«Ла-Рошель зл
овонной протестантской занозой сидит в нежной груди бедной доброй Фран
ции!»
Очень глубокая мысль, а главное, оригинальная. Если идти по такому аллего
рическому пути, то я, в свою очередь, сравнила бы бедную добрую Францию с п
ышной ягодицей, в которой после спуска по ежевичному склону засело немал
о протестантских заноз (достаточно вспомнить Нерок и Клерок, Монтобан и
Милло), частично протестантских вроде Нима и Монпелье, не говоря уж о гром
адной занозе Ц целой щепке Ц Беарне, которую с кровью извлекли пять лет
назад. (Ведь там, в горах, полвека о мессе
В независимом графстве Беарн имуществом Ц
еркви владели протестанты, католическое богослужение было под запрето
м. В августе 1620 года король повел свою армию на протестантский практическ
и независимый Беарн. В ноябре того же года Беарн и Наварра официально вст
упили в союз с Францией, губернатор-протестант По Ц главного города рег
иона Ц был заменен губернатором-католиком, и католическое богослужени
е было восстановлено на обеих территориях
и не слыхивали, и как малютка д'Артаньян в таких ужасных условиях ум
удрился вырасти добрым католиком, одному богу известно…)
Ну вот, после того как молодой король тяжелой рукой навел порядок в мален
ьком, но гордом графстве и научил тамошних жителей уважать правильную ве
ру, наши гугеноты забеспокоились. И весьма обоснованно. А Белая Гора
8 ноября 1620 год
а в битве под Белой Горой протестантские силы под командованием Христиа
на Анхальтского были разбиты имперской армией Тилли
убедила даже тех, кто еще сомневался, что наступают тяжелые времен
а.
В Ла-Рошели собралась их ассамблея, которая порешила, что отрицающие мес
су будут сопротивляться короне всеми силами. Вплоть до вооруженных стол
кновений.
Кардинал в ту пору был практически частным лицом, но прилагал массу усил
ий, чтобы оставаться влиятельной персоной, а значит, имел сведения обо вс
ем мало-мальски важном, что творится в королевстве. Как обычно, он разрабо
тал не меньше пяти путей развития ситуации. И во многом оказался прав.
Даже перед лицом такой опасности единения гугенотских кланов не произо
шло. Буйон, Сюлли и Ледигьеры предпочли остаться в стороне. Ла Форс и Субиз
рвались в драку. Верховным главнокомандующим был выбран герцог Анри де
Роан, принц де Леон, некрасивый собой, но мужественный и умный полководец.

Озабоченные организацией собственного спасения, гугеноты стали вести
себя так, словно короля нет.
Король так не думал и ринулся с войском на юго-запад.
Все выглядело так, словно вернулась эпоха Походов веры за море. Вот с того
момента и начался новый виток проблем, символом которых стала непокорен
ная Ла-Рошель.
Армия короля и армия гугенотов сталкивались друг с другом с переменным у
спехом. То у короля пол-армии сбежало с поля боя, а то, что осталось, покосил
а чума, то Роан обнаружил, что у него нет ни денег, ни солдат. Поэтому осенью
1622 года в Монпелье заключили мирный договор, так как продолжать настоящу
ю войну сил у обеих сторон не было.
Гугеноты обоснованно надеялись, что у правительства еще долгое время не
хватит денег на финансирование новой военной кампании, правительство н
е менее обоснованно рассчитывало на раскол в рядах гугенотов.
В это время король вернул кардинала из опалы.
Так что Его Высокопреосвященство, как всегда, не прогадал, когда остался
верен королеве-матери и последовал за ней в Блуа. Он восстановил свои поз
иции при дворе, но теперь уже в союзе с королем. Правда, денег на военные ка
мпании по-прежнему не хватало, гугеноты воспряли духом, и самонадеянный
герцог Субиз, брат Роана, поднял мятеж. Он надеялся на поддержку Англии, эт
о и слепому было ясно.
Вот это и была моя задача Ц Субиз мог рассчитывать на что угодно, но Его В
ысокопреосвященству было нужно, чтобы английский двор, искренне одобря
я действия братьев по вере, не затруднял себя конкретной помощью мятежни
кам.
Это было не так уж и трудно. Правительства, как и люди, гораздо охотнее скл
оняются к выжидательному ничегонеделанию, чем к каким-либо действиям.
Пока два флота, как две стаи, кружили возле Ла-Рошели, Монморанси
Монморанси Ц адмир
ал королевской эскадры; Субиз руководил кораблями гугенотов
отогнал Субиза к острову Рэ и не подпускал к крепости; на Туманном о
строве не без моей помощи шли долгие дискуссии на тему, каким образом пом
очь единоверцам, когда это лучше всего сделать и как соблюсти при этом св
ои интересы.
Что же касается первого министра…
Бекингэм, после Амьена
В Амьене произошло одно из скандальных свиданий Бекингэма
с Анной Австрийской
ставший страшно загадочным, был вообще очень занят. Он отделывал в
своем дворце алтарь, посвященный Анне Австрийской, и оторвать его от это
го занятия был не в силах даже король. Что в общем-то вполне соответствова
ло интересам французского правительства.
А потом он вдруг исчез, о чем и было тотчас же сообщено Его Высокопреосвящ
енству.
Красавец Бекингэм поехал к вечно заплаканной королеве, которая его совс
ем не ждала.

