И значит, за сто двадцать секунд, проведенных в кабинете, детектив Де ла Круз не выяснил абсолютно ничего.
Де ла Круз достал и показал свой значок.
– Я здесь насчет одной вашей служащей.
Хекс притворно наклонилась вперед и посмотрела на жетон, хотя и не нуждалась в удостоверении личности. Ее симпатическая сторона сказала ей все, что требовалось: эмоции детектива представляли собой смесь подозрения, беспокойства, решимости и злости. Он относился к своей работе серьезно и пришел сюда по делу.
– Какой именно? – спросила она.
– Крисси Эндрюс.
Хекс откинулась на спинку стула.
– Когда ее убили?
– Как вы узнали, что она мертва?
– Не играйте, Детектив. Зачем еще, кому-то из отдела по расследованию убийств спрашивать о ней?
– К сожалению, я должен вас допросить. – Он убрал значок обратно во внутренний нагрудный карман и сел напротив нее, на стул с жесткой спинкой. – Квартирант, живущий этажом ниже, проснулся и обнаружил кровавое пятно на своем потолке, и сразу же вызвал полицию. Никто в доме не признает, что знал мисс Эндрюс, и у нее нет близких родственников, с которыми мы можем связаться. При обыске ее квартиры, мы нашли налоговые декларации, в которых указан этот клуб в графе «место работы». Дело в том, что кто-то должен опознать труп и…
Хекс встала, слово «ублюдок» билось в ее черепной коробке.
– Я займусь этим. Позвольте мне дать необходимые инструкции своим людям, прежде чем я уеду.
Де ла Круз моргнул, словно был удивлен быстротой ее реакции.
– Вы… эм, вас отвезти в морг?
– Святого Франциска?
– Да.
– Я знаю дорогу. Встретимся там, в восемь вечера.
Де ла Круз медленно поднялся на ноги, не отрывая взгляд от ее лица, словно ища на нем признаки волнения.
– Встретимся в установленное время.
– Не волнуйтесь, Детектив. Я не собираюсь падать в обморок при виде трупа.
Он прошелся по ней взглядом.
– Знаете… почему-то я в этом нисколько не сомневаюсь.

Глава 4
Въехав на территорию Колдвелла, Ривендж хотел было направиться прямиком в ЗироСам. Но был не глуп. И по уши в проблемах.
Покинув убежище Монтрега в Коннектикуте, он остановил свой Бентли на обочине и ввел себе двойную дозу дофамина. Панацея, однако, снова подводила его. Если бы в автомобиле был еще дофамин, то Рив бы вколол и третий шприц. Но лекарства не было.
Какая ирония – наркоторговец летел на всех порах к своему дилеру, но такой стыд, что на черном рынке не было большого спроса на нейромедиаторы. При сложившихся обстоятельствах, Рив мог получить лекарства лишь легальным путем, но ему придется исправить это. Раз он был достаточно умен, чтобы сбывать экстази, кокаин, мет, траву, оксиконтин и героин через два клуба, то, конечно же, сможет выяснить как, черт возьми, достать дофамин.
– О, давай же, шевели задницей. Это всего лишь проклятый съезд с магистрали. Ты же не в первый раз с ним сталкиваешься.
Он успешно проехал по шоссе, но теперь, после въезда в город, дорожное движение сводило прогресс на «нет». С нехваткой глубины восприятия было сложно рассчитать расстояние между машинами, поэтому ехать приходилось аккуратней, чем он предпочитал.
А тут еще этот гребаный чайник на тысячелетней развалюхе и с постоянной привычкой жать на тормоза.
– Нет… нет… ради всего святого, не перестраивайся. Ты ничего не видишь в зеркало заднего вида, не говоря уже о…
Рив ударил по тормозам, потому что Мистер Робкий действительно решил, что ему самое место на скоростной полосе, и единственный выход перестроиться – сначала полностью остановиться.
Как правило, Рив любил ездить. Он даже предпочитал машины дематериализации, потому что лишь в таком случае, под действием лекарств, он чувствовал себя в своей стихии: быстрым, ловким, сильным. Он ездил на Бентли не только потому, что машина была шикарна, и он мог ее позволить, но еще и потому, что под капотом скрывалось шестьсот лошадиных сил. Ничего не ощущая и опираясь на трость для равновесия, большую часть времени он чувствовал себя ущербным стариком, и так хорошо… быть нормальным.
Конечно, в отсутствии чувств были свои преимущества. Например, если он пару раз долбанется головой о руль, то просто увидит звезды. Головная боль? Не проблема.
Временная клиника расы вампиров находилась приблизительно в пятнадцати минутах езды от моста, по которому он сейчас ехал. Учреждение было немногим больше Безопасного места, которое сейчас превратилось в полевой госпиталь и недостаточно хорошо оборудовано для нужд пациентов. Тем не менее, эта бросок через поле на последней минуте – в настоящее время единственный выход расы, куотербек сломал ногу, и пришлось вызвать игрока со скамейки запасных.
