https://wodolei.ru/catalog/mebel/Italy/
Лучше выждать и поглядеть, как оно сложится.
Но в дом Илына не пошёл, и дело было не в крыльце. Ножки на его самоходном кресле умели сокращаться и выдвигаться, приспосабливаясь под высоту ступенек – собственное изобретение. Подъем, особенно при наличии перил, получался довольно быстрый. Оробел Илья, потому и остался сидеть в тележке.
Вдруг она на него посмотрит и прочтёт по глазам такое, чего ей знать нельзя?
Торчал во дворе бездвижно, потел от напряжения и надежды – может, голос её раздастся или выйдет гостей проводить?
Василису ои увидел не там, где ждал, а наверху, на вислом крыльце. Она выскочила на него, будто играючись, спиной вперёд. Обернулась, мельком глянула на Илью. Лицо у неё было раскрасневшееся, радостное.
С кем она там разговаривала, снизу было не углядеть. Да и всё равно. Ильша смотрел на её шею, на уложенную венцом косу и тем был счастлив. Вдруг что-то случилось – он и не видел, что.
Ни с того ни с сего Василису, словно бешеным порывом ветра, отшвырнуло назад, на хилую узорчатую оградку. Та с грохотом обвалилась, а девушка, всплеснув руками, закачалась на самом краешке предательского балкона.
– А-а-а-а!!! М-м-м-м! – утробно зарычал Ильша.
Это он хотел крикнуть: Алёшка! Митька! Спасайте! Не хватило ни времени, ни сил – до того испугался. Раньше и не знал, что бывает такое состояние – будто кровь в жилах застыла, а вся внутренность сжалась в изюмину.
Как подстреленная охотником лебедь, Василиса опрокинулась и стала падать плашмя, широко раскинув руки. Это было красиво и страшно.
Что с ним произошло дальше, Илья не понял и, можно сказать, даже не заметил. Какая-то неведомая, доселе дремавшая сила вытолкнула его с сиденья. Огромным прыжком он соскочил на землю, оттолкнулся, прыгнул ещё раз – и падающая княжна рухнула прямо в его подставленные руки.
Они оба повалились, но драгоценной ноши Илья не выпустил. Сидел на земле, ничего не соображая, и бережно прижимал лёгкое тело. Лицо Василисы было совсем близко, глаза в глаза.
– Ой… – пролепетала она тоненьким, детским голосом. – Илюша… Да как закричит: – Илья! Илья! Нашёлся!
И давай его обнимать, целовать.
В последующие годы своей жизни, если Ильша когда о чём и жалел – так это что у него в тот самый миг от счастья не лопнуло сердце. Попал бы сразу в рай, и разницы между землёй и небом не заметил бы.
Поразительней всего, что об оживших ногах он и не вспомнил. Это Василиса первая сказала:
– Ты нашёлся! Ты здоров, ногами ходишь! Какой день, ах какой день!
Только теперь он спохватился. Оглянулся на упряжку, до которой было добрых десять шагов. Вороной Брюхан пучился на хозяина, недоверчиво прядая ушами. Не ожидал от сидня этакой прыти.
– Уф, до чего ж я напугался, – содрогнулся Илья. – Прямо душа вон…
Василиса засмеялась:
– Ты напугался? Не ври. – Она вскочила на ноги, потянула его за собой. – Ну, вставай же!
«Не встану», – подумал Илья, и встал. Не с такой, как Василиса, лёгкостью, да ещё и пошатнулся, но стоял. Держали ноги, держали!
На крыльцо, толкаясь, вылетели Дмитрий с Алексеем – на девичий крик. Замерли, ничего не понимая.
Внезапно наверху что-то заскрипело, захрустело. По шву, где балкон соединялся со стеной, пробежала трещина, расползлась. Офицер с казаком отпрянули назад.
– В сторону! – взвизгнула Василиса, оттаскивая Илью от опасного места.
Вовремя: италианский балкон, краса фасада, с преужасным грохотом обвалился вниз, подняв целую тучу пыли.
