Заблуждения и погрешности никогда не
содержатся в самих симулякрах, они содержатся в нашей реакции на них, которая
склонна выделять исключительно воспринимаемый объект со свойствами, относящимися
к собственным свойствам симулякров. Так же как и иллюзия никогда не содержится в
самих симулякрах, она - в нашем восприятии, посредством которого мм приписываем
себе полностью призрачные желания и страхи. На наш взгляд, главное свойство
симулякров - предельная скорость их испусканий и возникновении: они следуют одна
за другой так быстро, что можно было бы сказать, что они танцуют, образуя те или
другие крайне активные и могучие сочетания, способные к бесконечным изменениям
своего движения. Их испускания совершаются за меньшее время, чем минимум
воспринимаемого времени24. Таков источник мнимой вечности, посредством которого
мы создаем образ вечного в наших желаниях и наши образы страха или наказания в
этой вечности. Лукреций описывает любовное желание, которое, будучи неспособным
обладать и слиться со своим реальным объектом, может наслаждаться только
симулякрами и познавать горечь и мучения даже в этом своем удовольствии,
которого оно жаждет бесконечно25. И наша вера в богов, наше мученичество от
богов зиждется на симулякрах, которые предстают пред нами танцующими и
говорящими, вечно обновляющимися и воспроизводящими вечность посредством своих
голосов, которые являются, чтобы предвещать нам вечные муки26.
Мнимая вечность - причина душевной тревоги. Спекулятивная и практическая цель
натуралистической философии - это знание и удовольствие, не идущие вразрез друг
с другом. Посредством ее всегда разоблачается мнимая вечность - вечность
религиозная и мифологическая. Тому, кто спрашивает: "Какова цель философии?" -
нужно отвечать: "Она не имеет других целей, кроме формирования образа свободного
человека, она должна выступать против тех сил, которые нуждаются в мифологемах и
душевной тревоге, чтобы добиться своей власти". Природа не противопоставляется
человеческим обычаям, так как существуют обычаи исключительно естественные.
Природа не выступает против общественного договора: то, что от него зависит
закон, не исключает возможности существования естественного права, то есть
естественной функции права, которая оценивает неестественность желаний мятущейся
души, которые ей
250 Ж. Делез
сопутствуют. Природа не противопоставляется изобретениям, так как изобретения
представляют собой только открытия внутри самой природы. Но природа
противопоставляется мифу. Лукреций, пишущий историю человечества, предлагает нам
вид компенсационного закона: зло человека не проистекает из его привычек,
условностей, открытий или разработок, оно проистекает из его соучастия в мифе,
влиянию которого он подвергается, и от мнимой вечности, которую он вживляет в
свои мысли, как и в свои произведения. С возникновением языка, с открытием огня
и первых металлов сюда добавляются короли, богатство и собственность, мифические
в своей основе, с их правовыми установлениями и справедливостью, с верой в
богов, с идолами из бронзы и железа, с развязыванием войн, с изобретением
художеств и промышленности, с их роскошью и неистовством27. Разграничить то, что
проникает в человека из мифа, и что из природы, и отделить в самой природе
подлинно вечное от того, что таковым не является,- такова спекулятивная и
практическая цель натурализма. Первый философ был натуралистом: он рассуждал о
природе вместо того, чтобы рассуждать о богах28. Для него вопрос чести - не
возвращать философию назад к мифологии, которая заимствует у природы все свои
позитивные моменты. Действующие боги - религиозный миф, точно так, как судьба -
миф ложной физики, а Бытие, Единое, Целое - мифы ложной философии, всецело
пропитанной теологией.
Никогда еще задача "демистификации" не продвигалась так далеко вперед. Миф
всегда является выражением псевдо-вечности и душевного смятения. Одна из
важнейших задач натурализма - выступать против всего того, что несет на себе
отпечаток уныния, является причиной печали, всего того, что нуждается в печали,
чтобы не потерять своей власти. Эта цель постоянно преследуется и достигается на
пути от Лукреция к Ницше. Натурализм совершает утверждение в мысли, утверждение
посредством чувственного восприятия. Он борется с ложными авторитетами, он
вытесняет ложное всеми способами, он отказывает ошибочному суждению в праве на
голос в философии. Только заблуждающийся ум может делать видимость
воспринимаемой. Только он может объединять сверхчувственное в единое или в
целое. Но это целое, это единое являются только лишь небытием мысли, точно так
же, как эта видимость - небытием ощущения. Натурализм, по Лукрецию, - это мысль
о вечной совокупности, в которой все элементы не группируются сразу, а скорее
наоборот, создается ощущение законченного сочетания, которое не образуется путем
251 Лукреций и натурализм
прибавления одного к другому. Этими двумя способами утверждается многообразие,
которое является целью утверждения, разнообразие же заключается в том, что
различен объект как источник радости. Вечность - это сверхчувственное
определение абсолютного (совершенного) сочетания, которое не складывает свои
элементы в единое целое, а конечное - воспринимаемое абсолютное (совершенное)
определение того, что может быть составлено из частей. Чистая позитивность
конечного - объект чувств, позитивность подлинно вечного - объект мышления.