ГЛАВА ВТОРАЯ
ОСОБЕННОСТИ РАБОТ СЕКРЕТНЫХ СЛУЖБ

Не скажу ничего нового, если напомню, что в наш семнадцатый век, как и во вс
е предыдущие, каждая персона, способная влиять на судьбы людей и народов,
имеет свою тайную армию помощников, являющихся ее глазами, ушами и рукам
и.
В этой армии есть своя иерархическая лестница.
Если человек, выполняющий поручения своего хозяина, мелкий и незаметный
да еще, не дай бог, умудрился попасться при занятии ремеслом, которым корм
ится, ему припечатывают определение «грязный шпион». И персона, нанявшая
его, делает вид, что никогда не имела чести знать подобную сволочь.
Если человек имеет кое-какой вес в обществе и может открытием своих тайн
причинить неприятности определенному количеству влиятельных людей, ег
о уважительно именуют «секретный агент». С секретным агентом дела обсто
ят уже куда более приятно. Если он попался, то с ним возятся, как с тухлым яй
цом, стараясь не узнать слишком многого и как можно скорее сбыть с рук нас
тоящему хозяину. Ему есть где зализать раны. От него почти не отрекаются. И
шансов выпутаться из истории целым и невредимым у него, кстати, раз в деся
ть больше, чем у грязного шпиона.
Если человек занимает положение среди первых, вторых и третьих лиц госуд
арства и может гордо говорить про себя «мы, нобилитет…», то его ласково на
зывают «сторонник» или «приверженец». Пропасть между этой третьей ступ
енью и первыми двумя непреодолимая. Мелочью сторонник за услуги не берет
. За то, за что грязного шпиона могут живьем поджарить, а секретного агента
прилюдно колесуют, будь он даже дворянин, приверженца лишь пожурят и отп
равят на месяц-другой отдохнуть от придворной жизни в провинциальном им
ении. Ясно даже ребенку, что третьей категорией не становятся, ею рождают
ся.
Мне удалось достичь высот секретного агента, с капризами которого счита
ется даже работодатель.
Впрочем, я всего лишь боролась за выживание. Но об этом позже, сначала о по
двесках.
Странно, даже наедине с собой разговаривая с вымышленными собеседникам
и и вспоминая быльем поросшие события, я не могу просто так стряхнуть в пе
рвую очередь неприятные воспоминания, освободиться от них раз и навсегд
а. Нет, они непременно хотят идти, как им хочется. Наверное, я просто возраж
аю графу де Ла Феру, противопоставляя его воспоминаниям свои.
Что поделать, мемуарный век, я же предупреждала…

Итак, алмазные подвески королевы.
Второго сентября Бекингэм покинул Англию и седьмого числа был уже в Пари
же.
Как я уже упоминала, вслед за ним помчался гонец к кардиналу. Мне оставало
сь только гадать, чем вызван такой стремительный отъезд герцога. Что-то з
аваривалось там, в Париже, но вестей из Франции не было, и отправиться туда
самой тоже не представлялось возможности.
Пришлось изнывать от любопытства почти полмесяца, но ранним утром пятна
дцатого сентября взмыленный гонец Его Высокопреосвященства господин д
е Витри поднял на ноги весь особняк, топая своими высокими сапогами и тре
буя срочно поднять миледи.
Ненавижу ранние вставания, и вся челядь это знает. Доведено до их сведени
я это было самым наглядным образом. Поэтому желающих подвергать свою жиз
нь опасности не было. Лакеи переминались, находя тысячи отговорок и ссыл
аясь на то, что подобные действия в такой неурочный час входят в обязанно
сти камеристок. Камеристки, сообразив, чем дело пахнет, вообще таинствен
но испарились.
С другой стороны, де Витри тоже был не подарок и, как всякий гвардеец, ждат
ь не любил, поэтому, в конце концов, он с проклятиями ринулся наверх, грозя
слугам адом и преисподней.
Ад и преисподняя его и встретили.
Спасло де Витри от увечий только клятвенное уверение рассказать обо все
м, что творилось в Париже. Но сначала я вскрыла письмо.

