Там мы въехали прямо в подземный гараж неприметного служебного здания без всяких вывесок и табличек. Я знал, что у ЦРУ есть несколько домов в Кристал-Сити и его окрестностях, этот, несомненно, тоже был одним из них.
До лифта и седьмого этажа меня сопровождал шофер, дальше он повел меня по длинному коридору, стены которого были окрашены в желтовато-коричневый цвет, как принято во всех правительственных учреждениях. Меня привели в комнату номер 706, выкрашенную в темный, неровный, напоминавший замерзшее ночное окно цвет. Там нас встретил дежурный референт и провел во внутренние помещения, где представил бородатому невропатологу, по виду индийцу лет сорока, назвавшемуся доктором Санья Мехта.
Без сомнения, вам любопытно, пытался ли я прочесть мысли сопровождавшего меня шофера или людей, мимо которых проходил по коридору. Отвечу сразу: да, пытался. Шофер был тоже из ЦРУ, да и одет был в такую же униформу, что и тот водитель, который привез меня в особняк. Но от него я не узнал ничего. Самое большее, что мне удалось узнать, пока шел по коридору, это то, что здание действительно принадлежит Центральному разведуправлению и используется для научно-технических работ.
С доктором Мехта получилось все наоборот. Не успел я поздороваться с ним, как прочитал его немой вопрос: «Можете ли вы слышать мои мысли?»
Поколебавшись немного и решив больше не прикидываться простачком, я громко ответил:
— Да, могу.
Он жестом пригласил меня присесть и мысленно спросил: «А мысли других людей вы тоже можете слышать?»
— Нет, — начал я объяснять. — Только тех людей, которые...
«Только мысли, имеющие характерные особенности. Скажем, те, которые возникают под влиянием сильных переживаний, верно?» — услышал я.
Улыбнувшись, я согласно кивнул.
Затем я услышал какую-то фразу на незнакомом языке и предположил, что она выражена на одном из языков Индии.
Тут доктор Мехта впервые заговорил:
— На хинди вы ведь не говорите? Не так ли, мистер Эллисон?
По-английски он говорил как истинный англичанин.
— Нет, не говорю.
— Ну а я двуязычный, что означает, что свободно думаю и говорю на хинди и по-английски. Так вы сказали мне, что не понимаете мои мысли, выраженные на хинди? А вы слышите их? Верно ли?
— Верно.
— Но, разумеется, не все мои мысли, — продолжал он. — За минувшие пару минут я кое о чем подумал на хинди и на английском. У меня возникли, наверное, сотни разных мыслей, если так можно назвать поток всяких идей. Но вы можете различать лишь те из них, которые я продумываю с большим напряжением.
— Полагаю, что так оно и есть.
— Не можете ли пересесть сюда на минутку?
Я снова согласно кивнул.
Он встал из-за стола и вышел из комнаты, затворив за собой дверь.
Я сел на его место и внимательно оглядел стоящую на столе коллекцию пластмассовых сувенирных пресс-папье, установленных так, что они обрушатся, если их качнуть, и вскоре услышал другие мысли. Голос был женский, высокий и с болью: «Они убили мужа... Убили Джека. О Боже мой. Они убили Джека».
Минуту спустя доктор Мехта вернулся.
— Ну как? — спросил он.
— Я слышал голос, — ответил я.
— Чей?
— Женский. Она думала, что ее мужа убили. Мужа зовут Джек.
Шумно вздохнув, доктор Мехта медленно покачал головой и спросил:
— Ну как?
— Что как?
— Вы больше ничего не слышали, кроме этих мыслей, не так ли?
Он придал слову «слышать» то же значение, какое и я имел мысленно в виду.
— Все было тихо.
— Вот. Но до того были и другие мысли — тут вы правы. Интересно, очень интересно. Я допустил бы, что вы улавливаете горе, страдание. Но вы не распознаете переживания, чувства. Похоже, что слышите только описательные мысли, выраженные в словах, верно?
— Да, верно.
— Ну а можете рассказать точно, что слышали?
Я повторил то, что слышал.
— Так и было, — подтвердил он. — Великолепно. А как вы отличаете голос человека от услышанных мыслей?
— Ну... тембры разные, звучат они по-разному, — пытался я объяснить. — Все равно что фразу сказать — это одно, а прошептать — другое. Или... похоже на то, когда мысленно вспоминаешь разговор со всеми модуляциями, интонациями и прочими атрибутами. Я воспринимаю слова, произнесенные голосом, совсем по-другому, нежели мысленные слова.
— М-да, интересно, — заметил доктор Мехта.
Он встал, взял со стола пресс-папье в виде Ниагарского водопада, повертел его в руках и поставил на полку позади рабочего стола.
— Но первого-то голоса вы не слышали, а?
— Не знаю, был ли тот голос.
