Орландо, страс
тный любитель животных, тотчас разглядел, что зубы у Фавилы кривые, а два п
ередних торчат, объявил, что это вернейший признак жестоких и порочных н
аклонностей в женщине и в тот же вечер разорвал помолвку навсегда.
Третья, Ефросиния, была, безусловно, самым серьезным его увлечением. Она п
роисходила от ирландских Дезмондов, и фамильное ее древо, таким образом,
было не менее древним и глубоко укорененным, чем у Орландо. Она была светл
оволоса, цветущего здоровья и разве самую малость флегматична. Она свобо
дно изъяснялась по-итальянски, сверкала прелестным рядом верхних зубов
, хотя нижние, быть может, и были чуточку не так белы. Она показывалась на лю
ди не иначе как с гончей либо со спаниелем на коленях, кормила их белым хле
бом с собственной тарелки; дивно пела под клавесин Ц и всегда была неоде
та до полудня, так тщательно она следила за собой. Одним словом, самая подх
одящая партия для высокородного юноши, подобного Орландо, и дело было на
мази, стряпчие с обеих сторон уже пеклись о брачном договоре, вдовьей дол
е наследства, приданом, резиденциях и прочем, что требуется утрясти, чтоб
ы одно большое состояние сочетать с другим, когда вдруг, с резкостью и сур
овостью, присущими в те времена английскому климату, нагрянул Великий Хо
лод.
Великий Холод, свидетельствуют историки, превосходил суровостью все хо
лода, когда-либо выпадавшие на долю этих островов. Птицы гибли на лету и к
амнем падали на землю. В Норвиче одна молодая крестьянка, пустившись чер
ез дорогу во всегдашнем своем крепком здравии, при всем честном народе б
ыла застигнута на углу ледяным вихрем, обращена в пыль и в таком виде взме
тена над крышами. Смертность среди овец и крупного рогатого скота достиг
ала небывалых показателей. Трупы промерзали так, что их не удавалось ото
драть от почвы. Нередко приходилось видеть на дорогах недвижные стада за
мороженных свиней. В полях то и дело попадались пастухи, крестьяне, табун
ы коней, мальчики, пугавшие птиц, загубленные морозом в мгновение ока: кто
ковыряя в носу, кто прикладываясь к бутылке, кто целясь камнем в ворону, ко
торая, в свою очередь, чучелом торчала на ограде в метре от него. Мороз так
свирепствовал, что его следствием порой являлось некое окаменение: пола
гали, что множеством новых скал в известных своих частях Дербишир обязан
вовсе не извержению вулкана, ибо такового не наблюдалось, но отвердению
несчастных путников, в буквальном смысле слова застывших в пути. Церковь
ничего не могла поделать, и хотя кое-кто из землевладельцев чтил эти оста
нки, большинство предпочитало их использовать как межевые вехи, указате
льные столбы или, когда форма камня позволяла, корыта для скота, каковым ц
елям они, по большей части превосходно, служат и поныне.
Но пока сельский люд страдал от лютых бедствий и жизнь в глуши застопори
лась, Лондон предавался пышным празднествам. Двор находился в Гринвиче,
и новый король, придравшись к коронации, решил наладить отношения с наро
дом. Он повелел, чтобы реку, промерзшую на двадцать футов в глубину и в обе
стороны на шесть-семь миль, расчистили, изукрасили и превратили в увесел
ительный парк с беседками, лабиринтами, аллеями, питейными киосками и пр
очая, и прочая Ц все на его счет. Для себя и придворных он выговорил извес
тное пространство прямо против дворцовых ворот, каковое, отгороженное о
т публики всего лишь шелковой лентой, тотчас сделалось средоточием само
го блистательного общества Англии. Важные государственные мужи в жабо и
бородах вершили судьбы отечества под малиновым навесом королевской па
годы. Военачальники замышляли падение мавра и разгром турчанина в полос
атых шатрах, венчанных страусовыми перьями. Адмиралы важно ступали по уз
ким тропкам, с бокалом в руках, озирая горизонт и рассуждая о северо-запад
ном походе и Испанской Армаде. Возлюбленные пары амурились на соболями у
стланных диванах. Мерзлые розы градом сыпались на королеву, гулявшую в с
опровождении придворных дам. Разноцветные шары недвижно парили в возду
хе. Там и сям пылали в огромных праздничных кострах дубовые и кедровые по
ленья, густо посыпанные солью, так что пламя казало зеленые, рыжие, лиловы
е языки. Но как ни жарко горело, оно не могло растопить лед, который при неб
ывалой своей прозрачности мог твердостью поспорить со сталью. Так прозр
ачен был лед, что на глубине нескольких футов можно было разглядеть где з
астывшего дельфина, где форель. Недвижно лежали косяки угрей, и вопрос о т
ом, состояние ли это смерти или всего лишь забытья, из которого могло бы вы
вести тепло, терзал мыслителей. Близ Лондонского моста, там, где река пром
ерзла саженей на двадцать, на дне была отчетливо видна баржа, затонувшая
осенью под неподъемным грузом яблок. Старуха маркитантка, поспешавшая с
товаром на суррейскую сторону на рынок, сидела в своих платках и фижмах, с
яблоками в подоле, и можно было поклясться, что она их предлагает покупат
елю, если бы некоторая голубоватость губ не выдавала горестную правду. Э
то зрелище особенно развлекало короля Якова, и он приводил сюда придворн
ых на него полюбоваться. Словом, трудно передать, как весело и живописно т
ут было днем. Но по ночам праздничное настроение достигало высшей точки.
