И Торой с ужасом увидел, как ладонь Рогона медленно поднялась и нерешительно замерла в какой-то пяди от ладони Ители…
Из вязких объятий Вечности, из могильного холода он вышел к ней, верный Зову и памяти. Он смотрел только на неё, глаза в глаза. И сколько муки было в этом молчаливом взоре! Из мира мёртвых смотреть в мир живых и видеть то, что давно забыл. Из пучин Тьмы и Безвременья на мгновенье заглянуть туда, где есть жизнь и любовь, тепло солнечного света и запах напитанной дождём земли? Он смотрел на свою Фиалку, и его глаза любили. И только грустная улыбка застыла на лице.
– Родной мой! – Итель скребла руками по податливому, словно мокрая ткань, стеклу. – Я знаю, знаю, как тебя вернуть. Взгляни на них, они самые сильные, их Силы будет довольно. А он, он такой же как ты… Вы так похожи. Только не исчезай…
Её шёпот невнятный и безумный эхом отдавался в уголках залы.
Торой застонал – даже этот тихий шелест женского голоса причинял настрадавшимся от Призыва ушам нестерпимую боль. Но через долю мгновения пришло понимание сказанных ведьмой слов. И тут уж стало не до боли. Маг проклинал себя за недогадливость и беспомощность.
Вовсе не равновесие было нужно Фиалке, и не равенство между колдунами и магами, совсем не этого она добивалась столько лет, не к этому шла. Она хотела вернуть Рогона, она ждала, когда появится на свет тот, в чьё тело можно будет перетянуть душу мужа из Мира Скорби. И тело это должно быть молодым и сильным, чтобы Рогон в новой оболочке не чувствовал себя ни ущербным, ни беспомощным. А Торой ведь не уступает мужу Фиалки в Силе, он молод, крепок и сможет вместить в себя новую сущность. А эти колдуны и некроманты? Они были нужны красавице-ведьме вовсе не как спутники или помощники, а как жертвенные. Их Сила, Сила некромантов и чернокнижников, умело почерпнутая Ителью прорвёт тонкую ткань реальности, позволит освободить Рогона. И снова Торой застонал, но на этот раз не от боли.
Ах, какой дурак! Гиа хотел вернуть умершую жену, но не сумел, поскольку не был волшебником. Тогда он спрятал Зеркало. Может, просто ждал удобного для обряда случая, а может, не захотел идти к поставленной цели такими средствами. А вот Итель средства как раз и не смущают. Она скрупулёзно и долго готовилась.
А Торой? Какой же непроходимый глупец! Он взвешивал и примерял этот мир на себя, мужчину. Но Фиалка-то была женщиной, причём влюблённой женщиной, которая ради своей безумной любви готова на всё, на убийство, предательство, подлость. Она подготовила этот мир к возвращению Рогона – убила и низложила магов, чтобы те не могли препятствовать её мужу или своими интригами ещё раз их разлучить. Итель вернёт Рогона, а возможно даже сделает его бессмертным. Иначе, зачем столько жертвенных?
Колдунья сделала всё, чтобы этот новый мир идеально подходил для её воскресшего чувства. А Рогон, конечно, и думать не думал в своё время, что неизвестная ведьма, завладевшая зеркалом, окажется его собственной женой. Да, Рогон был излишне благороден и, конечно, не мог допустить такой крамольной мысли, будто его жена на самом деле бессмертная лефийка. И уж, тем более, он не предполагал, что от одиночества и тоски по нему она сойдёт с ума.
Волшебник мутнеющим взором обвёл Залу – на полу корчились, зажимая руками кровоточащие уши чернокнижники, Алех лежал, запрокинув голову, под столом – бледный и неподвижный. Илан съежился рядом – то ли без сознания, то ли оглушённый Зовом. И только Элукс, которому были чужды все эти волшебные экивоки, безостановочно рисовал в своём альбоме. Для него всё происходящее было лишь представлением.