Здесь не противопоставляются эти две точки зрения, а напротив, указывается на их
связь. Лукреций надолго фиксирует заслуги натурализма: Природу как позитивное
начало, натурализм как философию утверждения, плюрализм, связанный с
утверждением многообразия, сенсуализм, связанный с радостью разнообразий,
практическую критику всякого рода мистификаций.

Примечания:
Перевод Ж.Горбылевой статьи "'Lucrece et le naturalisme" выполнен по
периодическому изданию: "Les etudes philosophiques", 1961, ј 1, с.19-29.
1. Во всей критической части Первой книги Лукреций не перестает воспроизводить
суждения о разнообразном.
2. Обо всех этих аспектах различий см. II (342-376, 581-588, 661-681, 1052-1066
(см. текст и перевод Эрну, Бюде).
3. См.: кн. I, Критику Гераклита, Эмпедокла и Анаксагора.
4. О небытии, которое окружает доэпикурейские концепции I, 657-669, 753-762.
5. I, 633-634.
6. I, 749-752 (см.: Эпикур, письмо к Геродоту, 58).
7. III, 138-141. 826-833.
8. Эпикур, письмо к Геродоту, 61-62.
9. II, 243-250.
10. "Intervallo minimo" находится у Цицерона, De Fato. 10.
11. См.: Цицерон. De Fato.
12. Цицерон, De Fato.
13. V, 449-454.
14. II. 541-568.
15. V, 128-131.
16. II, 1068: "cum locus est praesto".
17. I, 168; II, 708: "Seminibus certis certa genetrice".
252 Ж. Делез
18. В конце концов, пока физика имеет дело с конечными явлениями, для которых
она множит объяснения, этика имеет мало пользы от этого ожидания; см.: Эпикур,
письмо к Геродоту.
19. Начало II книги построено на этом противопоставлении: чтобы избежать наших
страданий, достаточно немногого... но для преодоления душевной тревоги
необходимо куда большее усилие.
20. Эти два аспекта хорошо отмечены Лукрецием, который настаивает иногда на
одном, иногда на другом: [, 110-119, III, 41-73, III, 978-1023, VI, 12-16 - О
бесконечных возможностях телесных удовольствий. См.: Эпикур, Мысли, 20.
21. III, 1023.
22. Эпикур, Мысли, 7, 10, 34, 35.
23. I, 110-111.
24. IV, 768-776, 795.
25. IV. 1084-1102.
26. V, 1169.1197.
27. Книга V.
28. Аристотель, Метафизика, 981.

Юлия Кристева
ДУША И ОБРАЗ

Гораздо важнее для людей возделывать логос души прежде логоса тела.
Демокрит, В 187
Есть ли у вас душа в философском или богословском смысле? Этот нелепый вопрос
имеет сегодня другое значение. Сравнимая с нервным спокойствием, эфемерностью и
потоком сменяющихся картин, существует ли еще душа?

МЕДИЦИНА ИЛИ ФИЛОСОФИЯ?
Греческому ___________ знакомы изысканные вариации, породившие конфронтацию
врачей и философов, вплоть до возникновения "anima" латинских стоиков. Принимая
во внимание метафизическое разделение души и тела, античные врачи создали
правильную аналогию, которая фигурирует в современной психиатрии: существуют
"душевные болезни", сравнимые с соматическими болезнями. Их разновидностями
являются психозы, различные внезапные переходы: от печали к радости. Этот
параллелизм приводит некоторых к "монистической" концепции человека. Однако чаще
преобладает идея соприсутствия, даже идея изоморфности двух раздельных областей,
психического и соматического, утверждающая их радикальное различие.
Дуалистические концепции триумфально шествуют с античных времен: одни понимали
их как динамику взаимодополняемых потоков, другие - как весьма проблематичные
антиномии. С другой стороны - научные открытия, пытавшиеся растворить душу в
теле, и после чего душа, местопребывание которой тщетно искали в сердце, нервах,
мозге, все еще остается неразгаданной тайной. Структура смысла представляет
собой связь одного говорящего субъекта с другим. Исходя из этого, она получает,
кроме морального, еще и терапевтическое значение. Гарантируя ответственность
одушевленного индивида по отношению к собственному телу, структура смысла осво-
254 Ю. Кристева
бождает его от биологической фатальности и рассматривает человека как говорящее
тело1.
