Перекур. Возчики закуривают цигарки.Доносятся хрипловатые голоса:— Чаво?… Чаво тебе ишшо, то вперед, то назад… Говорили ж тебе, што станция не туды, а сюды. Лошади у нас не казенные…Раздается надсадное кряхтенье, нуканье, тпруканье, скрип колес, и невидимый обоз трогается обратно.Сопят кони, скрипят телеги, люди покрикивают на лошадей.— Давай, давай, товарищи! — кричит парень. — Скоро прибудем… — Оборачивается к Славушке: — А теперь познакомимся, — говорит он с неподдельной искренностью и представляется: — Шифрин, Давид.— Ознобишин.Пожимают друг другу руки.— Ты есть хочешь? — спрашивает Славушка.— Как собака, — со вздохом отвечает Шифрин. — Только я абсолютно пустой.Славушка молча протягивает ему яйцо.— Откуда ты взял?Они на ходу облупливают одно яйцо за другим.Шифрин сообщает, что он из Орла, член городского райкома комсомола — есть еще железнодорожный райком…Комсомольцев срочно, по тревоге, собрали в штаб ЧОНа, вооружили и отправили на Змиевку. Со станции их повезли в какое-то село, до вечера продержали в дубовой роще, ждали не то бандитов, не то какого-то восстания. Ничего толком не объяснили, сказали, что операция секретная и никому ничего не следует знать. Вечером ввели в село и разместили в школе. На ужин ничего не дали, сказали, что хлеб за ужин отдадут за завтраком. Ребята улеглись между партами, а когда ночью Шифрин проснулся, в школе никого не оказалось. Его забыли. Забыли разбудить. Сторожиха сказала, что отряд отправился обратно на станцию. Тогда Шифрин взял винтовку и отправился вслед за товарищами.— А что за обоз?Шифрин шел себе и шел, было холодно и, признаться, страшновато. А тут навстречу обоз. Он собрался с духом и вышел наперерез. Что за обоз? С оружием. С каким оружием? Мобилизовали, везем на станцию. Какая-то воинская часть, вступившая в деревню, мобилизовала шесть подвод, на телеги погрузили ящики со снарядами и приказали везти на станцию.Шифрину показалось, что мужики едут не то к белым, не то куда-то еще, но только не на станцию. Шифрин приказал мужикам повернуть. Они пытались возражать, но Шифрин пригрозил расстрелять каждого, кто не подчинится, мужики было загалдели, но потом кто-то сказал «пес с ним!» — и поехали.— Куда?— Я думал, что на Змиевку.— А ты способен кого-нибудь застрелить?— Не знаю, — признался Шифрин. — Я очень боялся…Мужикам ничего не стоило накостылять им обоим по шее, однако такая мысль, кажется, даже в голову никому не пришла, не привык мужик обходиться без начальства, кто палку взял, тот и капрал!Пошли молча, вслушиваясь в монотонный скрип колес.— Не знаешь, далеко еще до Змиевки? — прервал молчание Шифрин.Славушка мысленно прикинул:— Верст пять…— А сам-то ты идешь по каким делам? — поинтересовался Шифрин.— По общественным!— Ты комсомольский работник?— Я председатель волостного комитета Союза молодежи, — объяснил Славушка не без гордости.— Ты что-то путаешь, — недоверчиво сказал Шифрин. — В комсомольских организациях нет председателей, есть ответственные секретари…Шифрин посчитал своим долгом просветить нового знакомого. Устав РКСМ он знал назубок, знал все инструкции и циркуляры, на эту тему он мог говорить без устали.— А в Орел зачем? — спросил Шифрин, решив, что Ознобишин едет в Орел.— Я не в Орел.— А куда?— Мне нужен политотдел Тринадцатой армии.— Зачем?Вот этого он сказать не мог!— За литературой? — догадался Шифрин. — Сейчас все туда обращаются за литературой…Так за разговорами дотащились они до Змиевки.Стояла глубокая ночь.