После нападений этим летом, Роф работал с врачом расы над созданием новой постоянной больницы, но, как и все остальное, это требовало времени. Столько домов было разграблено Обществом Лессенинг, и все сходились во мнении, что использовать недвижимость, принадлежащую расе, идея не очень хорошая – одному Богу известно, сколько еще мест было известно лессерам. Король искал другое здание, но оно должно быть изолированным и…
Рив подумал о Монтреге.
Война действительно докатилась до убийства Рофа?
Риторика, подстегиваемая вампирской стороной, унаследованной от матери, струилась в его мыслях, но не вызывала никаких эмоций. Расчет осуществлял только его разум. Расчет, не обремененный моралью. Решение, которое он принял, уезжая от Монтрега, не дрогнуло, а становилось все тверже.
– Спасибо тебе, милостивая Дева-Летописеца, – пробормотал он, когда развалюха убралась с дороги, и выход предстал перед ним, как подарок, зеленый сигнал стал открыткой с его именем.
Зеленый…?
Рив огляделся. Красное марево начало покидать поле его зрения, другие краски мира вновь прорывались сквозь двухмерную дымку, и он облегченно вздохнул. Ему не хотелось бы ехать в клинику в таком состоянии.
Будто по расписанию, он начал замерзать, хотя в Бентли было градусов семьдесят[28], он протянул руку и увеличил температуру. Озноб был еще одним хорошим, пусть и неприятным признаком того, что лекарства начали действовать.
До самой смерти он должен держать свою сущность в тайне. У пожирателей грехов, вроде него, было два варианта: либо притворяешься нормальным, либо ссылка в колонию на севере штата, депортация из общества, словно токсичных отходов, которыми они и являлись. Тот факт, что он был полукровкой, не имел значения. Если в жилах текло хоть немного симпатской крови, то тебя приравнивали к одному из них, и не без основания. Дело в том, что симпаты любили зло внутри себя слишком сильно, чтобы им можно было доверять.
Ради бога, взгляните хотя бы на сегодняшний вечер. На то, что он был готов сделать. Один разговор, и он собирался нажать на курок – и даже не потому, что должен был, а потому, что просто хотел. Скорее даже нуждался в этом. Политические игры – кислород для его злой стороны, неотвратимый и питавший его. И причины его решения были свойственны симпату: они шли на пользу только ему и никому больше, даже не Королю, который был своего рода другом.
Именно по этой причине, если нормальный, среднестатистический вампир узнает о пожирателе грехов, разгуливавшим среди честного народа, по закону он обязан сообщить о симпате, чтобы того депортировали или наказали за преступное деяние. Контроль над местонахождением социопатов и ограждение их от нравственных и законопослушных граждан – здравый инстинкт самосохранения любого общества.
Через двадцать минут Рив подъехал к железным воротам, функциональность которых преобладала над внешним видом. Они были лишены всякого изящества, лишь прочные трубы, спаянные вместе и увенчанные свернутой кольцами колючей проволокой. Слева был интерком, и когда Рив опустил стекло, чтобы нажать кнопку вызова, камеры видеонаблюдения были обращены на перед его автомобиля, лобовое стекло и боковую дверь со стороны водителя.
Поэтому он не удивился, когда раздался напряженный женский голос:
– Господин… мне не сказали, что у вас назначен прием.
– Он не назначен.
Пауза.
– Так как ситуация не чрезвычайная, Вам придется ждать довольно долго. Может, Вы хотели бы назначить на…
Он посмотрел в объектив ближайшей камеры.
– Впустите меня. Сейчас же. Я должен увидеть Хэйверса. И это – чрезвычайная ситуация.
Он должен был вернуться в клуб и все проверить. Эти потраченные четыре часа были целой жизнью, когда дело касалось управления заведениями, вроде ЗироСам и Железной Маски. Дерьмо не случается в таких местах просто так, оно – стандартный порядок действий, и именно на его кулаке было вытатуировано «Последняя инстанция».
Спустя мгновение эти уродливые, прочные как скала, ворота открылись, и Рив не стал тратить время на подъездной дорожке в милю длиной.
Когда Рив проехал последний поворот, фермерский дом впереди не обещал той безопасности, которой обладал, если судить по внешнему виду. Двухэтажное дощатое строение едва ли походило на колониальное, и было максимально упрощено. Ни крыльца. Ни ставней. Ни дымоходов. Ни насаждений.
По сравнению со старым домом Хэйверса и клиникой, этот был жалким подобием садового ангара.
