ПОСВЯЩАЕТСЯ ТЕБЕ:
«Добро» и «зло» никогда не были столь относительны,
Применимо к таким, как ты.
Но я согласна с ней. Для меня ты всегда был героем.
БЛАГОДАРНОСТИ:
Огромная благодарность всем читателям «Братства Черного Кинжала», а также поклонникам с форума!
Большое спасибо:
Стивену Аксельроду, Кейре Сезаре, Клэр Зион, Кэйре Уэлш и Лесли Гелбмен.
Спасибо, Loop и Opal, а также нашим администраторам и модераторам за все, что вы сделали по доброте душевной!
Как всегда, спасибо моему исполнительному комитету:
Сью Графтон, доктору Джессике Андерсон и Бэтси Воган.
И спасибо несравненной Сюзанне Брокманн и фантастической Кристин Фихан (а также ее семье).
Д.Л.Б. – сказать, что я уважаю тебя, будет тривиально, но все же. Мамочка любит тебя.
N.T.M. – кто всегда прав, и по-прежнему остается любимым всеми нами.
ЛиЭлла Скотт – та, которая владеет этим, да, детка, это так.
Малышке Кайле и ее мамочке. Я так сильно люблю вас.
Ничего бы не получилось без:
моего любимого мужа, моего советчика, смотрителя и фантазера
моей замечательной мамы, которая подарила мне столько любви, что я не смогу отплатить ей,
моей семьи (по крови и по выбору); и дорогих друзей.
О, и, конечно же, моя любовь лучшей стороне Собаки Писателя.

Глава 1
– Король должен упокоиться навечно.
Четыре простых слова. По отдельности они не представляли ничего особенного. Но вместе? Они несли много разного дерьма: Убийство. Предательство. Измена.
Смерть.
В наступившей тишине, после того, как они было озвучены, Ривендж хранил молчание, позволяя квартету повиснуть в душном воздухе комнаты. Четыре стороны темного, злого компаса, с которым он был близко знаком.
– Каков будет ваш ответ? – спросил Монтрег, сын Рема.
– Нет.
Монтрег моргнул и затеребил шелковый платок у себя на шее. Как и подавляющая часть Глимеры, он твердо стоял своими бархатными тапочками на сухих, шикарных песках своего класса. И, значит, с ног до головы его окружала роскошь. В смокинге и аккуратных брюках в тонкую полоску и… черт, это что, действительно короткие гетры? – он словно сошел со страниц Ярмарки тщеславия[1] столетней давности. И это бездонное высокомерие в сочетании с яркими, бредовыми идеями – он был словно Киссинджер[2] без президента, когда дело касалось политики – простой анализ, никакой власти. Что и объясняло эту встречу.
– Поздно останавливаться, – сказал Рив. – Ты уже спрыгнул с крыши. Приземление мягче не станет.
Монтрег нахмурился.
– Мне не под силу относиться к делу с вашей легкомысленностью.
– А кто здесь шутит?
Стук в дверь заставил Монтрега повернуть голову, его профиль напоминал ирландского сеттера: один сплошной нос.
– Войдите.
Доджен, вошедшая с его разрешения, сгорбилась под тяжестью серебряного сервиза, который она пронесла через всю комнату на эбеновом подносе размером с крыльцо.
Девушка подняла голову и увидела Рива.
И замерла, словно моментальный снимок.
– Поставь наш чай здесь, – Монтрег указал на низкий столик между двумя шелковыми диванами, на которых они сидели. – Здесь.
Доджен не двигалась, только пристально смотрела Риву в лицо.
– В чем дело? – требовательно спросил Монтрег, когда чайные чашки со звенящим шумом задребезжали на подносе. – Поставь наш чай сюда, сейчас же.
Доджен склонила голову, что-то пробормотала и медленно сделала шаг вперед, еле переставляя ноги, словно она приближалась к свернувшейся в клубок змее. Она остановилась как можно дальше от Рива, и, поставив сервис на стол, дрожащими руками тщетно попыталась расставить чашки по блюдцам.
Когда она потянулась к чайничку, стало ясно, что она прольет напиток по всему столу.
– Позвольте мне сделать это, – сказал Рив, подавшись вперед.
Она резко отпрянула от него, ручка чайника выскользнула из ее хватки, и сосуд полетел вниз.
Рив ладонями поймал накалившееся серебро.
– Ты что натворила? – вспылил Монтрег, вскакивая с дивана.
Доджен съежилась и прикрыла лицо руками.
– Я сожалею, господин. Пожалуйста, я…
– О, замолчи, и принеси уже лед.
– Это не ее вина, – сказал Рив и спокойно взял чайник за ручку и разлил напиток. – Я в порядке.
Они оба уставились на него так, словно ждали, что он сейчас же начнет перескакивать с ноги на ногу и ойкать от боли.
Он поставил серебряный чайник и посмотрел в бледные глаза Монтрега.
– Один кусок или два?
– Могу я… могу я предложить Вам что-нибудь от ожога?