И тут волшебник вспомнил и понял слова Тьянки, обращавшейся к нему из далёкого далека: «Есть тайные двери, которые открыть не всякому по силам». А ещё её напутствие: «Девчонку свою блюди! Любовь, она ведь не только на дары щедра, но и на откуп».
Девчонку.
Люция!
Он вскочил на ноги, словно ужаленный. Всё стало неважным, вторичным. И мальчик, и Алех, и некроманты, и даже Итель со своей неистовой любовью. Люция!
Колдунка неподвижно стояла возле наставницы, тогда как Фиалка судорожно обнимала зеркальное стекло и умоляла мужа:
– Руку! Дай мне руку! Я так долго ждала! Я стольким пожертвовала! Дай мне руку!!!
На лице Рогона было смятение. То ли он не слышал Итель, то ли не понимал. Но вот правая рука чародея всё же начала медленно приближаться к разъединяющему их стеклу. Он не мог не выполнить просьбу заплаканной прекрасной женщины, женщины, которую всегда любил и которую помнил даже здесь, за гранью Времени и Жизни. Торой не мог винить мага. Кто бы на его месте устоял? Поменять Безвременье и забвение на жизнь и любовь? Ха!
Сквозь разноцветные витражи окон в Залу просачивались последние лучи солнца. День подходил к концу. А Торой, будто истукан, замер посреди Залы собраний. Холодное равнодушие захлестнуло его с головой.
– Люция, отойди! – он сказал это властно и спокойно, а потом свёл пальцы обеих ладоней, концентрируя в них всю свою Силу.
В колыбели ладней сперва зародилась лишь малая искорка, но уже через мгновение между напряжёнными пальцами яростно полыхнул шар Могущества. Нет, этот сгусток Силы, конечно, не разобьёт зеркало, но он отшвырнёт Итель прочь, подарит хоть пару драгоценных мгновений, чтобы всё исправить.
Но когда Торой поднял глаза, уже изготовившись к броску, он увидел, как Люция делает в воздухе безукоризненный пасс. Она защищала свою бабку!
– Нет, Торой.
Ему показалось, что он ослышался. Но юная ведьма спокойно, даже холодно повторила.
– Нет, Торой.
Слова падали, будто камни.
– Люция? – маг забыл обо всём на свете. – ЛЮЦИЯ!!!
– Глупенький, неужели ты не понял? – Колдунка улыбнулась устало, немного грустно и покачала головой, поясняя. – Ведь это же зеркало. Оно отразит Силу и убьёт тебя.
Итель, которой совершенно не было дела ни до воспитанницы, ни до стоящего посреди зала волшебника, наконец-то нащупала руку Рогона и вцепилась в его пальцы, выговаривая отрывистые гортанные слова неведомого заклятья. И в это самое мгновение Торой почувствовал как неведомое, прожорливое Нечто вырвалось из зазеркалья, потянулось к корчащимся на полу людям, чтобы вобрать в себя их Силу, потянулось к Торою, чтобы вырвать из жертвенного тела ненужную душонку.
Маг против всякого благоразумия рванул к творению мастера Гиа, туда, где стояла спокойная, даже умиротворённая Люция и плакала от счастья Фиалка. Торой хотел схватить бездействующую колдунку за руку, вышвырнуть её из Залы собраний, чтобы спасти, уберечь, но… наткнулся на невидимую стену. Люция стояла в двух шагах и грустно смотрела на мага, а он всё никак не мог преодолеть установленную ею преграду. Видимо, девчонка тоже щедро зачерпнула из того самого источника, из которого сейчас утоляла свою жажду Силы её наставница – из людей.
– Я не позволю ей убить тебя. – Тихо сказала юная ведьма и круто повернулась к Ители.
Торой колотил ладонями по неожиданно сгустившемуся воздуху, что воспарял между ним и Люцией неодолимой стеной.
– Не смей, не надо!!!