Рив припарковался напротив обособленных гаражей, где стояли и откуда выезжали машины скорой помощи. Он поежился от холода декабрьской ночи – еще один хороший знак – и потянулся к заднему сидению Бентли, чтобы взять свою трость и одну из многочисленных соболиных шуб. Наряду с онемением, еще одним побочным эффектом его защитной маски в виде лекарств было снижение температуры тела, которое превращало его вены в охлаждающую сетку. Жизнь днем и ночью в теле, которое он не мог чувствовать и согреть, отнюдь не праздник, но другого выбора не было.
Может, если бы его мать и сестра не были нормальными, он давно бы стал Дартом Вейдером[29], приняв темную сторону, проживал бы свои дни, трахая мозги приятелям-по-злу. Но он принял на себя обязанности главы семьи, тем самым застряв между плохой и хорошей стороной.
Рив обошел колониальный дом, подтянув соболиный мех ближе к горлу. Оказавшись у неприметной двери, он нажал на звонок на алюминиевой обшивке и посмотрел в электронный глазок. Мгновение спустя замок со скрипом открылся, и Рив протиснулся в белую комнату размером с гардеробную. После того, как он пристально посмотрел в объектив камеры, открылся очередной замок, скрытая панель сместилась назад, и он спустился по лестнице. Еще один пункт регистрации. Еще одна дверь. И затем он был внутри.
В каждой клинике приемная была местом дислокации для пациентов и семей, с рядами стульев, журналами на небольших столиках, телевидением и различными цветами. Эта была меньше, чем в старой клинике, но содержалась в чистоте и порядке. Две женщины, находящиеся здесь, застыли, увидев его.
– Пройдите сюда, господин.
Рив улыбнулся медсестре, которая обошла стол регистрации. Для него «долгое ожидание» всегда проходило в комнате для осмотра. Медсестры не любили, когда он распугивал посетителей, сидевших на стульях в приемной. Медперсонал также избегал его общества.
Никаких проблем. Его едва ли назовешь общительным.
Комната для осмотра, в которую его отвели, была расположена в обычном крыле клиники, и он уже был в ней однажды. Он успел побывать во всех комнатах.
– Доктор сейчас в хирургии, а остальной персонал занят другими пациентами, но я приведу коллегу, который снимет ваши жизненные показатели, так скоро, как только смогу.
Медсестра сбежала от него так, будто в коридоре кто-то срочно нуждался в реанимации, а разрядные электроды были только у нее.
Рив забрался на стол, не снимая шубы, и с тростью в руке. Чтобы скоротать время, он закрыл глаза и позволил эмоциям в здании просочиться в него, создавая в голове словно панорамный обзор: стены подвала исчезли, и эмоциональные сетки каждого индивида появились из темноты, множество уязвимых мест, беспокойство и слабости оказались выставленными напоказ его симпатической стороне.
У него был пульт ко всем, он инстинктивно знал, на какие кнопки давить у медсестры, переживавшей, что она больше не привлекала своего хеллрена… но которая, по-прежнему, много ела на Первой Трапезе. И у ее пациента, который рухнул с лестницы и повредил руку… потому что был пьян. Фармацевта, на другой части коридора, который до недавнего времени воровал Ксанакс[30] для личной выгоды… пока не обнаружил скрытые камеры, установленные, чтобы вывести его на чистую воду.
Саморазрушение других – излюбленное реалити-шоу симпатов, и оно вдвойне приятно, когда сам выступаешь режиссером. И хотя, сейчас его зрение вернулось к «нормальному», и тело стало холодным и онемевшим, его внутренняя сущность была лишь спрятана, а не изгнана.
Клиника предоставляла бесконечный источник вдохновения и капитала для пьес, которые он мог поставить.
***
– Дерьмо.
Когда Бутч припарковал Эскалейд перед гаражами клиники, изо рта Рофа вырвалось еще несколько цветастых проклятий. Вишес стоял в свете фар внедорожника, словно модель с обложки, он буквально растянулся на капоте знакомого Бентли.
Роф отстегнул ремень безопасности и открыл дверь.
– Вот так сюрприз, мой господин, – сказал Ви, выпрямившись и стукнув по капоту седана. – Был на совещании в центре Колди с нашим приятелем Ривенджем? Ну как же. Должно быть, парень умеет находиться в двух местах одновременно. И в этом случае, я просто обязан узнать его секрет, верно?
Ублюдок. Хренов.
Роф вышел из внедорожника и решил, что лучшая стратегия – проигнорировать Брата. В ином случае придется искать оправдание лжи, а это мартышкин труд, потому что глупость не числилась среди недостатков Ви. Как вариант – спровоцировать перепалку, но это лишь временная диверсия, к тому же, бессмысленная трата времени на восстановление расквашенных физиономий.
Обогнув внедорожник, Роф открыл заднюю дверь Эскалейда.
– Исцели своего парня. Я разберусь с телом.
Когда он поднял безжизненное тело гражданского и развернулся, взгляд Ви застыл на избитом до неузнаваемости лице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84