Рив улыбнулся хозяину, обнажая клыки.
– Я в порядке.
Монтрег казался уязвленным тем, что ничего не мог сделать для гостя, и поэтому излил свое недовольство на служанку.
– Ты достаточно опозорилась. Оставь нас.
Рив посмотрел на доджена. Ее эмоции предстали трехмерной сеткой, состоящей из страха, стыда и паники, плотно закрывающей пространство вокруг нее, как кожа покрывает мускулы и кости.
«Успокойся, – подумал он, глядя на нее, – и знай, ты все сделала правильно».
Удивление отразилось на ее лице, но напряжение покинуло плечи, и она отвернулась, выглядя при этом уже более спокойной.
Когда она ушла, Монтрег откашлялся и сел на диван.
– Не думаю, что от нее будет польза. Она совершенно некомпетентна.
– Почему бы вам не начать с одного кубика, – Рив бросил кусок сахара в чай. – И посмотреть, захотите ли вы второй.
Он протянул ему чашку, но не слишком далеко, а так, чтобы Монтрег был вынужден снова подняться с дивана и перегнуться через стол.
– Спасибо.
Рив не отпускал блюдце, изменяя ход мыслей хозяина.
– Я нервирую женщин. Она не виновата.
Он резко выпустил чашку, и Монтрегу пришлось постараться, чтобы удержать Роял Далтон[3].
– Упс. Не пролейте, – Рив откинулся на спинку дивана. – Будет жалко посадить пятно на этот прекрасный ковер. Это же Обюссон[4]?
– О… да. – Монтрег снова сел и нахмурился, недоумевая, почему Рив вел себя иначе по отношению к его горничной. – Э-э… да, это он. Мой отец купил ковер много лет назад. У него был изумительный вкус, не правда ли? Комната предназначалась специально для этого ковра, в виду его больших размеров, стены также выбраны такого цвета, чтобы подчеркнуть персиковые тона полотна.
Монтрег окинул взглядом кабинет и улыбнулся сам себе, делая маленький глоток чая, оттопырив мизинец, словно знамя.
– Как вам чай?
– Прекрасный, но почему же вы не пьете?
– Не люблю чай, – Рив ждал, пока край чашки коснется губ мужчины. – Так вы говорили об убийстве Рофа?
Монтрег поперхнулся, Эрл Грей залил круглыми пятнами весь перед его кроваво-красного смокинга и часть замечательного, персикового ковра его отца. Когда мужчина начал стряхивать пятна безвольной рукой, Рив протянул ему салфетку.
– Вот, возьмите.
Монтрег взял квадратик дамасской ткани, неловко похлопал им по груди, а потом также безрезультатно вытер ковер. Стало ясно, что он относится к тому типу мужчин, которые устраивают беспорядки, а не устраняют их.
– Вы так сказали, – произнес Рив.
Монтрег поднялся на ноги, бросил салфетку на поднос, и, оставив чай, принялся выписывать круги по комнате. Он остановился перед большим горным пейзажем, и, казалось, залюбовался драматической сценой с изображенным на ней колониальным солдатом, молящимся небесам.
Не отрывая взгляда от картины, он произнес:
– Как вам известно, многие из наших кровных братьев были убиты во время нападений лессеров.
– А я-то думал, меня назначили Главой Совета только по причине моей яркой индивидуальности.
Монтрег посмотрел через плечо и поднял подбородок в классическом, аристократическом жесте.
– Я потерял своего отца и мать, а также всех своих двоюродных братьев. Я похоронил каждого из них. Думаете, для меня это было радостью?
– Я сожалею.
Рив положил правую ладонь на сердце и склонил голову, хотя на самом деле ему было абсолютно наплевать. Он не позволит Монтрегу манипулировать собой, давя на жалость. Особенно потому, что парнем двигала лишь жадность, а не горечь потери.
Монтрег повернулся спиной к картине, его голова заслонила горные склоны, среди которых стоял колониальный солдат, и теперь стало казаться, будто маленький человечек в красном мундире пытается взобраться ему на ухо.
– Глимера понесла небывалые потери от нападений лессеров… но речь не только о жизнях, но и об имуществе. Дома, которые подверглись набегам, были разрушены, предметы искусства и антиквариат украдены, банковские счета опустошены. И что сделал Роф? Ничего. Он не дал никакого ответа на неоднократные вопросы о том, как были найдены резиденции этих семей, почему Братство не остановило атаки, куда делось все имущество? Нет никакой надежды и уверенности в том, что это больше не повторится. Нет гарантии того, что если оставшиеся члены аристократии вернутся в Колдвелл, они будут в безопасности.
Монтрег действительно вошел в раж, его голос повышался и подпрыгивал до самой вершины позолоченного потолка.
– Наша раса вымирает, и мы нуждаемся в настоящем лидере. Согласно закону, пока сердце Рофа бьется в его груди, он – Король. Но действительно ли жизнь одного стоит жизни многих? Загляните в свою душу.
О, Рив заглядывал в эту большую, черную, злую дыру, каковой и была его душа.