На станции царила суматоха.Везде полно солдат, суетится начальство, что-то грузят, что-то выгружают, гудят паровозы…Едва подводы показались у станции, как подбежали два командира, один в кожаной куртке, другой в длинной кавалерийской шинели.— Снаряды? Снаряды? — закричал тот, что в шинели. — Где только вы прохлаждались!— Опоздай еще на полчаса, — гневно добавил тот, что в куртке, — мы отдали бы вас под суд.Им приказали въехать по деревянному настилу прямо на перрон, на пути стоял поезд, на открытых платформах сидели красноармейцы и ждали ящики со снарядами. Не успели возчики остановиться, как красноармейцы осыпали их такой бранью, что Славушка и Шифрин не посмели раскрыть рта, безропотно помогли перегрузить ящики на платформы и ретировались, чтобы не услышать чего-нибудь в свой адрес еще и от мужиков. 31 На станции скопилось пять или шесть паровозов. На четырех колеях стояли поездные составы. Три паровоза смотрели в сторону Белгорода, один на Орел. По первому пути метался взад-вперед одинокий шалый паровоз. Останавливался у перрона, раздраженно гудел, срывался с места, уходил в темноту, в сторону Белгорода, через несколько минут появлялся опять, снова останавливался, снова гудел и бросался в противоположную сторону. У всех вагонов царила несусветная сутолока. Это были товарные вагоны. Редко где попадались классные, их чаще называли штабными, хотя штабы в них размещались не так уж часто. Люди лезли в вагоны, грузили пулеметы, тюки, мешки, истошно орали, спорили, замолкали и опять принимались кричать.Мальчики шли от вагона к вагону, на них никто не обращал внимания, и Шифрин заунывно повторял все тот же вопрос:— Где ЧОН… ЧОН? Где ЧОН?— А иди ты со своим ЧОНом…Наконец какой-то железнодорожник сжалился над ними:— Какой вам еще ЧОН, ребята?— Орловский, коммунистический отряд. Часть особого назначения. Выходили на поддержку…Железнодорожник меланхолично свистнул.— Тю-тю ваш ЧОН! Давно уж в Орле.— Не может быть!— Когда еще погрузились! Паровоз, что их возил, давно вернулся…— Предательство! — возмутился Шифрин. — Бросить своего бойца…Ну и ночь! В сизый сумрак врисовываются черные квадраты. Чиркнут спичкой, мелькнет вдали тусклый фонарь, и опять ночь черным-черна, и сырость, и грязь, и холод, и все на ощупь.— Что же делать?— Знаешь что? — Славушка взял Шифрина за плечо. — Давай рванем?— Куда?— На фронт. — В темноте продолжалась исступленная погрузка, все что-то волокли, тащили, поднимали, запихивали в вагоны, матерились и волокли снова. — Чувствуешь, куда?— На фронт.— Вот и мы…— А кто нас возьмет? Кроме того, ты сказал, тебе нужно в политотдел?— А мы доберемся до политотдела и попросимся.— Тебе сколько лет?— Какое это имеет значение!— Есть постановление — ребят моложе шестнадцати лет в армию не направлять.— В бою не интересуются возрастом бойцов!— Верно, но их возрастом интересуются до того, как пошлют в бой.— Можно и нарушить постановление…— А комсомольская дисциплина? Да ты и не удержишь винтовки! Попросимся на политработу…С этим Славушка готов согласиться, быть политруком привлекательней, чем таскать винтовку. Случается, слово разит сильнее пули: «Товарищи! В этот решительный час… Когда решается судьба… Ррродины и ррреволюции! Умрем или…»— Ты думаешь, могут послать?— Попробуем прежде найти политотдел.Они опять идут вдоль вагонов, и никому нет до них дела.— А если мы вражеские лазутчики? — глубокомысленно замечает Славушка. — Высматривай, сколько влезет?