Через минуту двор огласился громким смехом и звонким чиханием.
Трое мужчин и девица, перепачканные, но совершенно целые, громко ликовали.
-…Думала, разобьюсь! Он, как из-под земли, вырос!
– Илюха, ты стоишь?! Ходишь?!
– Говорили же каменщики: смотреть можно, ступать ни-ни… А-ха-ха-ха!
У Ильи слов не было, он радостно гудел невнятное, хлопал себя по ляжкам, притоптывал на месте.
Сверху, из пустого дверного проёма, который в отсутствие балкона смотрелся весьма нелепо, за ликующими наблюдал стройный юноша. Взгляд его фиалковых глаз были строг и сосредоточен. Поочередно остановился на каждом из четырех лиц и устремился дальше, к воротам.
Туда как раз въезжал всадник, никем кроме юноши не замеченный.
Он натянул поводья, сдвинул чёрные с проседью брови и со спокойным удивлением воззрился на весельчаков, отряхивая дорожный прах с камзола.
На улице остался эскорт, четверо синемундирных конников, у каждого в седельном чехле по карабину.
* * *
Княжна наконец оглянулась.
– Дядя! Твой балкон всё-таки обвалился! Я чуть не рас шиблась! Кабы не… – Здесь Василиса запнулась. -…Кабы не этот вот человек, не было б у тебя племянницы.
Застигнутые врасплох появлением начальника, приятели повели себя неодинаково.
Гвардии прапорщик вытянулся и сделал правой рукой салютацию. Казак тронул бороду и поправил на боку саблю – запорожцы ломают шапку лишь перед царём иль, на худой конец, перед князь-кесарем. Простолюдин отошёл к своей тележке – мол, вы, дворяне, тут меж собой разбирайтесь, а наше дело мужицкое.
– Я думал, татаре напали. Разгромили мне дом и радуются, – сказал хозяин сдержанно, и лишь по искоркам, что блеснули в желто-карих глазах, было понятно, что пошутил.
Он упруго спустился на землю, потянулся, всё так же зорко оглядываясь. Приметил наверху сына, задержал на нём взгляд, но ничего не сказал и даже не кивнул.
– Василисушка, – с весёлой укоризной молвил Автоном Львович, – тебе бочок не продует?
Она схватилась за бок, обнаружила, что платье лопнуло по шву от подмышки до талии – видно лиф. Ойкнула, обхватилась руками, убежала в дом.
Спровадив племянницу, Зеркалов поманил пальцем Попова. Тот, не дожидаясь вопроса, доложил:
– Господин гехаймрат, дело. Срочное!
– И у меня к тебе тож, – с усмешкой, но уже не весёлой, а опасной сказал начальник. – Был я ныне у князь-кесаря. Гневен он на тебя. Говорит, пропал бесспросно, дерзким манером. Велел сыскать тебя и представить. Что ли тебе, Алексей, голова надоела?
Помертвев, Попов вскричал:
– Разве я бы посмел, кабы не важнейшая оказия!
И поспешно доложил, как на ассамблее случайно подслушал разговор подозрительного немца с мажордомом, как немец тот оказался вражьим курьером и попытался гвардии прапорщика убить, и что обнаружилась у гонца секретная шкатулка с письмом из шведского лагеря. Ежели бы господин гехаймрат наведался в приказную избу, то сержант Журавлёв обо всём отрепортовал бы, ибо о сем чрезвычайном деле извещён и к розыску причастен.
Кто другой из сумбурного этого доклада половины не понял бы, стал переспрашивать, но гехаймрат Зеркалов был муж ума острого и цепкого. Сохмурив брови, он спросил только об одном, грозно:
– Ты почему о тайном при чужих говоришь? – Хищное лицо дёрнулось в сторону казака и мужика, который тоже стоял недалеко и должен был слышать каждое слово. – Пусть на тебя пеняют. Эй, охрана! – оглянулся он на отборных ярыг, всегдашнее своё сопровождение. – Взять этих двоих и в приказ, под замок. Пускай посидят, пока дело не окончится.
