— Бен, все это враки, не может быть такого.
— И ты не узнала, как его зовут?
— Меня как обухом по голове ударило! Я едва могла говорить.
— Ну а как он хотя бы выглядел?
— Такой высокий. Очень светлокожий, почти альбинос. Блондин, волосы даже очень светлые. С виду сильный, но какой-то женственный. Не знаю, может, гермафродит. Он сказал, что выполняет секретное задание Центрального разведуправления, — рассказала она и добавила тихим голосом: — Он сказал, что они там расследуют, как он назвал, слухи о том, не мог ли папа присвоить деньги, и поэтому ему нужно выяснить, не остались ли после папы какие-нибудь бумаги, не говорил ли он мне что-нибудь. Может, оставил коды к счетам. В общем, все, что может быть связано с этим делом.
— А ты сказала ему, чтобы они не совались со своими ослиными мордами, а?
— Я сказала ему, что произошла какая-то ужасная ошибка, спросила, ну ты знаешь, какие у них есть доказательства, и все такое прочее. А парень сказал что-то невразумительное, что они опять будут спрашивать меня, пока же они будут уточнять, что мог отец сообщить мне. А потом он сказал...
Тут ее голос сорвался, и она прикрыла глаза ладонью.
— Ну, давай дальше, Молли.
— Он сказал, что присвоение денег, по всей вероятности, как-то связано с убийством отца. Еще он знал про фотографию... — она опять прикрыла глаза ладонью.
— Он сказал, что из ЦРУ сильно жмут, чтобы все эти домысли и слухи выпустить на свободу, сообщить газетам и телевидению. Я ответила, что они не могут так поступить, все это вранье погубит репутацию отца. А он сказал: «Мы тоже не хотели бы так делать, мисс Синклер, все, что нам нужно, — это ваше содействие».
— Ой, Боже мой, — только и смог я вымолвить.
— Это все имеет какое-то отношение к Корпорации, а, Бен? С тем, что ты там собираешься делать вместе с Алексом Траслоу?
— Да, — наконец решился я. — Да, думаю, что имеет.
17
На следующий день ни свет ни заря — и в самом деле, должно быть, очень рано, так как Молли еще не вставала, — я продрал глаза, оглядел по привычке комнату и увидел, что на радиочасах со светящимся циферблатом еще нет и шести.
Рядом спала Молли, свернувшись калачиком и подложив ладони под груди. Мне всегда нравилось смотреть, как она спит: по-детски беззащитная, волосы спутаны, макияж стерт. Спит она более глубоко, нежели я. Временами мне кажется, что от сна она получает большее удовольствие, чем от секса. Но и просыпается зато посвежевшей, веселой и бодрой, будто только что вернулась из краткосрочного отпуска, где чудесно отдохнула. Я же отхожу от сна в подавленном состоянии, оцепеневшим и раздраженным.
Я встал с постели и по холодному паркетному полу прошел в уборную, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить ее. Но ее не так-то просто оторвать от сновидений. Затем я вернулся к постели и присел рядом с ней на краешек, склонив голову над ее головой, надеясь «подслушать» что-нибудь из ее грез. Но рассказать, что из этого вышло, вряд ли удалось бы. Ничего связного я не уловил, никаких, даже отдельных, кусочков мыслей не «услышал», как «слышал» их вчера.
Я разобрал только отдельные звуки вроде музыкальных тонов, которые вовсе не походили на речь на каком-либо знакомом мне языке. Впечатление было такое, будто я крутил маховичок настройки радиоприемника в каком-то иностранном государстве. И вдруг послышался довольно отчетливо набор каких-то слов. «Компьютер», разобрал я, затем какое-то слово, похожее на лису, и «монитор» и, наконец, внезапно — «Бен», ну, а потом опять пошли бессмысленные музыкальные звуки.
И тут Молли вдруг проснулась. Почувствовала ли она мое дыхание на своем лице? Медленно открыв широко глаза, она в недоумении уставилась на меня и резко приподнялась.
— Вен, что случилось? — встревоженно спросила она.
— Ничего.
— А сколько сейчас времени? Семь?
— Да всего шесть.
Я немного поколебался в раздумье, а потом все же решился:
— Я хочу поговорить с тобой.
— А я хочу спать, — заныла она и закрыла глаза. — Потом поговорим.
Перекатившись на другую сторону постели, она вцепилась в подушку.
Я слегка коснулся ее плеча:
— Молли, милая моя. Мы должны поговорить.
Не раскрывая глаз, она пробормотала:
— Ну валяй говори.
Я опять коснулся ее плеча, на этот раз она открыла глаза и, спросив: «Что такое?», — медленно поднялась и села на кровати.
Обойдя кругом постель, я подошел к ней, и она подвинулась, освобождая мне место.
— Молли, — начал было я и запнулся.
Как бы сказать ей? Как объяснить такое, чего и сам толком не понимаешь?
— Ну?
— Мол, мне это и в самом деле трудно объяснить. Думаю, тебе лучше сейчас просто послушать. Знаю, что ты даже не поверишь, я бы наверняка и сам не поверил — но пока только выслушай. Хорошо?