«Миледи! Будьте на первом же
балу, на котором покажется герцог Бекингэм. На его камзоле будут двенадц
ать алмазных подвесок; приблизьтесь к нему и отрежьте две из них.
Когда завладеете подвесками, дайте мне знать незамедлительно», Ц


писал кардинал.
Судя по рассказу де Витри, дело обстояло следующим образом.
Его Высокопреосвященство решил разыграть небольшую галантную комбина
цию. С помощью камер-фрейлины королевы госпожи де Ланнуа на собственной
писчей бумаге Анны Австрийской было составлено маленькое письмецо, в не
жных выражениях призывающее влюбленного герцога в Париж. Печать тоже бы
ла подлинной, а почерк искусно подделан.
С помощью этого письма надеялись привлечь Бекингэма в Париж, а там раз и н
авсегда вывести из игры путем громкого скандала.
Ставка делалась на события последних лет, которые с удовольствием смако
вали при всех дворах Европы. Первый министр английского короля имел нагл
ость избрать предметом своей любви французскую королеву. «Ах, как это во
звышенно! Ц шептались восторженные девицы. Ц Ну прямо Ланселот и корол
ева Гвинерва! А белокурый герцог такой красавец!»
С белокурым красавцем герцогом у меня, как и у множества дам при английск
ом дворе, были тесные телесные отношения. Может быть, чуточку более тесны
е, чем у прочих, потому что он любил блондинок, а для меня был лучшим источн
иком сведений, какой только можно представить.
Герцог Бекингэм, безумно влюбленный в королеву, охотно позволял сострад
ательным красавицам утешать себя, безутешного, и в меру женских сил скра
шивать его одинокий досуг. Было и смешно, и грустно.
Я думаю, что в этой истории мужчинами двигала отнюдь не любовь, но лишь отр
ащенная до невыносимых размеров гордыня. Вызов. Бекингэм упивался своим
чувством к королеве, тем, что он осмелился полюбить ее и довел свое чувств
о до сведения всего мира.
Бекингэм великолепный, Бекингэм неотразимый, пылкий Бекингэм, любимый к
оролевой…
По-моему личному мнению, Бекингэм в первую очередь любил весь тот шум вок
руг собственной персоны, а потом уж сам предмет ухаживания.
В конце концов, не он первый и не он последний смертный, который любил коро
леву. И, насколько я знаю из рассказов своей кормилицы, даже бывали случаи
, когда все кончалось благополучно. Людовик Орлеанский все-таки добился
Анны Бретонской, правда, ему пришлось стать королем. С другой стороны, Мар
ия Английская предпочла отказаться от короны вдовствующей королевы Фр
анции, но остаться со своим любимым Суффолком, пусть и простой герцогине
й. Меньше шума и больше дела Ц и глядишь, все бы сложилось совсем иначе.
Но, боюсь, герцог затеял весь этот эпатаж лишь для того, чтобы привнести в
свою скучную жизнь чуточку перца.
Людовик Тринадцатый… Роль оскорбленного супруга он играл с большим удо
вольствием, но его главное чувство к Анне Австрийской можно определить о
дним словом Ц равнодушие. Он был гораздо умнее, чем казался окружающим, и
массу усилий положил на то, чтобы они этого не заметили.
Хотя отказать себе в удовольствии лишний раз пошпынять супругу не мог, д
аже потому, что громогласное посягательство на украшение чела короля ро
гами наносит ущерб престижу государства. Вершилось бы дело тихо и незаме
тно, а не с таким треском и блеском, глядишь, Людовик Справедливый был бы т
олько рад, что жена чем-то занята.
Я злая, да? Еще нет.
Король вообще не любил женщин, особенно коронованных. Натерпевшись в дет
стве от деспотичного и вздорного характера матери, он, уловив эти же черт
очки в характере молодой супруги, возвел между нею и собою непроницаемую
стену. Другой вопрос, может ли королева, не обремененная государственны
м умом, не быть деспотичной и вздорной? Noblesse oblige.
Прекрасная Анна Австрийская… Не такая уж, прямо скажем, и прекрасная.
Нет, все правильно, она была прекрасной. Для королевы.
Будь она лоточницей близ Нового моста, тот же Бекингэм не удостоил бы ее д
аже взгляда. Толстый нос, сонные глаза, вечно выпяченная вперед нижняя гу
ба испанской немки Ц на все это накинута королевская мантия, и вот уже мы
слышим о прекрасном маленьком ротике с прелестной капризной губкой, том
ном взгляде, величественной, воистину королевской линии носа.
Чтобы грубая лесть не превратилась в откровенную ложь, поэты выбрали наи
менее подверженные опровержению прелести королевы и в унисон принялис
ь воспевать ее божественные руки и плечи. Вот тут что верно, то верно. Поск
ольку нам, знатным дамам, стирать в корыте не приходится, то и руки у нас со
храняются неплохо. Таким образом, стихи придворных лизоблюдов будут пра
вдивы по крайней мере еще лет десять Ц пятнадцать, пока королеву оконча
тельно не разнесет.
Вы думаете, я завидую? О, нет!
Ревную? Конечно!
А я и не собираюсь быть беспристрастной!
В конечном итоге я чуть было не лишилась головы, хотя бедняжка Бекингэм п
острадал, естественно, куда больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39