– Это мой помощник Дмитрий Микитенко, князь-кесарь пожаловал его армейским прапорщиком. И второй тож при мне. – Попов метнул быстрый взгляд на Ильшу и мигнул: не встревай. – Князь велел мне помощников подобрать, чтоб непременно бородатые. По ведомому твоей милости стрелецкому сыску. Илейка этот один десяти ярыг стоит.
Зеркалов посмотрел на богатырскую стать мужичины, кивнул и махнул охране, чтоб оставалась в сёдлах.
Когда назревала большая охота и пахло серьёзной дичью, гехаймрат лишних слов не тратил, а времени тем более.
– Донесение, – сказал он, протягивая руку.
– Вот тайная шкатулка, хитрого устройства. Если бы не Илейка, ломать бы пришлось… А вот письмо.
Повертев раскрытую шкатулку, гехаймрат углубился в чтение. Несколько раз спрашивал у Попова незнакомые слова, ибо французский язык знал средне.
Прямо во дворе, даже не поднявшись в дом, свинцовым грифельком, который всегда имел при себе, списал донесение на листок. Подозвал Илью:
– А ну, борода. Раз ты сумел эту штуковину отворить, сумей и закрыть.
Мастер неспешно уложил сложенное письмо обратно в ларец, завертел его так и этак, защелкал пластинками. Скоро секретная коробка опять стала сплошь гладкой, непроницаемой. Начальник сунул её в карман камзола. – Ступайте в дом. Ждите. И чтоб никуда.
Он сел на коня, подъехал к охране и что-то негромко сказал ей, после чего помчал вдоль переулка рысью.
– Это он к князь-кесарю. – Алёша с тревогой наблюдал, как ярыги заводят коней во двор и запирают ворота. – Караул при нас оставил. Ох, не нравится мне это.
На душе у Попова было скверно. Наврал-то он складно, но у князь-кесаря всюду глаза и уши. Вдруг кто-то видел или слышал, как оно на самом деле вышло, на ассамблее-то? В Преображёнке со своими за провинности обходились суровей, чем с чужими. Что шпиона шведского выявил и донесение перехватил – это твой долг и служба. А вот за брехню начальству отвечали своей шкурой, если не жизнью.
– Ладно… Нам велено в доме ждать. Ты, Илья, тоже иди. У тебя теперь выбора нет. Куда мы, туда и ты.
– Само собой, – пробасил Ильша, с удовольствием ставя ногу на ступеньку крыльца.
* * *
Он и в салоне всё не мог усидеть на месте. Похаживал взад-вперёд, да любовался на себя в зеркало, да ножкой потопывал. Каждая ножка пуда по два, если не по три, шагнет – в стеклянном посудном шкапе фарфоровые чашки-блюдца дребезжат.
– Да сядь ты, слон! – в конце концов осерчал на друга Алексей, обеспокоенно ёрзая на золочёном стуле.
Илья огляделся вокруг, но все имевшиеся в горнице сиденья показались ему неосновательными. Ни скамьи дубовой, ни сундука. Осторожно присел на край козетки – та треснула под тяжестью огромного тела.
– Я, тово-етова, постою.
Дмитрий всё посматривал в окно, на караульных.
– Слушай, Алёша, а не сбежать ли нам через сад? Гляди, поздно будет.
Видно и он от князь-кесаря хорошего не ждал, хотя истинной причины Лёшкиной тревоги не ведал.
Попов нерешительно взглянул на Илью, но тому было всё едино. Бежать, скакать, просто идти – лишь бы ногам была работа. Богатырь пожал плечами. На душе у него было светло и радостно. Слава Богу, исцелился, да Василису повидал, да товарищи рядом. Чего ещё желать?
Не в силах устоять на месте, он прошёлся по скрипучему паркету и, чтоб Лёшка не ругался, вышел за дверь, в соседнюю горенку. Там пол был устлан ковром, топай, сколь пожелаешь. Ильша с удовольствием пересёк комнату, до следующей двери, и хотел повернуть обратно, но вдруг услышал Василисин голос и застыл – не чтоб подслушивать, а просто такую уж власть имели над ним эти звуки.
