Перестаньте завороженно взирать на внешнюю
сторону того чуда-дара, который вы получили от Моисея-дарителя. Вместо того
чтобы оцепенеть, перенеситесь... чуть-чуть в сторону от самих себя. Ибо вы не
просто выступаете в качестве адресата этого чуда-дара, а вы существуете. Можно
сказать, что вы существуете во времени и в пространстве моего повествования. В
данный момент вы воспринимаете жаждущих, голодных, нуждающихся...
Исходя из этого, становится возможным второй сдвиг. Иоанн не забывает привлечь
через эти чудеса с пищей, в которой вы нуждаетесь, необходимость перехода к Я,
необходимость полностью довериться этому Я. "Я есмь хлеб жизни" (Ин.6,35). Кто
этот "Я"?
"Старайтесь не о пище тленной, но о пище, пребывающей в жизнь вечную, которую
даст вам Сын Человеческий, ибо на Нем положил печать(sсеller) Свою Отец, Бог"
(Ин.6,27).
Абсолютный субъект является "Сыном Человеческим", но сохраняет и тесные
отношения с Богом-Отцом. Разговор об отцовстве предполагает телесную генеалогию.
В этой связи воспоминание о происхождении в контексте чудес-
Знамения на пути к субъекту
291
знамений упорно ведет назад, к телу и ощущениям. Воспоминание об этом изнутри
новой семиологии Иоанна включает и объединение составляющих компонентов в
качестве физического тела.
Более того, термин "sceller" (скреплять, запечатывать)3 напоминает о неразрывной
близости репрезентанта (Сына) и репрезентируемого (Отца). С одной стороны, они -
"копии" друг друга, подобно печати и ее оттиску, слом привычных устоев и его
знамение, дар и его осуществление, жертва и ее принятие, осуществляемое через
страдание. С другой стороны, глагол "sceller" содержит в себе смысловое
отношение между двумя субъектами: Сын "означает" Отца, и этот смысл проявлен в
нас, адресатах евангельского повествования. Так же, как Сын вверяется Отцу, так
и вы доверяетесь Богу-Сыну. Сигнификация - это доверие к Другому, самому
связанному с доверием к Отцу.
На этом тройном взаимоотношении зиждется субъективная интерпретация.
Предсуществование смысла утверждается в личности Бога-Отца и за счет этой
личности. Тем не менее скрепленный с ним Сын изначально соотнесен с этим
величием. Его страстной путь, путь его субъективности есть путь разгадки этих
различий во взаимопринадлежности составляющих компонентов. В результате чего
обнаруживается Предсуществование самого Иисуса: "Прежде, нежели был Авраам, Я
есмь" (Ин.8,58).
Другими словами, нужно "прийти"4 к Я не на основании "виденного" или
припоминаемого знамения. Отныне знамение является траекторией субъекта и
заменяет знамение-дар. В связи с этим можно процитировать следующий полемический
отрывок: "Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: не Моисей дал вам
хлеб с неба, а Отец Мой дает вам истинный хлеб с небес" (Ин.6,32).
Для соприкосновения с сигнификацией недостаточно одного визуального восприятия,
чтобы обнаружить присутствие Дающего. Важно открыть то пространство, которое
должно быть названо субъективным и которое через репрезентацию (визуальное
восприятие) раскрывает подлинное доверие между мной и Отцом в новом сокровенном
внутреннем пространстве ["приходящего ко Мне не изгоню вон" (Ин.6,37)]. "Но Я
сказал вам, что вы и видели Меня, и не веруете. Все, что дает Мне Отец, ко Мне
придет; и приходящего ко Мне не изгоню вон, ибо Я сошел с небес не для того,
чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня Отца" (Ин.6,36-38).
С открытием этого внутреннего и незримого пространства сенсорные основания
семиологии Иоанна преобразуются
292 Ю. Кристева
в интенсивное символическое измерение. Нет необходимости ни "видеть" Бога-Отца,
ни "знать" то, что Сын есть хлеб с Небес, подобно тому, как все "знают" отца и
мать Иисуса (Ин.6,41-46). Только тот, кто "пришел" от Бога, "видел" Отца ["Это
не то, чтобы кто видел Отца, кроме Того, Кто есть от Бога; Он видел Отца"
(Ин.6,46)]. Визуальная репрезентация на сей раз заменяется психической
(путешествие, родство) и одновременно символической (наделение смыслом): потому
что человек считает себя смысловым содержанием знамения и рожденным Третьим
(Отцом), к которому Сын относится с доверием и порождает веру других. Смысл,
если он субъективен, восходит к этому доверию. Будучи любимым учеником Иисуса,
Иоанн смог поставить веру и любовь в основание своей концепции сигнификации.
Где находится ключ к этой субъективной семиологии для сообщества Иоанна? В
Евхаристии, через которую причастник приобщается "есть Плоти Сына Человеческого"
и "пить Крови Его" (Ин.6,53).