— Был, мужской голос, с другой стороны этой стены, но говорившего попросили думать спокойно, без эмоций. Второй голос принадлежал женщине. Она была в той же комнате, ее проинструктировали представить себе мысленно что-то ужасное и думать об этом с особым напряжением. Комната, между прочим, звуконепроницаема. Третий голос, который вы тоже не уловили, исходил также от женщины, но она находилась в другой комнате, в сотне ярдов отсюда.
— Вы сказали, что она мысленно представила себе... — сказал я, — то есть вообразила, что ее мужа и впрямь убили.
— Да, это так.
— А не значит ли это, что я не сумел отличить ее подлинные мысли от придуманных?
— Можно и так сказать, — согласился Мехта. — Интересно, не так ли?
— Но это оценка неполная, — ответил я.
Затем он целый час гонял меня по всяким тестам, чтобы уточнить, насколько чувствителен мой дар, какой должен быть уровень эмоций, чтобы я улавливал звучание мыслей, на каком расстоянии от меня должен находиться «подслушиваемый» субъект и другие вопросы. В конце он дал такое объяснение:
— Как вы и предполагали, ваша необычная способность является результатом воздействия магнитного поля МРИ на ваш мозг.
Он закурил сигарету «Кэмел». Пепельница у него была сувенирная, но дешевенькая, из тех, что изготовляют в Уолл-Драге в Южной Дакоте.
Выпустив целый клуб дыма, что, видимо, помогало ему сосредоточиться, он продолжал:
— Многое о вас мне не известно, знаю лишь, что вы адвокат и что вас собираются использовать в Центральном разведывательном управлении. Так или иначе больше этого знать мне не положено. Ну а сам я являюсь заведующим психологическим отделом ЦРУ.
— Стало быть, психологические тесты, допросы и все такое прочее?
— В основном — да. Полагаю, мои сотрудники еще подвергнут вас разным тестам, прежде чем направить на учебу на «ферму» или для засылки куда-нибудь, ну и, само собой разумеется, после выполнения задания. Досье на вас забрали, стало быть, знать больше того, что я сказал, при всем своем желании не могу. И желания такого у меня нет. — Выпустив еще один клуб дыма, он продолжал далее: — Ну а если вы ожидаете, что я просвещу вас насчет вашей способности читать мысли, то, к сожалению, должен вас разочаровать. Когда Тоби Томпсон пришел ко мне несколько лет назад, я подумал, что он — спятил.
Я только улыбнулся.
— Скажу честно, — заметил он далее, — я не из тех, кто верит в чудеса. Не потому, что по своей сущности тут все нелепо и смешно. Имеется немало свидетельств, чтобы утверждать, что некоторые особи животных обладают способностью даже общаться таким образом, я имею в виду дельфинов и собак. Но мне никогда не доводилось встречать свидетельства, ну, если не считать очень уж недостоверных анекдотических сообщений, что и люди имеют подобные свойства.
— Полагаю, теперь вы думаете по-другому, — предположил я.
Мехта лишь рассмеялся и пояснил:
— Мысли рождаются в самых разных частях человеческого головного мозга: в гиппокампах, лобовой части коры и в других местах коры. Один из моих коллег, некто Роберт Галамбос, выдвинул теорию, что процесс мышления совершается с помощью глиальных клеток, а вовсе не нейронов. Вы, наверное, слышали про так называемый «центр Брока»?
Я ответил, что только слышал такой термин, а вот о его значении понятия не имею.
— Ну тогда слушайте. Французский хирург Пьер-Поль Брока открыл, что участок человеческого мозга, ведующий речью, находится в левой лобовой доли. Именно там, по Брока, располагается речевой механизм. В другом месте, известном под названием «поле Вернике», мы воспринимаем и осознаем речь. Оно находится в левой височной и теменной долях. Я утверждаю, что, когда одна из этих долей, скорее всего «поле Вернике», хотя бы немного нарушена под воздействием сильного магнитного поля, излучаемого магнитно-резонансным имиджером, то нейроны перестраиваются. Вот это-то и дает вам возможность «слышать» приходящие колебания низкой частоты, излучаемые из «поля Вернике» в мозгу других людей. Нам издавна известно, что мозг посылает такие электрические сигналы. Ну а вы, как я считаю, просто-напросто воспринимаете их. Вы наверняка знаете, что мы иногда «слышим» собственные мысли, будто они произносятся голосом.
— Да, иногда «слышим».
— Так вот. Я полагаю, что в определенный момент такого мышления в речевых центрах мозга происходит совпадающее действие. И вот тогда-то, именно в этот момент, и вырабатываются электрические сигналы. Ну ладно, хватит об этом. Недавно ученые, изучающие это явление, сделали два серьезных открытия.