Ибо мороз не отпускал; ночи стояли тихие; луна и звезды сверкали с упорств
ом бриллиантов, и под нежные звуки гобоев и лютней двор танцевал. Орландо,
надо признаться, был не силен в куранте или вольте, скорей неловок и неско
лько рассеян. Простые танцы родной страны, к которым был приучен с детств
а, он явственно предпочитал этим чужеземным выкрутасам. Он как раз сомкн
ул пятки, заключая очередной менуэт или кадриль, в шесть часов вечера сед
ьмого января, когда скользнувшая из шатра московитов фигурка не то мальч
ика, не то девушки, ибо свободный камзол и шальвары (по русской моде) скрыв
али пол, привлекла его сугубое внимание. Эту, какого бы ни была она пола, ос
обу, небольшого роста и редкой стройности, всю облекали устричного цвета
бархаты, отороченные невиданным зеленоватым мехом. Но подробности затм
евались ослепительной соблазнительностью особы. В мозгу Орландо сплет
ались и свивались самые дерзкие и странные метафоры. Он назвал ее дыней, а
нанасом, оливой, изумрудом, лисицей на снегу Ц и все за три секунды; он сам
не знал, видел он ее, слышал, пробовал на вкус или все это сразу. (Ибо, хотя мы
обязаны ни на мгновение не прерываться в своем повествовании, нам придет
ся, однако, походя пояснить, что все образы его в то время были чрезвычайно
просты, под стать его же чувствам, и по большей части внушены простыми нав
ыками детства. Но, будучи просты, чувства его были и на редкость сильны. И с
оответственно, о том, чтоб прерываться и анализировать причины этого явл
ения, не может быть и речи…) Дыня, изумруд, лисица на снегу Ц так бредил он,
так ее называл. И когда мальчик, ибо это, увы! был, конечно, мальчик Ц может
ли женщина так бешено, так стремительно носиться на коньках? Ц чуть не на
цыпочках промчался мимо, Орландо готов был рвать на себе волосы с досады,
что особа оказалась одного с ним пола и про объятия нечего и думать. Но вот
конькобежец снова приблизился. Ноги, руки, осанка были мальчишеские, но м
ог ли быть у мальчика этот рот, могла ли быть у мальчика эта грудь, могли ли
быть у мальчика эти глаза, словно выуженные со дна морского? Наконец, прис
ев в обворожительном, дивном реверансе перед королем, который, опираясь
на придворного, шаркал мимо, она остановилась. Она была совсем рядом. Она б
ыла женщина. Орландо смотрел, дрожал, его бросало в жар, трясло в ознобе; ег
о мучительно тянуло бежать сквозь летний зной, давить пятками желуди, об
нять дубы и буки. На поверку же он задрал верхнюю губу над белыми мелкими з
убами Ц ощерился, как для укуса; щелкнул челюстью, будто уже укусил. Леди
Ефросиния повисла у него на локте.
Имя незнакомки, он выяснил, было Маруся Станиловска Дагмар Наташа Лиана
из рода Романовых, и она сопровождала не то отца своего, не то дядю, посла м
осковитов, прибывшего на коронацию. О московитах известно было немногое
. В своих огромных бородах, под меховыми шапками, они почти всегда молчали
; пили какое-то темное пойло, то и дело его сплевывая на лед. По-английски о
ни ни слова не понимали, правда, кое-кто из них мог изъясняться по-француз
ски, но тогда он был почти не принят при английском дворе.
По этому случаю Орландо и познакомился с княжной. Они сидели друг против
друга за накрытым под огромным навесом большим столом для избранных. Кня
жну усадили между двумя молодыми лордами. Один был Фрэнсис Вир, другой Ц
юный граф Морэй. Потешно было наблюдать, как она то и дело ставила их в туп
ик, ибо, хоть оба были по-своему недурные малые, французским они владели н
ичуть не лучше нерожденного младенца. Когда в самом начале ужина княжна,
оборотившись к соседу, с изяществом, пленявшим его сердце, говорила: «
Je crois avoir fait la connaissance d'un gentilhomme qui vous й'65 tait apparent й'65 en Pologne l' й'65 t
й'65 dernier»
Я познакомилась прошлым летом в Польше с одним господином, кажется
вашим родственником (фр.).
или: «La beaut й'65 des d
ames de la cour d'Angleterre me met dans le ravissement. On ne peut voir une dame plus gracieuse que votre reine, ni une coiffure plus belle que la sienne»
Красота дам при английско
м дворе меня приводит в восхищение. Нельзя и вообразить женщины очароват
ельней вашей королевы, ни прически более изящной, чем у нее (фр.).

