А потом пропал и ветер. Ещё мгновенье и Люция почувствовала, что куда-то летит. Точнее даже не летит, а падает. «Ну, ничего себе!» – Мысленно успела восхититься девушка способностям мага и сразу после этого куда-то пружинисто приземлилась.
По всей видимости, повалилась она прямиком в сугроб – рыхлый и глубокий. Следом кубарем покатился, взвизгнув от испуга, Илан и, наконец, последним, где-то рядом приземлился Торой – этот не визжал и не охал, лишь зло выругался сквозь зубы и тут же спросил:
– Все целы?
Люция, что лежала на спине, нерешительно приоткрыла один глаз и огляделась – вот уж красота, так красота – над головой безоблачно-синее небо и воздух такой сладкий! После непривычно яркого, едва ли не до боли мучающего глаза зимнего солнца здешнее не терзало, а нежно ласкало кожу. Неохота никуда бежать… А потом обоняния коснулся знакомый и такой родной запах… Запах сена! Ведьма с болезненным оханьем поднялась на локте и огляделась. Вот уж диво, так диво – сторожка исчезла, и теперь изрядно помятая и перепуганная троица находилась… Хм… А пёс его знает – где она находилась! Пока что в огромном разворошённом стогу сена, аккурат посреди просторного, уже скошенного луга. Было тепло, умиротворённо тихо, да ещё внизу, в траве, уютно стрекотал кузнечик.
Илан сел, недоумённо оглядываясь. Всё случившееся казалось таким жутким, таким противоестественным и непонятным, что мальчишка едва сдерживался, дабы не захлюпать носом. Но всё равно это мучительное усилие, вкупе с отчаянной попыткой сойти за взрослого, ничего не дало. Уголки губ страдальчески дернулись, а к горлу подкатило мучительное удушливое рыдание. Паренёк отчаянно стиснул в потных от пережитого страха руках клочья сухой травы и зажмурился. Крепко-крепко зажмурился. Однако и это не помогло. Противные девчоночьи слёзы упрямо не хотели оставаться там, где им следовало – в плотно закрытых глазах. Опасность миновала, и теперь мальчишке вроде как не было нужды храбриться. Худые острые плечи затряслись, а где-то в глубине сердца всколыхнулась глухая горькая тоска. В этот самый момент крайне, постыдно сильно, захотелось к маме. Спрятать заплаканное лицо в складках её домашнего платья (голубое, в синих васильках и с простенькой вышивкой по подолу), вдохнуть родной запах (запах хлеба и вкусной стряпни), почувствовать, как тёплая ладонь привычно ложится на затылок и ерошит непослушные волосы.
Нос сам собой с жалким хлюпаньем втянул воздух, глаза против воли растопырились, и слёзы покатились… Илан упрямо вскинулся, то ли устыдившись, то ли отчаявшись, и случайно встретился взглядом с Тороем. Тот стоял на коленях напротив, едва не по пояс в сене. Тёмно-синие глаза смотрели внимательно, не мигая. Мальчишка хотел было отвести взгляд, тем более что позорные солёные дорожки предательски сверкали на веснушчатых щеках, но ничего не получилось. Маг в ответ на этакую жалкую потугу мягко, утешительно улыбнулся, а потом произошло невероятное…
На мгновение Илану показалось, будто он тонет в зрачках волшебника. А потом в подступающей зеркальной черноте вдруг отразилось лицо мамы. Да, да! Словно Фрида Дижан стояла за спиной своего сына и тоже смотрела в глаза Торою. И вот показалось, будто родная тёплая ладонь легла на затылок и привычно взъерошила вихрастую макушку, прогоняя тоску и незнакомую доселе, удушающую боль. Скорбь и страдание отступили. Нет, не навсегда, на время, но всё же исчезли, забирая из сердца изматывающую муку. Мальчишка судорожно вздохнул, будто только-только очнулся от полуденного сна, и удивлённо огляделся, забыв о том, что собирался плакать.
– Ух, ты! Лето! – И Илан, что всего несколько мгновений назад снова был на пороге бурной истерики, радостно вскочил на ноги, едва не по пояс увязнув в сене. – Лю, посмотри, здесь лето!!!
Он счастливо запрыгал, подбрасывая в воздух пучки высохшей травы.
Рядом поднялся на ноги невозмутимый Торой. Маг с высоты своего роста сурово оглядел собравшихся в стогу:
– Все целы, спрашиваю? – Несколько сварливо повторил он свой вопрос.
Люция, которая только что умудрилась выпутаться из складок плаща и сесть, перевела таки глаза на волшебника. Во взгляде её была опаска – ну, как чародей опять начнёт в обмороки хлопаться и помирать? Но нет, он казался ничуть не более умирающим, чем радостно скачущий в сене Илан. Вот разве что морщины на нахмуренном лбу обозначились чётче, как это бывает у людей усталых, отягощённых невесёлыми думами.
– Да целы, целы. Не видишь что ли? – В тон магу отозвалась ведьма и выплюнула сухую травинку, неведомым образом угодившую в рот.