— А революционное чутье? — возражает Шифрин. — Были бы мы лазутчики, нас давно бы загребли…Остановились у штабного вагона.— Вам что, ребята? — интересуется часовой.— Командира, — строго произносит Шифрин.— Для чего?— Мы из Коммунистического союза молодежи.— Залазьте, — разрешает часовой. — Кличьте Купочкина.В фонаре над дверью тускло мерцает стеариновая свеча. Стелются черные тени. Кто храпит, кто сопит, кто вовсе не подает признаков жизни. Поди узнай командира!— Товарищ Купочкин! — неуверенно лепечет Шифрин. — Нам товарища Купочкина!— Чевой-то? — спрашивает кто-то с верхней полки.— Нам Купочкина…— А ну подходьте… — И, когда мальчики подошли: — Вы кто есть?— Представители РКСМ.— На фронт проситесь? Ладно, сидайте. Утром разберемся.— Мы разыскиваем политотдел армии, — произносит Шифрин индифферентным тоном. — Не будете ли вы так любезны?…— А сюда зачем попали? — Собеседник спускает с полки ноги в громадных яловых сапогах. — Документы есть?Шифрин протягивает комсомольский билет, но Купочкин даже не берет его в руки, — что можно рассмотреть в таком мраке?— Ребята вы, ребята… — Он сочувственно рассмеялся. — Куда забрели! Политотдел за Орлом. До него еще… — Осторожно спустился громадный мужчина, поставить мальчиков на плечи друг другу, может быть, и сравняются. — Что с вами делать… — Потянулся, зевнул, и вдруг к выходу. — Ладно!Выпрыгнул из вагона, затопал по шпалам, Шифрин и Славушка за ним.Дотопал до паровоза, что глядел в сторону Орла, — паровоз и два вагона.— Везут в политотдел типографию, — объяснил мальчикам и кулаком забарабанил в стенку.Дверь отодвинулась.— Чего?— Слушай, Снежко, — сказал Купочкин. — Вы скоро?— Чичас.— Захвати двух комсомольцев, им до зарезу нужно в политотдел.— Нехай, — ответствовал Снежко. — Только зараз.Купочкин подсадил мальчиков.В теплушке темно.— Ложись у стенки, — скомандовал, видимо, все тот же Снежко. — И не гугукать, люди спят…В темноте кто-то сопел. Под ногами шуршала солома. Ребята сели на пол, прижались друг к другу.— Вот видишь, — шепотом сказал Шифрин.— Что? — шепотом спросил Славушка.— Едем в политотдел.Поезд и вправду вскоре пошел.Проснулись мальчики от холода. Сквозь оконца под крышей просачивался серый рассвет. Какие-то машины, ящики, тюки, в углу что-то накрыто брезентом. И нигде никаких людей.Вагон тряхнуло, и поезд остановился.Славушка вскочил.Брезент вдруг зашевелился, из-под него вылез молодой парень в ватной телогрейке, только-только пробиваются усы, следом за ним мрачный пожилой солдат в длинной шинели, подпоясанной широким рыжим ремнем.— Добренького утречка, — сказал парень. — Приехали.Он подошел к двери, поднатужился…И не успевает дверь откатиться, как в вагон заглядывает военный в фуражке и суконной гимнастерке, перетянутой портупеей.— Товарищ Снежко! — выкрикивает он. — Вы что, шутите? Добираетесь третий день!— Не давали паровоз, — мрачно заявляет парень.Оказывается, он и есть Снежко.— Революция не считается с отговорками! — кричит военный в портупее и указывает на мальчиков: — Это кто?Снежко не теряется:— Погрузочная команда.— И со столькими людьми вы не могли вырвать паровоз?!Снежко оборачивается.— Смир-но! — командует он. — Товарищ завагит! Типография доставлена, погрузочная команда готова к выгрузке.— Не заправляй мне баки, Снежко, — усмехается завагит. — Все равно я буду вынужден доложить о вашей безалаберности Розалии Самойловне!— Не надо! Не надо, товарищ завагит! Нам с Егором и так… — Снежко в отчаянии смотрит на своего спутника в длинной шинели. — Егор, подтверди!