Одно из них описывается в научном докладе, опубликованным два года назад в журнале «Сайенс» группой исследователей из центра Джона Гопкинса. Они открыли, что могут воспроизвести и компьютерный имидж процесса мышления человека. Они подсоединили электроды к мозгу обезьяны и применили компьютерные графики, чтобы проследить электрические сигналы, излучаемые той частью головного мозга, которая контролирует двигательные функции. Таким образом, прежде чем макака начинала двигаться, они смогли за тысячную долю секунды увидеть на экране компьютера электрические сигналы ее мозга. Поразительно! Мы и впрямь можем разглядывать процесс мышления, совершающийся в мозгу.
Ну а второе открытие сделано несколькими геобиологами из Калифорнийского технологического института. Они открыли, что человеческий мозг содержит вещество, состоящее из семи миллиардов микроскопических магнитных кристалликов. По сути дела, каждый магнит представляет собой скопление намагниченных кристалликов из железистых минералов. Эти ученые заинтересовались: нет ли какой-нибудь связи между раком и электромагнитным полем, ибо до сих пор не выяснено, имеют ли магнитные кристаллы что-либо общее с раком. Но мои коллеги, и я в том числе, ломаем голову над проблемой: а что, если мы сможем с помощью магнитно-резонансного имиджера как-то изменить структуру этих крохотных магнитиков в человеческом мозгу, скажем так — перестроить их? Вот вы являетесь адвокатом, специалистом по патентному праву, следовательно, можно предположить, что следите за техническими новинками и технологическими разработками.
— Ну, в общем и целом да, слежу.
— Так вот, еще в начале 1993 года было объявлено об ошеломляющем прорыве, сделанном почти одновременно японским конгломератом по производству компьютеров «Фуджи-су» и Японской телеграфной и телефонной корпорацией, а также технологическим университетом города Граца в Австрии. Применяя совершенно разные методики биокибернетики, фиксируя различные электрические импульсы, излучаемые мозгом, посредством электро-энцефалографических приборов они узнали, что человек действительно может управлять некоторыми специально сконструированными компьютерами, отдавая им команды мысленно. С помощью мысленных приказов подопытный субъект может передвигать стрелку на компьютерном экране и даже печатать буквы. Вот вкратце про это явление. На данный момент нам известно лишь, что такое возможно.
— А почему же в таком случае нельзя вызвать аналогичную способность у любого другого индивида?
— Ну, видите ли, на этот вопрос ответить очень и очень трудно, — подчеркнул доктор. — Возможно, здесь как-то должен затрагиваться участок коры, где расположено «поле Вернике». А возможно, это зависит от количества или плотности нервных клеток в этом поле. А что касается конкретно вас, то тут есть какая-то связь с вашей фотографической памятью. По правде говоря, я об этом ничего не знаю, одни только ничем не обоснованные предположения. Но что бы там ни предполагалось, как бы ни складывались обстоятельства, с вами такое произошло. И сделало вас поистине весьма ценным индивидом.
— Ценным? — поинтересовался я. — Для кого ценным?
Но доктор Мехта уже повернулся и вышел из комнаты.
29
— Я вполне удовлетворен, — заявил Тоби Томпсон. И в самом деле по нему было видно, что он рад безмерно.
Я сидел в стерильной, залитой светом белой комнате для допросов и смотрел на Тоби, находящегося в смежной комнате за большим и толстым листом стекла. Стекло было все заляпано отпечатками пальцев, а свет в комнате был столь яркий, что легко можно потерять счет времени и забыть, что уже восемь утра, а я не спал всю ночь. Комната располагалась в подземелье неказистого служебного здания, построенного в 60-х годах.
— Ответь мне на несколько вопросов, — попросил я. — Зачем здесь стеклянный барьер? И почему бы тебе не оборудовать эту комнату заглушающими устройствами СНЧ, как в том конспиративном доме?
Тоби лишь тоскливо улыбнулся.
— Да она оборудована. Но лучше не рисковать. Я не очень-то доверяю всякой технике. А ты как, доверяешь?
Но мне не хотелось придавать беседе шутливый тон, я очень устал после тестов доктора Мехты, длившихся свыше часа.
— Если бы мне удалось бежать... — начал я рассказывать.
— То мы не остановились бы ни перед чем, лишь бы изловить тебя снова, Бен. Ты слишком ценен для нас. Видишь ли, по всем твоим психологическим параметрам, имеющимся в нашем распоряжении, выходило, что от тебя можно ожидать попытки побега. Поэтому я особо и не удивился. Ты ведь, Бен, должен помнить, что, уволившись из ЦРУ, ты перестал ощущать запах семьи.
— А что это такое, запах семьи?
— Этот энтомологический термин применяется к муравьям. Ты же помнишь мое увлечение муравьями.
Я вспомнил, что до второй мировой войны Тоби учился на энтомолога, но война круто изменила его судьбу, и он занялся военной разведкой, сначала в Управлении стратегических служб, а потом в ЦРУ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70