Можно усмотреть за этой устной и символической ассимиляцией верующего Богу-Сыну
мощную идентификацию участника Литургии с Абсолютным Субъектом. Более возвышенно
Христос определяется как "скрепленный" (scelle) с Отцом через веру. Речь идет о
фантазматической идентификации, которая мобилизует как образность, так и
восприятие, и разворачивается вплоть до абстрактной сигнификации, венчающей этот
путь. Кроме того, динамика этой евхаристической идентификации вызывает подлинное
"пре-существование", раскрывая различные уровни субъективного опыта верующего:
чувство возвышенной любви, преображение раздирающей ненависти в умиротворяющую
веру и преобразование пороков в добродетели. "Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою
Кровь пребывает во Мне, и Я в нем" (Ин.6,56).
В идентификации между "мной" и "Им" опять происходит смещение, которое приводит
причастника к разделению крестных страданий Христа, Абсолютного Субъекта и
образца для подражания в представлениях верующих, а не только к получению его
даров. Выражаясь семиологически, начиная с этого пароксистического
взаимопроникновения "меня" и "Его", которое совершается в Евхаристии, опытные
дешифровщики знаков должны были бы, в свою очередь, трансформироваться в
субъектов. Не собираясь принимать знаков Дающего, они становятся способными к
расшифровке его роли, которую подтверждает бытие в свете их собственной
идентификации.
293 Знамения на пути к субъекту
Исходя из шестой главы Евангелия от Иоанна, польза от этой субъективации
знамений двойная. С одной стороны, фантазматическая сопричастность бесконечному
божественному смыслу открывает перед субъектом вечное интерпретационное время:
можно сказать, что для него существует вечность. С другой стороны, символическая
идентификация с Богом-Сыном, нацеленная на слово, имеет прямое влияние на тело.
Знамения, имевшие значимость с самого начала, вновь обретают здесь сенсорную и
аффективную основу. И наоборот, осознавая себя соединенным через слово с
Абсолютным субъектом, верующий обретает воскресение своего собственного тела.
Этот опыт телесного и сенсорного воскресения выступает как результат переноса -
перехода к любви к Другому, мыслимому как обещание Воскресения и вечной жизни.
"Как послал Меня живый Отец, и Я живу Отцем, так и ядущий Меня жить будет Мною"
(Ин.6,57).
Однако этот эффект словесного возрождения является лишь оборотной стороной
эффекта принятия смысла. Повествование Иоанна заканчивается отводом сенсорных
знамений в пользу "духа" и "слова". "Дух животворит; плоть не пользует нимало.
Слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь" (Ин.6,63). Уровень христологии
Иоанна, в конце концов, очень высок. Она не признает телесного присутствия
Высшего Субъекта. Все еще основываясь на идентификации христологии с эффектом
литургического духовного возрождения, Иоанн укрепляет веру через идентификацию
"Я" со смыслом Бога-Сына, скрепленного (scelle) (дающегося) в страданиях с
Богом-Отцом. "И сказал: для того-то и говорил Я вам, что никто не может придти
ко Мне, если то не дано будет ему от Отца Моего" (Ин.6,65).
Понятна трудность этого требования, которая выходит за пределы как рационального
познания, так и фетишизма эзотерических сект. Отступление и измена не только
возможны, но и предусматриваются: "С этого времени многие из учеников Его отошли
от Него и уже не ходили с Ним" (Ин.6,66).
Тем не менее рефлексия Иоанна предлагает образцовый путь для психоаналитика -
путь знамения-дара, подчиняющего "людей" власти Другого. Мышление Иоанна
развивает двухуровневую теорию любви-идентификации (между Богом-Сыном и
Богом-Отцом, между верующим и Иисусом) как основание полной субъективности, в
лоне которой знамение перестает быть даром. В конце концов, чудо-дар
удовлетворяет и убивает нужду, с необходимостью вписываясь в ограниченность
возможностей перед лицом смерти ("не тот хлеб, что ели отцы, которые умерли").
Отныне
294 Ю. Кристева
знамение действует как давняя пред-метафора: возврат к Отцу, воздействие на
жесткость потребностей дают как новый импульс к бесконечной интерпретативной
деятельности, так и возврат к телесной идентичности.
В конечном итоге две модели знамения открываются читающему этот текст:
поставленная под сомнение первая и предлагаемая взамен вторая. С помощью Иоанна
нам открывается новая динамика сигнификации - кольцевая (от собственной Самости
к Другому), гетерогенная (смысл и аффект), бесконечная (интерпретация через
игру). В этой динамике "дар" Сына его Отцу, смерть Иисуса включается
295 Знамения на пути к субъекту
в веру (путь, любовь). Она сообщает новый импульс вечности смысла и жизни, не
фиксированного ни на искупительной смерти, ни на смертоносной царской власти, в
чем, собственно, и отказывает Иисус.
Эту циркуляцию можно назвать переходом. "Чудо" перехода Иисуса по морю является,
в конце концов, одним из наиболее впечатляющих. Этот переход необычен: "лодка
пристала к берегу" внезапно, и только одно воображение может следовать за
Иисусом, идущим по воде... Можно вообразить, что этот переход нематериален.