Неодолимая мощь, что тянула его сознание из тела несколько ослабла, видимо воздвигнутая колдункой стена мешала первородному колдовству.
– Торой, уходи… – Взмолилась побледневшая ведьма, – Уходи! Я не смогу сдерживать это долго!
Наивная. Она полагала, будто бегство могло что-то решить.
А потом Торой увидел, как надёжно переплелись пальцы Рогона и Ители. Волшебник, сотрясаясь от неведомой дрожи, смотрел в глаза тому, кто всё это время являлся ему в разных обличиях. Их взоры встретились, и Рогон грустно улыбнулся. Итель обернулась, бросив через плечо затравленный взгляд. В этом взгляде был испуг, боязнь в самый решительный момент потерпеть поражение, а ещё… совершенное безумие.
Волшебник видел, как Рогон медленно поднял и вторую руку, осторожно беря в ладонь пальцы жены. Маг и ведьма застыли. Итель по одну сторону исходящего рябью стекла, её муж по другую. Искушение вернуться было слишком сильно. Древний чародей не мог ему противиться.
Но вдруг звенящую тишину разорвал неистовый крик Люции – колдунка всем телом навалилась на Итель, что есть силы толкая наставницу в спину. Торой, забыв обо всех эфемерных преградах, ринулся вперёд, туда, на помощь. Кожу ожгла волна неистовой чужеродной Силы – это рухнула невидимая стена, возведённая Люцией. А в следующее мгновенье Торой встретился взглядом с Рогоном и увидел то, чего никогда бы не захотел увидеть снова – слёзы.
Глаза волшебника подёрнула мутная поволока. Казалось, Рогон собирался с духом, дабы совершить какой-то совершенно недопустимый, подлый шаг. Торой не успел понять, что за разлад снедает смотрящего из Мира Скорби. Маг не сразу сообразил, что стоящий по ту сторону зеркала мужчина крепко-накрепко схватил руки своей полубезумной жены и потянул Фиалку к себе. Борьбы не получилось – Люция изо всех сил толкала наставницу в спину, Рогон увлекал в зазеркалье. И вот, ведьма, словно в омут, провалилась сквозь зыбкую рябь к тому, кого любила.
– Нет!
Крик Тороя потонул в общем стоне чернокнижников, которые ещё не пришли в себя после Зова. Но Люцию уже ничто не могло удержать, тем более бесполезный вопль. Продолжая уже начатое движение вперёд, она проваливалась в зыбкую рябь следом за наставницей. Торой хотел было воспользоваться петлёй Силы, но вовремя опомнился и в тянущем жилы прыжке успел ухватить колдунку за волосы. Однако незримая Мощь была куда сильнее Тороя и она неумолимо тянула ведьму в мутные серебряные глубины. Волшебник видел мерцающий серебром поток Могущества, который, словно нить чудовищной липкой паутины утягивал ведьму прочь из Мира Живых.
Итель – раздосадованная мстительная ведьма!
Она безжалостно увлекала Люция за собой.
Зеркальная рябь взорвалась невнятными отражениями, по стеклу бежала волна за волной, Торой пытался вырвать колдунку из ловушки, в которую та угодила, но руки ничего не чувствовали, лишь пядь за пядью проваливаясь следом за Люцией туда, в незримую пустоту. А отражения на зеркале сменялись одно другим, вот промелькнуло чьё-то забытое лицо, вот снова Рогон, Итель, безмолвно кричащая что-то от ярости, и тянущая, тянущая Люцию за собой…
А потом прямо перед глазами возникла Тьянка.
– Нож, Торой. У тебя ведь есть нож.
Её слова были такими внятными и разборчивыми, словно девчонка говорила Торою на ухо.
Нож? Какой ещё нож?
Рунический?
Нож Силы, как его ещё называли?
Ну конечно! Что ещё может рассечь нить Могущества, утягивающую Люцию в глубины Ничто? Только нож. Волшебный нож.