– И дальше что?
– Мы возьмем бразды правления в свои руки и поступим должным образом. Во время своего правления, Роф реорганизовал порядки… Взгляните на то, что сделали с Избранными. Теперь им позволили экспериментировать на Этой Стороне… неслыханно! И рабство объявили вне закона наряду с хранителями отстраненных женщин[5]. Дражайшая Дева-Летописеца, если так пойдет и дальше, то они наберут в Братство женщин. Взяв власть в свои руки, мы сможем полностью изменить то, что он натворил и пересмотреть законы, дабы сохранить старинные традиции. Мы сможем организовать новое наступление против Общества Лессенинг и одержать победу.
– Вы слишком часто оперируете словом «мы», но мне почему-то кажется, что Вы имеете в виду совсем не другое.
– Ну, конечно, должен быть человек, который станет лидером. – Монтрег поправил отвороты своего смокинга и принял такую стойку, будто позировал для бронзовой статуи или даже долларовой купюры. – Избранный мужчина, имеющий авторитет и достоинство.
– И каким же образом этот идеал будет избран?
– Мы провозгласим демократию. Запоздалая демократия, которая заменит несправедливую и нечестную монархию…
В общем, дальше последовала пустая болтовня, поэтому Рив откинулся на спинку, скрестил ноги в коленях и соединил перед собой кончики пальцев. Он сидел на мягком диване Монтрега, и внутри него кипела борьба двух конфликтующих сторон – вампира и симпата.
Все его внимание было поглощено внутренним громким спором, поэтому он практически не слышал того, что бубнил себе под нос Мистер Я-знаю-все.
Возможность была очевидна: избавиться от короля и захватить власть над расой.
Возможность не укладывалась в голове: убить хорошего мужчину и прекрасного лидера и… можно сказать – друга.
– … и мы бы выбрали того, кто поведет нас. Он будет отчитываться перед Советом. Что станет гарантией соблюдения наших интересов.
Монтрег удобно утроился на мягком диване, словно его болтовня о будущем могла растянуться на несколько часов.
– Монархия не действенна, и демократия – единственный путь…
Рив его перебил:
– Демократия, как правило, означает, что любой человек имеет право голоса. Так, на всякий случай, если вы не знакомы с определением.
– Но так и будет. Все мы, кто работает в Совете, будут принимать участие в избирательной коллегии. Каждый голос будет учтен.
– К вашему сведению, термин «все» охватывает намного большее количество людей, нежели «таких, как мы».
Монтрег смерил его тяжелым взглядом, типа, «о, пожалуйста, будьте серьезны».
– Вы бы, правда, доверили будущее расы низшим слоям?
– Не мне решать.
Глава 2
Двигаясь по одному из городских переулков Колдвелла, Роф, сын Рофа, истекал кровью из ран в двух местах. Один порез, сделанный ножом с зазубренными краями, шел вдоль его левого плеча, а бедро зацепил ржавый угол Дампстера[6]. Лессер бежавший перед ним, тот, которому он собирался выпустить потроха, словно рыбе, не был причастен к ранам: ущерб нанесли два белобрысых мудака, пахнувшие детской присыпкой, приятели этого бегуна.
Прежде, чем их превратили в мешки мульчи, три сотни ярдов и три минуты назад.
Ублюдок впереди был текущей целью.
Убийца спасал свою задницу, но Роф был быстрее – не просто потому, что его ноги были длиннее, и, несмотря на то, что он протекал, как ржавая цистерна. Без сомнений, третий лессер умрет.
Вопрос времени.
Сегодня лессер выбрал неверный путь – и речь не о переулке. Бой в безлюдных местах – единственная правильная стратегия, которой нежить придерживалась в течение многих десятилетий, потому что секретность имела большое значение для их противостояния. Последнее, в чем нуждались Братья и Общество Лессенинг, – чтобы человеческая полиция сунула свой нос в их войну.
Нет, этот гребаный ублюдок совершил промах, когда приблизительно пятнадцать минут назад убил гражданского мужчину. С улыбкой на лице. На глазах у Рофа.
Запах свежей крови вампира привлек внимание Короля, и он обнаружил троих убийц, пытавшихся похитить его подданного. Они правильно определили, что Роф состоял в Братстве, потому что лессер, бежавший сейчас впереди, убил гражданского, чтобы он и его дивизион были свободны и полностью сосредоточены для боя.
Самое печальное – прибытие Рофа избавило гражданского вампира от долгой, мучительной смерти в одном из центров для допросов Общества, но осознание этого все равно жгло ему задницу, потому что он видел, как закололи охваченного ужасом невинного. Видел, как он упал на холодный, изрытый тротуар, словно пустая коробка для завтрака.
Итак, ублюдку впереди не сносить головы.
Око за око, так сказать.
Достигнув тупика, лессер развернулся и приготовился, упершись ногами в асфальт и подняв нож. Роф не медлил. В середине шага он потянулся к одной из своих метательных звездочек и быстрым движением руки эффектно послал оружие вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84