– …нисколько не сержусь. Ты же не знал, что перила обвалятся. Я сама от сердца, бывает, такое сделаю – самой жутко! Пойдём к ним. Право, идём, нехорошо.
Испугавшись, что будет застигнут под дверью, Ильша неумело просеменил на цыпочках в обратном направлении. Дело это оказалось нелёгкое, за двадцать лет подзабылось. Спасибо Бабиньке, что велела каждый день ноги мять да тискать, не то они вовсе не удержали бы этакую тушу.
Едва он вернулся в салон, как следом вошли двоюродные брат с сестрой.
– Посмотри, Петруша, вот мой спаситель…
Княжна подмигнула из-за спины кузена и приложила палец к губам. Вспомнит ли Петя, что когда-то уже видел Илью?
Юноша очень долго, пристально смотрел на бородатого мужчину, который был вдвое его шире. Было заметно, что в голове младшего Зеркалова происходит какая-то работа – ещё более мучительная, чем раньше, когда он так же разглядывал Дмитрия. Нет, не вспомнил. Но что-то с ним всё-таки произошло.
Не говоря ни слова, он внезапно развернулся и быстро вышел. Василиса растерянно окликнула его, кинулась вдогонку.
– Не нравится мне этот братец, – мрачно заметил Алексей. – Кабы родной – иное дело, а то слыхали мы про двоюродных…
Илье это тоже не понравилось, но по другой причине. Из ненароком подслушанного разговора явствовало, что с балкона Василиса упала не сама по себе – парень этот толкнул. Что ежели на него сызнова какая дурь найдёт?
Поспешил следом. Очень споро не получалось. Ожившие мышцы ныли так, будто отмахали сотню вёрст.
Василису обнаружил в переходе, перед дверью – должно быть, запертой. Девушка звала, прижавшись лицом к щели:
– Петя, что с тобой? Открой! Петенька!
Опасности в том Илья не усмотрел и попятился назад. В нём тут не нуждались.
* * *
Ускакал гехаймрат один, вернулся же с целым отрядом. Попов, глядя во двор, насчитал восемнадцать конных, всё отборные молодцы из ярыжной роты. Въехав, они выстроились в две шеренги, не спешиваясь.
– Ну, братья, может, и пожалеем, что не сбежали, – бросил Алексей через плечо.
Жалеть, однако, было поздно. Зеркалов уже поднимался пружинистой походкой на крыльцо. Его личная охрана не отставала.
Для Попова наступила тревожная минута. Если четверо синих, как обычно, останутся в сенях, значит, грозу пронесло. Если войдут вместе с начальником – беда. Слава Господу, Автоном Львович пожаловал один.
– Вы ждите внизу, – приказал он Дмитрию с Ильёй, а гвардии прапорщику, когда остались наедине, сказал. – Недоволен тобою Фёдор Юрьевич. Сначала Фролку Быка упустил, теперь гонца шведского живьём не взял. Но все те вины тебе простятся, ежели дознаемся, к которому из посланников ехал лейтенант.
Своего облегчения Алёша ничем не выдал. Про посланника же думал и сам, весь день.
– Ясно одно, – уверенно произнёс Попов. – В записке сказано: «Не удивляйтесь, что пишу на французском», стало быть не д'Антраг. И потом, он никакой не посланник, в Москве сидит наполовину партикулярно.
Но Зеркалов не согласился:
– Про то мы с князь-кесарем говорили. Кавалер д'Антраг, хоть и не имеет от короля Лудовика дипломатского характера, но почитается средь прочих французов наипервейшей особой, так что именуют его «екселянсом», сиречь «превосходительством» – как в письме. Версальский двор с шведским Карлом пребывает в давнем дружестве, то нам то же не новость. А про французский язык в депеше могло быть нарочно писано, из хитрости.