, оба, лорд Фрэнсис и граф, выказывали величайшее недоумение. Один на
стойчиво потчевал ее хреном, другой свистнул своего пса и заставил его в
ыпрашивать мозговую косточку. Тут уж княжна не выдержала и расхохоталас
ь, и Орландо, через кабаньи головы и чучела павлинов поймавший ее взгляд, р
асхохотался тоже. Он на нее смотрел, он хохотал, но вдруг смех замер на его
губах. Кого он любил, спрашивал он себя, захваченный вихрем чувств, что он
любил доныне? Старуху, он отвечал себе, Ц кожу да кости. Румяных потаскух
без числа. Нудную монашку. Грубую, зубастую авантюристку. Сонный тюк круж
ев и жеманства. Прошедшая любовь была Ц угасший пепел, тлен, не более того
. Радости ее Ц до жути пресны. Странно, как еще ему удавалось, извлекая их, у
держивать зевоту. Да, пока он смотрел, кровь в нем плавилась, лед таял и тек
вином по жилам; он слышал звон ручьев, пение птиц, ключ бил сквозь зимние с
нега; мужество его очнулось Ц он сжимал в руке кинжал, звал на бой врага с
вирепей мавра и поляка; он нырял в пучину; опасность затаилась в расщелин
е, как роковой цветок; он увидел этот цветок, протянул руку… словом, он одн
им духом источал один из самых пламенных своих сонетов, когда княжна адр
есовалась к нему:
Ц Не будете ли вы добры передать мне соль?
Он залился краской.
Ц С превеликим удовольствием, сударыня, Ц отвечал он на безукоризненн
ом французском. Ибо, благодарение Небесам, он владел этим языком как родн
ым. Материна горничная его обучила. Хотя, быть может, лучше бы ему не знать
этого языка вовсе, не отвечать на этот голос, не покоряться свету этих гла
з…
Княжна продолжала. Кто эти болваны рядом с нею, спрашивала она, с повадкам
и конюхов? Что за тошнотворную пакость они суют ей на тарелку? И неужто анг
лийские собаки едят с людьми за одним столом? И неужто это чучело в конце с
тола, со всклоченной, как Майский шест
Майский шест, или «Майское дерево» Ц украш
енный цветами и лентами столб, вокруг которого 1 мая танцуют в Англии.
, прической (une grande perche mal fagot й'65 e
Дурно разряженная жердь (фр.).
), Ц в самом деле королева? И неужто же всегда король так пускает слю
ни? И который же из тех хлыщей Джордж Вильерс
Джордж Вильерс, герцог Бук
ингемский (1592 Ц 1628), фаворит Якова I.
? Вопросы эти сперва огорошили Орландо, но задавались они с такой ре
звой хитрецой, что он не мог удержаться от смеха; и, по безмятежным лицам с
отрапезников заключив, что те не понимают ни слова, он отвечал ей с той же
откровенностью и на столь же безукоризненном французском.
Так было положено начало задушевным отношениям, вскоре вызвавшим возму
щение двора.
Все заметили, что Орландо оказывает москвитянке куда больше внимания, че
м велит простая учтивость. Их постоянно видели вместе, и, хоть беседа их бы
ла недоступна остальным, велась она так живо, то и дело перемежалась таки
ми улыбками и потуплением взоров, что и круглый дурак сразу бы догадался,
что к чему. Более того Ц самого Орландо будто подменили. Никогда еще не на
блюдалось за ним такой прыти. Куда девалась мальчишеская неловкость; из
хмурого недоросля, чувствовавшего себя в гостиных как слон в посудной ла
вке, он превратился в благородного мужа со зрелым достоинством манер. Ве
л ли он москвитянку (так ее называли) к саням, хватал ли оброненный ею гряз
ный носовой платок, оказывал ли одну из прочих услуг, которых владычица д
уши ждет и жадно предугадывает влюбленный, Ц то было зрелище, способное
зажечь тусклый взор старика и заставить учащенно биться молодое сердце.
И все это, однако, мрачила туча. Старики пожимали плечами. Юнцы исподтишка
хихикали. Все знали, что Орландо помолвлен с другой. Леди Маргарет О'Брайе
н О'Дэр О'Рэйлли Тайрконнел (ибо таково было подлинное имя Ефросиний его с
онетов) носила на среднем пальце левой руки роскошный сапфир, подаренный
Орландо. Это она имела исключительное право на его внимание. И тем не мене
е она могла переронять на лед все свои платки до единого (а их у нее было мн
ого дюжин), Ц Орландо и не думал за ними наклоняться. Она по двадцать мину
т ждала, пока Орландо отведет ее к саням, и в конце концов смирялась с услу
гами своего арапа. Когда она бегала на коньках Ц а бегала она весьма нело
вко, Ц никого не было рядом, чтобы ее ободрить, и, когда она плюхалась на ле
д, а плюхалась она довольно тяжело, Ц никто не помогал ей встать, никто не
отряхивал снег с ее юбок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32