Она с подозрением бросила на меня взгляд:
— Это что, имеет какое-то отношение к тому парню в больнице?
— Ну пожалуйста, просто послушай. Видишь ли, тот человек из ЦРУ по-хитрому подъехал ко мне и упросил пройти проверку на магнитно-резонансном детекторе лжи.
— Ну и что? Зачем ты это говоришь?
— Думаю, что детектор что-то сделал со мной... с моими мозгами.
Глаза у нее от беспокойства широко раскрылись, затем поползли вверх брови:
— Что произошло, Бен?
— Ничего. Послушай меня. Какая-то невероятная история, Молли. Ну веришь ли ты хоть капельку, что у некоторых людей может быть дар экстрасенса?
— Это у твоего клиента, о котором ты говорил вчера вечером? — спросила она. — Никакого клиента и не было, не так ли? — и тяжело вздохнула: — Ой, Бен.
— Послушай, Молли...
— Бен, у меня есть кое-какие знакомые, и ты сможешь посоветоваться с ними. У нас в больнице...
— Молли...
— Очень хорошие, приятные люди. Заведующий психиатрическим отделением для взрослых особенно...
— Ради Бога, Молли. Не волнуйся. Я еще не рехнулся. Со мной все в порядке. Ты же знаешь, что за последние десятилетия появилось немало исследований, в которых доказывается достаточно аргументированно, если отнестись к этому без предубеждения, что некоторые люди могут улавливать мысли других людей. Вот гляди, — продолжал я. — В феврале 1993 года на ежегодном собрании Американской ассоциации содействия наукам выступал с докладом один психолог из Корнуэлла. Его доклад запротоколирован. Он представил железные статистические выкладки, что экстрасенсорное восприятие существует, что человеческие существа и в самом деле могут читать мысли других людей. Его доклад принят для опубликования самым престижным журналом в области психологии. А председатель ученого совета факультета психологии Гарварда отозвался о его докладе как о «весьма убедительном». — Молли сидела с надутым видом, больше не глядя на меня, но я не обращал внимания на нее и настойчиво продолжал: — До недавних пор я никогда не обращал внимания на эти явления. В мире полно всяких мистификаторов и шарлатанов, а я всегда считал таких людей недалекими, если не сказать хуже. — Теперь я стал запинаться, нести всякую чепуху, отчаянно пытаясь говорить рационально, обоснованно и, по-возможности, убедительно, как обычно говорят адвокаты. — Позволь, я поясню тебе суть. Дело в том, что ЦРУ, КГБ и целый ряд других разведывательных служб в разных странах — думаю, и израильская разведка Моссад в том числе — издавна интересуются тем, как использовать в целях шпионажа тех людей, которые обладают хоть чуть-чуть «психическими» способностями — лучшего слова пока я не подобрал. Ради поисков таких людей даже разработаны широкие программы — это установленный факт, — а когда таких находят, то стремятся привлечь для целей шпионажа. Помню, когда я работал в Центральном разведуправлении, слышал всякие слухи о специальных программах. А теперь и сам я кое-что почитал об этом.
Молли медленно покачивала головой, и я не мог понять от чего: от неверия или от скорби. Она дотронулась до моей коленки и сказала:
— Вен, как ты думаешь, Алекс Траслоу имеет ко всему этому какое-то отношение?
— Выслушай меня. Когда я... — Тут я сбился и задумался. — Гм?
Тогда я поднял руку, прося ее замолчать, и попытался сперва отключиться, а затем стал внимательно прислушиваться. Конечно же, она очень расстроилась, и это отчетливо сказалось на ее мыслях.
«Розенберг, — услышал я четко голос ее мыслей. Я прикусил губу и стал слушать еще внимательнее. — Показать ему эти гребаные штучки Траслоу. Ему трудно будет вернуться обратно после общения со всеми этими шпионами, после того, что с ним произошло. Там пиши пропало. Стэн Розенберг уделит ему внимание сегодня же, если я попрошу его лично для меня...»
Тут я не вытерпел и вмешался:
— Молли, ты же ведь собираешься позвонить Стэну Розенбергу, правда? Ему ведь, не так ли?
Она с печалью во взоре посмотрела на меня:
— Это наш новый заведующий психиатрическим отделением. Я говорила тебе о нем раньше, разве не помнишь?
— Нет, Молли, нет. Никогда не говорила. Ты только думала сейчас о нем. — Она согласно кивнула головой и посмотрела отсутствующим взглядом вдаль. — Молли, ну послушай меня еще хоть секундочку. Вспомни кое о чем, припомни что-то такое, о чем я никак не смогу додуматься.
— Бен, — ответила она с вымученной улыбкой на устах.
— Вспомни... ну припомни хотя бы имя твоей учительницы в начальной школе. Вспомни, Молли.
— О'кей, — терпеливо согласилась она. Затем, закрыв глаза, будто силясь вспомнить что-то, она начала припоминать, и я отчетливо услышал ее думу:
«Миссис Носито».
— Ее звали миссис Носито, не так ли?
Молли молча подтвердила, а затем раздраженно спросила:
— Что все это значит, Бен? Ты что, потешаешься надо мной?