Рассуждение было умное, возразить нечего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Но в дом Илына не пошёл, и дело было не в крыльце. Ножки на его самоходном кресле умели сокращаться и выдвигаться, приспосабливаясь под высоту ступенек – собственное изобретение. Подъем, особенно при наличии перил, получался довольно быстрый. Оробел Илья, потому и остался сидеть в тележке.
Вдруг она на него посмотрит и прочтёт по глазам такое, чего ей знать нельзя?
Торчал во дворе бездвижно, потел от напряжения и надежды – может, голос её раздастся или выйдет гостей проводить?
Василису ои увидел не там, где ждал, а наверху, на вислом крыльце. Она выскочила на него, будто играючись, спиной вперёд. Обернулась, мельком глянула на Илью. Лицо у неё было раскрасневшееся, радостное.
С кем она там разговаривала, снизу было не углядеть. Да и всё равно. Ильша смотрел на её шею, на уложенную венцом косу и тем был счастлив. Вдруг что-то случилось – он и не видел, что.
Ни с того ни с сего Василису, словно бешеным порывом ветра, отшвырнуло назад, на хилую узорчатую оградку. Та с грохотом обвалилась, а девушка, всплеснув руками, закачалась на самом краешке предательского балкона.
– А-а-а-а!!! М-м-м-м! – утробно зарычал Ильша.
Это он хотел крикнуть: Алёшка! Митька! Спасайте! Не хватило ни времени, ни сил – до того испугался. Раньше и не знал, что бывает такое состояние – будто кровь в жилах застыла, а вся внутренность сжалась в изюмину.
Как подстреленная охотником лебедь, Василиса опрокинулась и стала падать плашмя, широко раскинув руки. Это было красиво и страшно.
Что с ним произошло дальше, Илья не понял и, можно сказать, даже не заметил. Какая-то неведомая, доселе дремавшая сила вытолкнула его с сиденья. Огромным прыжком он соскочил на землю, оттолкнулся, прыгнул ещё раз – и падающая княжна рухнула прямо в его подставленные руки.
Они оба повалились, но драгоценной ноши Илья не выпустил. Сидел на земле, ничего не соображая, и бережно прижимал лёгкое тело. Лицо Василисы было совсем близко, глаза в глаза.
– Ой… – пролепетала она тоненьким, детским голосом. – Илюша… Да как закричит: – Илья! Илья! Нашёлся!
И давай его обнимать, целовать.
В последующие годы своей жизни, если Ильша когда о чём и жалел – так это что у него в тот самый миг от счастья не лопнуло сердце. Попал бы сразу в рай, и разницы между землёй и небом не заметил бы.
Поразительней всего, что об оживших ногах он и не вспомнил. Это Василиса первая сказала:
– Ты нашёлся! Ты здоров, ногами ходишь! Какой день, ах какой день!
Только теперь он спохватился. Оглянулся на упряжку, до которой было добрых десять шагов. Вороной Брюхан пучился на хозяина, недоверчиво прядая ушами. Не ожидал от сидня этакой прыти.
– Уф, до чего ж я напугался, – содрогнулся Илья. – Прямо душа вон…
Василиса засмеялась:
– Ты напугался? Не ври. – Она вскочила на ноги, потянула его за собой. – Ну, вставай же!
«Не встану», – подумал Илья, и встал. Не с такой, как Василиса, лёгкостью, да ещё и пошатнулся, но стоял. Держали ноги, держали!
На крыльцо, толкаясь, вылетели Дмитрий с Алексеем – на девичий крик. Замерли, ничего не понимая.
Внезапно наверху что-то заскрипело, захрустело. По шву, где балкон соединялся со стеной, пробежала трещина, расползлась. Офицер с казаком отпрянули назад.
– В сторону! – взвизгнула Василиса, оттаскивая Илью от опасного места.
Вовремя: италианский балкон, краса фасада, с преужасным грохотом обвалился вниз, подняв целую тучу пыли.
Через минуту двор огласился громким смехом и звонким чиханием.