Торой выдернул одну руку из переливающихся зеркальных глубин и выхватил оружие из-за голенища сапога. Эта самоуверенность стоила ему слишком дорого – теперь уже сам волшебник, едва не по плечо окунулся в зазеркальное Небытие. Мерцающая рябь подступала к щеке, обдала холодом и немотой плечо.
Спасение пришло оттуда, откуда Торой меньше всего его ждал. Кто-то вцепился в кожаный пояс и изо всей силы принялся тянуть прочь, назад, в мир живых. Торой скосил глаза – Элукс с белым от ужаса лицом. Жаль только, что от сумасшедшего рисовальщика толку было чуть. Но вдруг, чья-то могучая рука буквально выдернула волшебника обратно, а следом за ним и заходящуюся в крике Люцию.
Илан.
На лбу мальчишки наливалась синяком великолепная шишка, но лицо было решительно. Паренёк тащил на себя Тороя, и зеркало, хотя и строптиво, но подчинялось воле последнего из рода Гиа.
Едва Люция на шаг выступила из вязкой зеркальной глубины, Торой стряхнул с себя руки мальчишек и одним коротким взмахом рассёк незримую пуповину между Ителью и её ученицей. Юная ведьма покатилась по полу, прочь от колдовского стекла. И лишь теперь волшебник увидел, как темно сделалось в Зале. Третий день приближался к концу.
– Илан, зеркало нужно разбить! Быстрее! – Проорал маг, по-прежнему слыша свой голос, будто из-под толщи воды. Зов Ители оглушил так, что нескоро и оклемаешься.
К счастью мальчишка, хотя и медленно соображал после падения, но быстро сообразил – вздел над головой один из тяжёлых деревянных стульев и швырнул им в бушующее разноцветными сполохами стекло.
Как показалось Торою, время остановилось – стул летел не мгновение, не два, он мчался к цели даже не минуты – часы.
За это время маг увидел, как в глубинах зеркала промелькнула смеющаяся Тьянка, за ней женщина в платье с голубыми васильками по подолу, старик-зеркальщик, а потом Рогон и Итель. Их волшебник видел всего мгновение, но даже за этот короткий миг успел понять – эта Итель настоящая. Из фиалковых глаз исчезли безумные сполохи, и теперь они смотрели спокойно, открыто и… счастливо. А может быть, Торой попросту увидел то, что хотел видеть? Впрочем, какая в сущности разница?
Широко замахнувшись, маг метнул Рунический Нож вслед за стулом. Вращаясь в воздухе, древнее оружие вошло в стекло, будто в воду, и навсегда исчезло в Ничто. А потом стул, наконец, достиг цели, и осколки брызнули во все стороны. Но Торой всё же успел сгрести мальчишек и подмять их под себя, закрывая от острых, словно ножи, стёкол.
Когда звон осколков утих, в Зале царила тишина, а через секунду её нарушил срывающийся голос Люции:
– Торой… Ты мне косу чуть не выдрал. – Она уткнулась лбом в холодный гранитный пол, усыпанный битым стеклом, и заплакала.
Волшебник и мальчишки общими усилиями подняли рыдающую девушку. Торой взял мокрое от слёз лицо колдуньи в ладони и прошептал:
– Никогда в жизни не думал, что буду так счастлив, обнимая ведьму.
И только Алех пропустил всё самое интересное. Он тихо стонал из-под стола да заплетающимся языком сыпал витиеватые эльфийские ругательства.
* * *
Зима во Флуаронис нынче выдалась дождливая и серая. Собственно, она вполне олицетворяла настроение жителей. Все пребывали в унынии. Бывший маг Золдан на днях отбыл в Гелинвир, где всем отныне заправляли колдуны да ещё какой-то молодой и ухватистый волшебник. При королевском же дворе нынче состоял атийский колдун – совсем ещё мальчик но, как говорили, многообещающий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73