говорили в кулуарах Центрального разведывательного управления.
— Это чертово устройство фиксирует, как вы знаете, только эмоциональную реакцию, а она очень и очень различна в зависимости от темперамента человека. И тем не менее детектор лжи остается пока главным инструментом всех проверок людей, участвующих в наших разведывательных операциях. Причем не только в системе ЦРУ, но и в разведуправлении министерства обороны, в Агентстве национальной безопасности и еще в ряде разведывательных учреждений и спецслужб. Вся безопасность их оперативных мероприятий покоится на этой аппаратуре, обеспечивая якобы точность и надежность данных и применяясь даже при проверках поступающих на службу новобранцев.
— Но ведь детектор лжи легко обмануть, — напомнил я.
— Удивительно легко, — согласился Росси. — И не только из-за социальных накладок или из-за людей, которые не замечают нормальные отклонения в человеческих чувствах, не учитывают переживания, связанные с чувством вины или озабоченности, муки раскаяния и прочие эмоциональные возбуждения. Ведь любой подготовленный соответствующим образом профессионал может обвести детектор вокруг пальца, приняв наркотики. Даже с помощью самых простых способов, к примеру, причинив себе во время теста физическую боль, можно добиться отклонений от действительности. Господи! Да просто уколите себя чертежной кнопкой.
— Ладно, уколю, — подстегнул я Росси.
— Итак, с вашего позволения, я хотел бы начать проверку, а потом отвезти вас обратно к мистеру Траслоу.
11
— Еще полчасика, — предупредил Росси, — и вам можно уходить по своим делам.
Мы стояли около застекленной камеры с магнитно-резонансным имиджером внутри и смотрели, как при помощи компьютера 3-Д воспроизводится в цвете человеческий мозг. Впереди на экране вырисовывался мозг человека, а затем его полушария и составные части отделялись друг от друга и расходились, будто дольки розоватого грейпфрута.
За монитором компьютера сидела одна из лаборанток Росси, выпускница Массачусетского технологического института, невысокая черноволосая девушка по имени Энн, и набирала различные изображения мозга. Кора головного мозга, объяснила она мне мягким, каким-то детским голоском, состоит из шести слоев.
— Мы открыли, что внешний вид головного мозга человека, говорящего правду, заметно отличается от мозга того, кто умышленно лжет, — сказала она и добавила с доверительным видом: — Я, разумеется, пока еще понятия не имею, порождаются ли такие отличия в нейронах или в глиальных клетках, но мы исследуем и этот процесс.
Она набрала на экране изображение мозга лжеца, который явно был потемнее и этим отличался от мозга говорящего правду.
— Если вас не затруднит, снимите, пожалуйста, пиджак, — предложил Росси, — так вам будет удобнее.
Я снял пиджак и галстук и повесил их на спинку стула. Тем временем Энн вошла во внутреннюю камеру и принялась настраивать аппаратуру.
— А теперь вытаскивайте все металлические предметы, — скомандовал Росси. — Ключи, ремни с пряжками, подтяжки, монеты. Часы тоже снимите. Поскольку магнит здесь мощный, железяки всякие вылетают из карманов, а часы могут встать или же собьются с хода. И бумажник выкладывайте сюда, — приговаривал он с юмором и сдавленным смешком.
— А бумажник-то зачем?
— А затем, что эта магнитная штука может размагнитить намагниченные предметы, такие как банковская кредитная карточка, магнитные записи на лентах и микродисках и все такое прочее. Нет ли у вас на голове стальной пластины или еще чего-то вроде этого? Нет?
— Нет ничего. — Я вынул все из карманов и положил на лабораторный столик.
— Ну что ж, хорошо, — заметил он и повел внутрь стеклянной камеры. — Может, вам неловко в замкнутом пространстве? Не беспокоит вас это чувство?
— Да вроде нет.
— Прекрасно. Внутри тут есть зеркало, так что можете любоваться собой, но большинство людей не любит пялить на себя глаза, распластавшись в этом аппарате. По-видимому, некоторые думают, что видят себя в своем гробу, — подметил он опять со смешком.
Я улегся на белый с колесиками стол, вроде операционного, а Энн обвязала меня ремнями. Ремни мягкой губчатой подкладкой удобно обхватили голову, удерживая ее неподвижной. Но все же ощущать себя привязанным не очень-то приятно.
Затем Энн медленно вкатила стол внутрь аппарата. Внутри него, как и предупреждали, оказалось зеркало, в котором отражались мои голова и грудь.
Откуда-то из глубины бокса послышался голос Энн:
— Включаю магнит.
И тут же из динамика, установленного рядом, я услышал, как спросил Росси:
— Ну как там, все у вас в порядке?
— Все нормально, — ответил я. — Сколько мне здесь торчать?
— Шесть часов, — послышался насмешливый голос. — Шучу, шучу. Минут десять-пятнадцать.
— Непривычно как-то.
— Все готово?
— Дайте немного освоиться.
— Вы услышите глухие стуки, — доносился голос Росси, — но они не заглушат мои команды. Понятно?
— Понятно, — в нетерпении подтвердил я.
Ремни не позволяли мне поворачивать голову, отчего я чувствовал себя неловко, поэтому еще раз попросил:
— Дайте немного обвыкнуть.
Тут вдруг раздался стук, дробный и ритмичный. Он сопровождался другим ритмичным звуком.
— Бен, — отчетливо раздался в динамике звенящий голос Росси. — Я собираюсь задать вам ряд вопросов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70