— Послушай меня, черт бы все побрал. Со мной что-то сделали в лаборатории Росси. Как-то подправили мои мозги, что-то сотворили с ними. Мои мозги несколько свихнулись, что-то с ними сделалось. Я выскочил из их лаборатории, умея — как бы тебе объяснить? — слышать, читать или как-то еще улавливать мысли других людей. Конечно, не все время и не все мысли. Только те, которые приходят в голову людям в состоянии гнева, страха или возбуждения, — но я так или иначе улавливаю их. Очевидно, кто-то открыл, что очень мощная магнитно-резонансная машина может влиять на мозги и подправлять их, или, по меньшей мере, мозги отдельных людей...
«Пять-пять-пять-ноль-семь-два-ноль. Когда он уйдет в ванную или поднимется наверх, я позвоню Морин. Она решит, что делать...»
— Молли. Послушай. Ты же ведь собираешься позвонить какой-то Морин. Номер телефона 555-07-20. — Она тупо уставилась на меня. — Не могу я объяснить, как это происходит, Молли. Ну не знаю, и все тут. Поверь мне, Молли.
Она по-прежнему не отводила от меня непонимающего взгляда, глаза ее застилали слезы, рот приоткрылся от удивления.
— Как это у тебя получается? — только и смогла прошептать она.
О-о, слава тебе Господи! Слава Богу! Она заговорила здраво.
— Молли! Подумай кое о чем — о том, о чем я, возможно, даже пока не знаю. Ну пожалуйста.
Она подогнула ноги к груди, обняла колени и крепко задумалась. И я услышал ее мысль:
«Троллоп. Никогда не читали его „Башни Барчестра“. Хотелось бы мне почитать в свободное время. В следующий отпуск...»
— Ты думаешь о том, что никогда не читала книгу Троллопа «Башни Барчестра», — очень внятно сказал я.
Молли медленно, но едва слышно вздохнула:
— О-о, нет, нет... О-о, нет, — повторила она, и я просто-напросто обалдел, увидев ее лицо не то чтобы изумленное, но безмерно испуганное: — О-о, Бен, нет, не может быть, пожалуйста, не надо!
* * *
Она подергала себя туда-сюда за подбородок, как бы непроизвольно, в глубоком раздумье. Потом встала с постели и зашагала взад-вперед.
— Ну а ты согласен показаться кому-нибудь из моей больницы? — спросила она. — К примеру, невропатологу, которому мы могли бы рассказать все как было?
Я долго думал, как быть, и наконец сказал:
— Нет, не думаю, что стоит.
— Почему же нет?
— Да кто мне поверит?
— Ну если ты расскажешь им все, что сказал мне, а еще лучше продемонстрируешь свои способности, то как же они не поверят тебе?
— Да, ты права. Ну и что из того? Что это нам даст?
Она в отчаянии ударила рукой об руку, а потом, подбоченясь, спросила:
— Как все это случилось? — голос ее звенел на пределе. — Как это могло произойти?
— Молли, — сказал я, поворачиваясь, чтобы посмотреть на нее, а она в этот момент вертела в руках какую-то морскую раковину, взятую с туалетного столика. — Что случилось, то случилось. Никто не скажет мне того, о чем я сам не знаю.
Молли внимательно посмотрела на меня:
— Ну а что известно Алексу Траслоу, ты знаешь?
— Что? Насчет меня? Может, ничего. Я не дал Росси вообще ничего узнать — ну, по крайней мере, я так думаю...
— А ты говорил с Алексом насчет этого?
— Да нет еще.
— А почему?
— Да... не знаю.
— Позвони ему сейчас же.
— Он в Кемп-Дэвиде. — Молли как-то насмешливо посмотрела на меня. — Он там разговаривает с самим президентом, — пояснил я.
— Выпрашивает диктаторские полномочия? Понимаю, ну а Биллу Стирнсу ты говорил?
— Да нет, не говорил.
— А почему не говорил? — спросила она, подумав.
— Что ты имеешь в виду под словом «почему»?
— Я имею в виду, что ты боишься чего-то?
— Молли, ну не нужно. Дальше...
— Нет, Бен, подумай еще разок.
Она обошла кровать и присела около меня, водя пальцем по раковине.
— Компанию «Траслоу ассошиейтс» наняли, чтобы разыскивать пропавшие денежки; работа, как я понимаю, сверхсекретная, поэтому к тебе подослали какого-то парня из ЦРУ, ну а он под видом проверки на детекторе лжи пропустил тебя через эту чертову штуку — супердетектор лжи, как тебе объяснили. Может, он таковым и является, не знаю. Тогда все о'кей. А может, этот же сверхмощный имиджер еще воздействует — назовем это побочным эффектом — и на человеческие мозги или на какие-то его отдельные участки? И они знают об этом? И таким образом вызывают у людей способность прослушивать волны, излучаемые мозгом других? Я хочу узнать, как ты догадался, что им известно, что с тобой стало или что может с тобой статься?
— Видишь ли, после того как с нами вчера это случилось — с тобой в больнице, когда на тебя наехал тот парень, и со мной, — как можно думать иначе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70