Трое мужчин и девица, перепачканные, но совершенно целые, громко ликовали.
-…Думала, разобьюсь! Он, как из-под земли, вырос!
– Илюха, ты стоишь?! Ходишь?!
– Говорили же каменщики: смотреть можно, ступать ни-ни… А-ха-ха-ха!
У Ильи слов не было, он радостно гудел невнятное, хлопал себя по ляжкам, притоптывал на месте.
Сверху, из пустого дверного проёма, который в отсутствие балкона смотрелся весьма нелепо, за ликующими наблюдал стройный юноша. Взгляд его фиалковых глаз были строг и сосредоточен. Поочередно остановился на каждом из четырех лиц и устремился дальше, к воротам.
Туда как раз въезжал всадник, никем кроме юноши не замеченный.
Он натянул поводья, сдвинул чёрные с проседью брови и со спокойным удивлением воззрился на весельчаков, отряхивая дорожный прах с камзола.
На улице остался эскорт, четверо синемундирных конников, у каждого в седельном чехле по карабину.
* * *
Княжна наконец оглянулась.
– Дядя! Твой балкон всё-таки обвалился! Я чуть не рас шиблась! Кабы не… – Здесь Василиса запнулась. -…Кабы не этот вот человек, не было б у тебя племянницы.
Застигнутые врасплох появлением начальника, приятели повели себя неодинаково.
Гвардии прапорщик вытянулся и сделал правой рукой салютацию. Казак тронул бороду и поправил на боку саблю – запорожцы ломают шапку лишь перед царём иль, на худой конец, перед князь-кесарем. Простолюдин отошёл к своей тележке – мол, вы, дворяне, тут меж собой разбирайтесь, а наше дело мужицкое.
– Я думал, татаре напали. Разгромили мне дом и радуются, – сказал хозяин сдержанно, и лишь по искоркам, что блеснули в желто-карих глазах, было понятно, что пошутил.
Он упруго спустился на землю, потянулся, всё так же зорко оглядываясь. Приметил наверху сына, задержал на нём взгляд, но ничего не сказал и даже не кивнул.
– Василисушка, – с весёлой укоризной молвил Автоном Львович, – тебе бочок не продует?
Она схватилась за бок, обнаружила, что платье лопнуло по шву от подмышки до талии – видно лиф. Ойкнула, обхватилась руками, убежала в дом.
Спровадив племянницу, Зеркалов поманил пальцем Попова. Тот, не дожидаясь вопроса, доложил:
– Господин гехаймрат, дело. Срочное!
– И у меня к тебе тож, – с усмешкой, но уже не весёлой, а опасной сказал начальник. – Был я ныне у князь-кесаря. Гневен он на тебя. Говорит, пропал бесспросно, дерзким манером. Велел сыскать тебя и представить. Что ли тебе, Алексей, голова надоела?
Помертвев, Попов вскричал:
– Разве я бы посмел, кабы не важнейшая оказия!
И поспешно доложил, как на ассамблее случайно подслушал разговор подозрительного немца с мажордомом, как немец тот оказался вражьим курьером и попытался гвардии прапорщика убить, и что обнаружилась у гонца секретная шкатулка с письмом из шведского лагеря. Ежели бы господин гехаймрат наведался в приказную избу, то сержант Журавлёв обо всём отрепортовал бы, ибо о сем чрезвычайном деле извещён и к розыску причастен.
Кто другой из сумбурного этого доклада половины не понял бы, стал переспрашивать, но гехаймрат Зеркалов был муж ума острого и цепкого. Сохмурив брови, он спросил только об одном, грозно:
– Ты почему о тайном при чужих говоришь? – Хищное лицо дёрнулось в сторону казака и мужика, который тоже стоял недалеко и должен был слышать каждое слово. – Пусть на тебя пеняют. Эй, охрана! – оглянулся он на отборных ярыг, всегдашнее своё сопровождение. – Взять этих двоих и в приказ, под замок. Пускай посидят, пока дело не окончится.