Во всех обстоятельствах Иоанном подчеркивается внутренний христианский характер
Иисуса-чудотворца. Начинается история, вехами которой являются Плотин, Отцы
Церкви, Декарт, Гегель и многие другие. Однако только открытия Фрейда, возможно,
позволяют подойти ближе - извне к метафорическому переосмыслению таинства
евхаристического слияния в ___________ (появление, пришествие) субъекта.

Примечания:
Перевод Ж. Горбылевой статьи "Des signes au sujet" выполнен по изданию: Julia
Kristeva. Les nouvelles maladies de I'ame. - Paris: Fayard, 1993. C.191-201.
1. Cf. Raymond E.Brown, La Communaute du disciple bien-aime, Paris, 1983.
Превосходное исследование из недавних работ, касающихся Евангелия от Иоанна,
принадлежит Xavier Leon-Dufour, "L'Evangile de Jean", Bulletin d'exegese du
Noweau-Testament in Recherche des sciences religieuses, avril-juin 1985, N2,
p.245-280.
2. Цитаты из Нового Завета приводятся по Библии, изданной Московской Патриархией
по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II.
Российское библейское общество, Москва, 1993 (Прим. переводчика).
3. __________(запечатывать) - деноминативный глагол от _______ (печать,
отпечаток, знак). Этимология этих терминов точно не выяснена. Некоторые авторы
выявляют в них смысл "треснуть", "разорвать", "сломать" (печать, заставляющая
растрескаться глину или воск, когда ее прикладывают) или "нагревать",
"съеживать", находя в существительном смысл "трещина". Насилие, взлом и
созидание через деформацию могли бы быть также включенными в это семантическое
поле, которое не было бы, следовательно, чуждым к тому, что касается "страстей".
Тем не менее "использование печати осуществлялось до греков в эгейском мире",
нельзя исключить и заимствование (Cf. p.ex. Chantraine, Dictionnaire
etymologique de la langue grecque).
296 Ю. Кристева
В латинском варианте в этой фразе шестой главы Евангелия от Иоанна вводится
"signavil", из которого и взято значение "sens" (смысл) в глаголе "sceller"
(скреплять печатью), исключающее другие возможные значения.
Можно добавить еще и употребление этого термина у Григория Назианзина в смысле
"крещения" в сравнении с Павлом: "В Нем и вы, услышав слово истины,
благовествование вашего спасения, и уверовав в Него, запечатлены обетованным
Святым Духом" (Еф.1,13).
Thesaurus Craecae Linguae отмечает, что через Стфрссуч, может обозначаться
обрезание евреев как знак союза с Богом Авраама. 4. Некоторые уже высказывали
утверждение о космическом характере откровения Иоанна: Иисус приходит от Бога
(Ин 8,42; 3,19) или сходит с небес (Ин.6,38); он приходит в мир (Ин. 3,19;
12,46;
6,14; 11,27 и т.д.); он возвращается туда, откуда произошел (14,2; 12,28; 13,1;
и т.д.); он воскресает после Пасхи (14, 16, 16-22 и т.д.) (С(. Virgilio
Pasquetto, Incarnazione e Communione con Dio, Rome, 1982, cite par Leon-Dufour,
p.257). Абсолютная сигнификация представляется в виде космического пути,
процесса, который разворачивается и в котором можно мыслить как обозначения, так
и способы перемещений.

Юлия Кристева
РЕБЕНОК С НЕВЫСКАЗАННЫМ СМЫСЛОМ

ВООБРАЖАЕМОЕ КАК ГРАНИЦА МЕЖДУ БИОЛОГИЕЙ И ЯЗЫКОМ
Некоторые отставания в овладении языком или затруднения при изучении логических
и грамматических категории могут иметь трудные для идентификации психологические
причины. Еще труднее рассматривать их соматический уровень. Однако эти
повреждения в структуре мозгового центра, даже когда они минимальные, затрудняют
доступ к символическому, но дают ребенку возможность обширного и интенсивного
использования воображаемого.
Я называю символическим речевые упражнения, основанные на логических и
грамматических правилах диалога. Я называю воображаемым представление
идентификационных стратегий, интроекцию и проекцию, мобилизующие телесное
изображение меня и другого и использующие в качестве первостепенных процессы
смещения (сдвига) и конденсации (сжатия).
Конечно, воображаемое является зависимым от стадии зеркала. Оно конституирует
подлинный образ субъекта в период его формирования. Для этого оно мобилизует
представления, предлагаемые ребенку в игре, всю гамму идентификаций:
нарциссическую идентификацию, сопровождающуюся превосходством над материнским
образом или редупликацией с ним, первичную идентификацию с отцом, благоприятным
для "личной предыстории"1, вторичную идентификацию через эдипов комплекс и, как
его вариант, истерическую идентификацию с фаллической ролью и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54