Пошатываясь в неустойчивом стогу, колдунка кое-как поднялась на ноги. Она ещё не пришла в себя после схватки с Ихвелью и всё не верила в то, что оказалась, по всей видимости, за тридевять земель от мерзкой ведьмы и студёной зимы. Девушка растерянно потёрла ушибленные во время падения на крыльцо коленки и попыталась снять с себя тёплый плащ (оставаться в нём было невыносимо жарко). Однако руки до сих пор заметно дрожали, поэтому никак не получалось совладать с застёжкой на вороте. Торой повернул спутницу к себе и ловко справился со строптивой пряжкой.
Илан же, забыв о своих печалях, кубарем скатился на землю, не дожидаясь взрослых.
– Торой, ты прогнал зиму? – С восторгом поинтересовался мальчишка, оглядываясь.
Волшебник помог Люции снять плащ и ответил, усмехнувшись:
– Нет, Илан, я прогнал нас. Из зимы.
Ведьма отшвырнула в сторону тёплую накидку и торопливо стащила с себя вязаную тунику клотильдиного мужа.
– Ух, хорошо-то как. – С облегчением выдохнула она, оставшись в рубашке и юбке.
Однако сразу после этого девушка приняла постный вид. Нарочно, чтобы Торой не очень-то задавался. Волшебник был тем ещё гордецом, и Люция вовсе не собиралась подливать масла в и без того жаркий огонь его тщеславия. Поэтому колдунка решила опустить восторженные провинциальные ахи, охи и вздохи. В конце концов, ерунда какая – утащить волшебством! То ли дело волоком, да по морозному лесу… Хотя, ведьма, конечно, понимала свою неправоту – волоком любой дурак сможет, а вот так – с шиком да через неведомые пространства – это редкому магу по силам. Впрочем, она всё-таки решила не услаждать Тороя своей простодушной восторженностью. Больно надо.
– Кстати, где мы? – С изысканной небрежностью снизошла всё-таки колдунья до вопроса (не удержалась).
Конечно, она вполне резонно ожидала, что волшебник лишь пожмёт плечами и скажет, мол, Сила его знает. Где-то. Но он, также поспешно освобождаясь от тёплой одежды, ответил абсолютно уверенно:
– Мы в Фариджо. – Голос из-под плотной тёплой туники звучал приглушённо.
– Где-е-е-е??? – Ахнула Люция, забыв о том, что минуту назад собралась хранить степенную невозмутимость.
Девушка ухватила Тороеву одёжу за ворот и потянула на себя, освобождая мага. Тот, наконец, стащил одеяние и, приглаживая взъерошенные волосы, повторил невозмутимо:
– В Фариджо.
А потом, как ни в чём не бывало, легко выкарабкался из стога не твёрдую землю и подал руки своей спутнице – безмятежный и спокойный, словно каждый день вот так переносился за сотни вёрст. Колдунья взялась за протянутые ладони и чинно выбралась следом, прихватив с собой лишь узелок. Вопросов она больше задавать не стала. Снова сделала постное лицо, будто по-прежнему считала, что ничего диковинного не произошло.
Надо сказать, вид у Люции снова был донельзя потешный – мужская рубаха, заправленная в шерстяную юбку и при этом, всё – размеров на пять больше, чем требовалась. Ни дать, ни взять – уличная нищенка. На мгновение магу стало жаль девчонку, которая и без того не блистала красотой, а уж в этаком наряде и вовсе становилась похожей на бездомную бродяжку.
«Надо раздобыть ей приличное платье, – неожиданно для себя подумал Торой, – какое-нибудь зелёное или голубое, чтобы подошло к цвету глаз».
Ведьма, разумеется, не догадывалась о благих человеколюбивых намерениях своего спутника. Она сосредоточенно выбирала травинки из спутавшихся волос и озиралась, как показалось Торою, исподтишка. Словно бы намеренно не хотела льстить ему своими восторгами. Волшебник с трудом скрыл улыбку и поднял из травы Илана, самозабвенно охотящегося за кузнечиком.
Люция, обрадованная, что спутник отвлёкся, огляделась уже смелее – широкий, скошенный луг, утыканный стогами, простирался вокруг, насколько хватало глаз, и только вдалеке маячили аккуратные деревенские домики. Странно – в Фариджо не пришла зима… Могло ли статься так, что и люди здесь не засыпали? Колдунья почесала кончик носа и полезла в свой узелок за гребешком. Торой тем временем ловко перехватил восторженно бегающего по скошенной траве Илана, принялся приводить мальчишку в порядок – очищать от сухих травинок, расправлять одежду. Паренёк терпеливо поворачивался то так, то эдак, чтобы волшебнику было удобнее.
– Ты очень храбро дрался, – Похвалил его маг. – Если бы не меткий бросок, мы бы нипочём не выбрались. Видел, как огонёк испугал ведьму?
Илан покраснел от гордости и кивнул. Волшебное пламя и впрямь разрезало кисею снежинок, словно горячий нож масло. Конечно, это ни в коей мере не напугало и уж тем более не остановило ведьму, лишь на долю секунды задержало, но… Именно эти драгоценные мгновения и позволили путникам так удачно унести ноги. Неужто же не сказать об этом отважному мальчишке, который вместо того, чтобы плакать, бесстрашно защищался наравне со взрослыми?