Егор размашисто крестится.— Беспременно…— Выгружайтесь! — кричит завагит. — Жив-ва!Снежко тотчас оборачивается к мальчикам:— А ну ребят… Начали!Приходится расплачиваться за проезд, нельзя подвести Снежко, и, наконец, просто надо помочь, двоим тут не справиться.— Быстрей, — приказывает завагит. — Розалия Самойловна ждет…Это имя, можно сказать, вдохновляет Снежко. Вагон выгружают за какой-нибудь час. Мальчики трудятся в поте лица.— Теперь можете быть свободны, — великодушно отпускает их Снежко, созерцая груз на перроне. — На подводу мы как-нибудь сами с Егором…Шифрин облегченно вздыхает.— А где политотдел?— Вон! — указывает Снежко. — За деревьями лавка, а за ней большой дом. 32 Станция как станция. Платформа как платформа. С одной стороны туалет, с другой — пакгауз. Колокол. Затхлые помещения. Булыжная площадь. Мужиков человек сто. Домики. Палисадники. Телеги. Лошади у заборов. Но мальчикам все это ни к чему. Товарищи Шифрин и Ознобишин торопятся.— Ты заметил, как побледнел Снежко? — спрашивает Славушка.Шифрин иронически жует губами.— Бесхарактерность!— А кто такая Розалия Самойловна, как ты считаешь?— Скорее всего секретарь политотдела, — догадывается Шифрин. — Может доложить и может не доложить…— О чем?— О любом происшествии…Большой деревянный дом. Принадлежал, должно быть, какому-нибудь зажиточному лавочнику. Крыльцо с резным орнаментом. Из дома в дом снуют военные. Сперва не разберешь, кто командир, а кто рядовой красноармеец. Одежда у всех поистрепалась, шинелишки обветшали, сапоги стерлись, но в общем никто не унывает.На крыльце часовой:— Куда?— К начальнику политотдела.— Документы?Шифрин предъявляет комсомольский билет, Славушка — удостоверение Успенского волкомпарта.— Проходите.В комнате тесно, полно и столов и людей. Писаря или кто? Большая пишущая машинка. Курносый юноша в папахе выстукивает на сером листе, повторяя вслух: «При-ка-зы-ва-ю… Приказываю…» Некто с седыми усами и во френче что-то усердно пишет. Двое спорят: «Я вам говорю… Да вы поймите!» Полевой телефон. «Я вас слушаю… Я вас слушаю…» Еще телефон…Шифрин вытягивается перед человеком с седыми усами.— Можно видеть начальника политотдела?Тот указывает на дверь:— Туда.Никто их не замечает, не останавливает.Шифрин бросает взгляд на Славушку: «Идем, идем…»Опять столы. Еще больше, чем в первой комнате. Славушка жадно все рассматривает. Стопки книг. Несколько командиров. Это уже определенно командиры. На одном столе два баяна. На другом — початая буханка ржаного хлеба.Шифрин и здесь подходит к самому пожилому:— Кто здесь начальник политотдела?— Скоро будет.Мальчики замирают у стены. Выгонят или не выгонят? Кажется, они никому не мешают. А может быть, и мешают, но здесь привыкли к посторонним.Скоро будет. Скоро будет… А его все нет!Вдруг стук. Дверь! Точно порыв ветра, и частая дробь дождя. Шаги! Дверь нараспашку, и в комнату входят три, нет, четыре человека. Впереди женщина, позади нее двое, нет, трое военных, один в шинели, двое в стеганых куртках. В гимназии была такая преподавательница французского: так скажет «голубчик», что легче сквозь землю провалиться, чем взглянуть на нее и в чем-либо признаться. Знакомая серая дама в сером платье, волосы с проседью и кислая мина на лице, впрочем, не столько кислая, сколько сердитая. Необычная учительница, поверх платья черная кожаная куртка, волосы подстрижены, и на ногах хромовые офицерские сапоги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96