Христианское боговоплощение, телесное страдание и душа богочеловека придали
новый ракурс той динамике, которая в течение двух тысячелетий питает душевную
жизнь христианского человечества. Взывающие к абсолютному субъекту, к Богу или
Христу, избытки страстей перестают быть патологическими и ограждают мистический
путь души к Высшему. Нужно было бы, чтобы диалектика троицы раскололась, чтобы
анатомия присвоила тело себе, и пароксизматические нравы стали объектами
наблюдения и исследования, поскольку психические болезни воспроизводятся. Они
отсекаются в таком случае от сакрального пространства, ибо являются формами,
скрывающими безумие. Мишель Фуко блестяще написал историю этой клиники, которая
исследует душу как состояние, соответствующее больному телу2. Напомним, однако,
что поведение восходит к классическому периоду. Оно улавливается в самих
основаниях греческой философии и медицины, которые конституировали дистинкцию и
аналогию телесных и душевных болезней. Современная психиатрия, особенно
Ф.Пинель3, различает, в античной манере, физическую и моральную теории
происхождения психических болезней4.
Фрейд помещается в ту же традицию, являясь в полной мере приверженцем
философского дуализма5. Можно усмотреть в этом постулате определение
"психического аппарата"6 как теоретической конструкции, непримиримой с телом,
подчиненной биологическим влияниям, но заметной, главным образом, в структурах
языка. Душа, укорененная в биологии благодаря неосознанным влечениям, но
зависящая от автономной логики, становясь "психическим аппаратом", продуцирует
симптомы (психические или соматические) и претерпевает модификацию в трансфере.
Между тем изобретательность бессознательного и трансфера делают вновь
современным античный спор о душе и теле, признавший приоритет души. Более того,
усматривают даже гипертрофию психического, ссылаясь на психоанализ, что ставит
под угрозу признаваемый вначале дуализм. Энергетический субстрат неосознанных
влечений, детерминация смысла сексуальным желанием, вплоть до вписывания лечения
в трансфер, понятый как реактуализация предшествовавших психосенсорных травм,
все это конституирует психоанализ, который преодолевает границы тела/души и
начинает работать с объектами, поперечными этой дихотомии. Однако необходимо
совершенствовать механизм словесного исцеления, то есть означающую конструкцию,
речь
255 Душа и образ
пациента и психоаналитика, которые оперируют ариями репрезентаций, но при этом
нельзя игнорировать их различий. Их совокупность можно назвать "психической", в
смысле неустранимости биологическими субстратами, более или менее изученными
современной наукой.
Предлагая различные модели души, психоанализ вносит разнообразие в идею _______,
познает особенности наших способов сигнификации и устраняет патологию нашей
специфической логики. Само понятие психической болезни имеет тенденцию если не
исчезнуть, то, по крайней мере, подвергнуться идентификации с одной из
логических потенциальностей, имманентных всему "психическому аппарату" (Фрейд),
всем "говорящим существам" (Лакан). Если "норма" и "аномалия" тоже имеют
причины, то значение психоанализа не ограничивается только отрицанием, в котором
на протяжении почти целого века присутствует дух анархии. Приоритет смысла,
использование эротизированной речи в трансфере остаются главными способами
познания для этой оригинальной авантюры, какой является открытие Фрейда.
Приверженец этики индивидуальности, которую выработал Запад в тенетах своей
философии, своей науки и религии, психоанализ обращает внимание на жизнь
человека, повышая значение его психической жизни и исследуя ее. Мы существуем
только благодаря психической жизни. Невыносимая, мучительная, смертельно скучная
или приносящая невыразимую радость, эта психическая жизнь комбинирует системы
репрезентаций, выражающиеся в языке, давая нам доступ к собственному телу и к
другим. Мы способны действовать только благодаря душе. Наша психическая жизнь -
это реализованный дискурс, вредящий или спасающий, субъектом которого мы
являемся. Нам всем необходимо ее анализировать, расчленяя на составляющие и
собирая их вновь в единое целое. Никогда в истории субстанциальные действия
означивающих репрезентаций не были исследованы и использованы так основательно и
эффективно. Со времен Фрейда, доксе обретает новую жизнь: обогащенная иудейским
плюрализмом интерпретаций, душа становится многообразной, полифоничной, чтобы
лучше отвечать требованиям "пресуществования" с живущим телом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54