– Торой, – вдруг застенчиво сказал Илан, – я бы тоже хотел стать волшебником.
Он потупил глаза, словно признался в чём-то постыдном. Маг даже заподозрил, уж не внушал ли кто пареньку мыслей о том, что здешний мир был бы куда как спокойнее без волшебства? Собственно, в свете последних событий, нельзя было не согласиться с правотой подобных замечаний.
Но чародей оставил своё мнение при себе, лишь потрепал мальчика по льняной макушке и ответил:
– К сожалению, магом нельзя стать вот так – по желанию. Им нужно родиться.
Внучок зеркальщика жалко шмыгнул носом, но, тем не менее, не особенно расстроился. Про себя он уже решил, что попробует стать волшебником. Ну, мало ли, вдруг получится… Мальчишка вытер нос рукавом рубашонки и резво рванул вперёд, туда, где маячили вдалеке крыши деревенских домов. Взрослые, хотя и менее поспешно, отправились следом.
– Люция… – Торой внимательно посмотрел на ведьму, словно раздумывая, стоит ли продолжать и, наконец, закончил, – Если бы не ты, мы бы погибли.
Девушка польщённо улыбнулась, отчего на щеках обозначились едва заметные, но очень трогательные ямочки.
– Я всё хотел поблагодарить тебя, – продолжил маг, боясь, как бы девушка не перебила его, – ну, что тащила меня по лесу, не бросила умирать в снегу, не оставила на растерзание волкам и вот, сейчас… Знаешь, я не думал, что Ихвель осмелится напасть, по правде сказать, я был к этому совсем не готов и даже не смог толком отразить удар, лишь отвёл в сторону…
Он сбился и замолчал. Ещё никогда в жизни Торой не признавался перед кем-то в своей несостоятельности. Делать это оказалось далеко не так трудно, как он представлял себе раньше, но всё-таки неприятно. А потому волшебник до крайности не хотел, что бы Люция охотно подхватила его самобичевания и, не приведи Сила, усилила их какими-нибудь едкими замечаниями, до которых была та ещё мастерица. Однако этого не произошло. Ведьма рассеяно кивнула, принимая благодарность и опуская всё остальное, а потом спросила:
– Эта Ихвель, она кто?
Маг на несколько мгновений замялся, а потом ответил:
– Она погодная ведьма. Ну, знаешь из тех, что подстраиваются под любую погоду и тянут силы из всяких природных явлений – снега там или дождя… Она очень сильная колдунья. Пожалуй, самая сильная из всех, каких я только знал. Честно говоря, я сперва подумал, уж не она ли так круто обошлась с Мираром, но потом понял – не она. У неё над головой парила та же руна Ан, что стерегла честность и близнецов-чернокнижников.
Люция с наслаждением вдохнула прогретый, напоённый ароматом подсыхающей травы воздух и беспечно спросила:
– Что за руна Ан?
Торою пришлось вкратце рассказать и о руне, и о её назначении.
Некоторое время после этого путники шли в молчании, смотрели на приближающуюся деревню и думали каждый о своём. Наконец, девушка нарушила тишину:
– Ты так и не ответил мне, кто такая Ихвель.
Маг усмехнулся. Вообще-то ответил. Не всё, конечно, но… Но разве что утаишь от этой вредной неказистой прощелыги?
– Разве?
Колдунка хмыкнула, давая понять, что именно думает о его ответах. Уж узнать в Ихвели погодную ведьму она и сама смогла, чай, не глупее полена.
– Не всё. – Она устремила взгляд под ноги и теперь сосредоточенно смотрела на подол своей необъятной юбки. – Безо всякого повода она, узнав тебя, не стала бы волком кидаться.
Торой отвернулся, пряча улыбку, но всё же отозвался:
– Давно, когда я ещё только примкнул к Гильдии Чернокнижников, у нас с Ихвелью был роман.
Люция нахохлилась и приняла самый отсутствующий вид, а потом всё же не удержалась и, словно вскользь, произнесла, глядя на бегущего вереди Илана:
– С этой… косоглазой?!
Волшебник расхохотался тому, как веско и в то же самое время с плохо скрытой злостью ведьма произнесла эти слова.
– Ну, – ответил он, отсмеявшись и проигнорировав досадливый взгляд своей собеседницы, – дело тут не в глазах, она на самом деле очень… Как бы тебе сказать… Очень интересна, многое знает, оригинальна в суждениях, занимательная собеседница и при желании умеет быть до крайности обворожительной.
Юная колдунка презрительно скривила губы и ответила:
– Видимо, о тебе она думает вовсе не столь лестно, раз вознамерилась прикончить.
Собеседник лишь беспечно кивнул в ответ:
– Ага. Наверное. Хотя, скорее всего, дело на самом деле в том, что мы не очень мирно расстались. Но… Может, ты и права. Может, я просто не оправдал её ожиданий.
Торой не стал продолжать. В конце концов, к чему рассказывать Люции, столь неискушённой в любовных делах, о романе, который закончился много лет назад?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73