– Это мой помощник Дмитрий Микитенко, князь-кесарь пожаловал его армейским прапорщиком. И второй тож при мне. – Попов метнул быстрый взгляд на Ильшу и мигнул: не встревай. – Князь велел мне помощников подобрать, чтоб непременно бородатые. По ведомому твоей милости стрелецкому сыску. Илейка этот один десяти ярыг стоит.
Зеркалов посмотрел на богатырскую стать мужичины, кивнул и махнул охране, чтоб оставалась в сёдлах.
Когда назревала большая охота и пахло серьёзной дичью, гехаймрат лишних слов не тратил, а времени тем более.
– Донесение, – сказал он, протягивая руку.
– Вот тайная шкатулка, хитрого устройства. Если бы не Илейка, ломать бы пришлось… А вот письмо.
Повертев раскрытую шкатулку, гехаймрат углубился в чтение. Несколько раз спрашивал у Попова незнакомые слова, ибо французский язык знал средне.
Прямо во дворе, даже не поднявшись в дом, свинцовым грифельком, который всегда имел при себе, списал донесение на листок. Подозвал Илью:
– А ну, борода. Раз ты сумел эту штуковину отворить, сумей и закрыть.
Мастер неспешно уложил сложенное письмо обратно в ларец, завертел его так и этак, защелкал пластинками. Скоро секретная коробка опять стала сплошь гладкой, непроницаемой. Начальник сунул её в карман камзола. – Ступайте в дом. Ждите. И чтоб никуда.
Он сел на коня, подъехал к охране и что-то негромко сказал ей, после чего помчал вдоль переулка рысью.
– Это он к князь-кесарю. – Алёша с тревогой наблюдал, как ярыги заводят коней во двор и запирают ворота. – Караул при нас оставил. Ох, не нравится мне это.
На душе у Попова было скверно. Наврал-то он складно, но у князь-кесаря всюду глаза и уши. Вдруг кто-то видел или слышал, как оно на самом деле вышло, на ассамблее-то? В Преображёнке со своими за провинности обходились суровей, чем с чужими. Что шпиона шведского выявил и донесение перехватил – это твой долг и служба. А вот за брехню начальству отвечали своей шкурой, если не жизнью.
– Ладно… Нам велено в доме ждать. Ты, Илья, тоже иди. У тебя теперь выбора нет. Куда мы, туда и ты.
– Само собой, – пробасил Ильша, с удовольствием ставя ногу на ступеньку крыльца.
* * *
Он и в салоне всё не мог усидеть на месте. Похаживал взад-вперёд, да любовался на себя в зеркало, да ножкой потопывал. Каждая ножка пуда по два, если не по три, шагнет – в стеклянном посудном шкапе фарфоровые чашки-блюдца дребезжат.
– Да сядь ты, слон! – в конце концов осерчал на друга Алексей, обеспокоенно ёрзая на золочёном стуле.
Илья огляделся вокруг, но все имевшиеся в горнице сиденья показались ему неосновательными. Ни скамьи дубовой, ни сундука. Осторожно присел на край козетки – та треснула под тяжестью огромного тела.
– Я, тово-етова, постою.
Дмитрий всё посматривал в окно, на караульных.
– Слушай, Алёша, а не сбежать ли нам через сад? Гляди, поздно будет.
Видно и он от князь-кесаря хорошего не ждал, хотя истинной причины Лёшкиной тревоги не ведал.
Попов нерешительно взглянул на Илью, но тому было всё едино. Бежать, скакать, просто идти – лишь бы ногам была работа. Богатырь пожал плечами. На душе у него было светло и радостно. Слава Богу, исцелился, да Василису повидал, да товарищи рядом. Чего ещё желать?
Не в силах устоять на месте, он прошёлся по скрипучему паркету и, чтоб Лёшка не ругался, вышел за дверь, в соседнюю горенку. Там пол был устлан ковром, топай, сколь пожелаешь. Ильша с удовольствием пересёк комнату, до следующей двери, и хотел повернуть обратно, но вдруг услышал Василисин голос и застыл – не чтоб подслушивать, а просто такую уж власть имели над ним эти звуки.
– …нисколько не сержусь. Ты же не знал, что перила обвалятся. Я сама от сердца, бывает, такое сделаю – самой жутко! Пойдём к ним. Право, идём, нехорошо.
Испугавшись, что будет застигнут под дверью, Ильша неумело просеменил на цыпочках в обратном направлении. Дело это оказалось нелёгкое, за двадцать лет подзабылось. Спасибо Бабиньке, что велела каждый день ноги мять да тискать, не то они вовсе не удержали бы этакую тушу.
Едва он вернулся в салон, как следом вошли двоюродные брат с сестрой.
– Посмотри, Петруша, вот мой спаситель…
Княжна подмигнула из-за спины кузена и приложила палец к губам. Вспомнит ли Петя, что когда-то уже видел Илью?
Юноша очень долго, пристально смотрел на бородатого мужчину, который был вдвое его шире. Было заметно, что в голове младшего Зеркалова происходит какая-то работа – ещё более мучительная, чем раньше, когда он так же разглядывал Дмитрия. Нет, не вспомнил. Но что-то с ним всё-таки произошло.
Не говоря ни слова, он внезапно развернулся и быстро вышел. Василиса растерянно окликнула его, кинулась вдогонку.
– Не нравится мне этот братец, – мрачно заметил Алексей. – Кабы родной – иное дело, а то слыхали мы про двоюродных…
Илье это тоже не понравилось, но по другой причине. Из ненароком подслушанного разговора явствовало, что с балкона Василиса упала не сама по себе – парень этот толкнул. Что ежели на него сызнова какая дурь найдёт?
Поспешил следом. Очень споро не получалось. Ожившие мышцы ныли так, будто отмахали сотню вёрст.
Василису обнаружил в переходе, перед дверью – должно быть, запертой. Девушка звала, прижавшись лицом к щели:
– Петя, что с тобой? Открой! Петенька!
Опасности в том Илья не усмотрел и попятился назад. В нём тут не нуждались.
* * *
Ускакал гехаймрат один, вернулся же с целым отрядом. Попов, глядя во двор, насчитал восемнадцать конных, всё отборные молодцы из ярыжной роты. Въехав, они выстроились в две шеренги, не спешиваясь.
– Ну, братья, может, и пожалеем, что не сбежали, – бросил Алексей через плечо.
Жалеть, однако, было поздно. Зеркалов уже поднимался пружинистой походкой на крыльцо. Его личная охрана не отставала.
Для Попова наступила тревожная минута. Если четверо синих, как обычно, останутся в сенях, значит, грозу пронесло. Если войдут вместе с начальником – беда. Слава Господу, Автоном Львович пожаловал один.
– Вы ждите внизу, – приказал он Дмитрию с Ильёй, а гвардии прапорщику, когда остались наедине, сказал. – Недоволен тобою Фёдор Юрьевич. Сначала Фролку Быка упустил, теперь гонца шведского живьём не взял. Но все те вины тебе простятся, ежели дознаемся, к которому из посланников ехал лейтенант.
Своего облегчения Алёша ничем не выдал. Про посланника же думал и сам, весь день.
– Ясно одно, – уверенно произнёс Попов. – В записке сказано: «Не удивляйтесь, что пишу на французском», стало быть не д'Антраг. И потом, он никакой не посланник, в Москве сидит наполовину партикулярно.
Но Зеркалов не согласился:
– Про то мы с князь-кесарем говорили. Кавалер д'Антраг, хоть и не имеет от короля Лудовика дипломатского характера, но почитается средь прочих французов наипервейшей особой, так что именуют его «екселянсом», сиречь «превосходительством» – как в письме. Версальский двор с шведским Карлом пребывает в давнем дружестве, то нам то же не новость. А про французский язык в депеше могло быть нарочно писано, из хитрости.
Рассуждение было умное, возразить нечего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62