Торой опять погладил её по волосам и прошептал:
– Ну, что же ты какая трусишка мне досталась? И плачешь всё время… – Он ласково гладил подрагивающие плечи и тупо смотрел перед собой.
Она тащила его через лес? Не бросила в снегу? Изранила все руки, устала, а потом не спала только из-за того, что каждые полчаса его нужно было поить всякими снадобьями, чтобы не помер?
– Люция, а почему ты себе руки не вылечила отварами? – Спросил он, чтобы хоть как-то отвлечь девушку от рыданий. Утешать Торой не умел, да и не знал он слов утешения, всегда был чёрствым, чего уж греха таить…
Ведьма вытерла заплаканное лицо углом одеяла и ответила:
– Тогда бы не хватило трав, чтобы тебя лечить, руки заживут сами… Ты ведь больше не будешь умирать? – Она шмыгнула носом и облизала больные губы.
– Не буду, – Уверенно успокоил её волшебник и осторожно убирал с заплаканного лица прилипшие волосы. В словах его было столько твердости, что юная колдунья успокоилась и доверительно приникла к плечу мужчины.
А Торой всё никак не мог придти в себя от изумления. Сила побери, бедная девчонка! Тащить по лесу подыхающего мужика, потом лечить его остатками трав и уже даже не надеяться на то, что он выживет… Видать, маг и впрямь был совсем плох. Собственно, он ничего не помнил, кроме тех мимолётных мгновений пробуждения, когда Люция волоком тянула его по лесу. Как вообще смогла худенькая – того и гляди, чтобы ветром не унесло – девчонка тащить человека гораздо крупнее себя и не просто тащить, а дотащить?
– Не плачь. – Бестолково повторил волшебник.
Он мягко взял израненные ладони и накрыл их своими. Люция прижалась пылающим лбом к плечу мужчины и в последний раз всхлипнула, а когда маг отпустил её руки, ведьма с удивлением увидела, что на них не осталось ни единого следа от прежних саднящих и ноющих ран. Кожа стала нежная, белая, словно у знатной девицы, не избалованной тяжёлым трудом. Люция широко распахнувшимися глазами смотрела на Тороя. Она хотела было что-то сказать, но волшебник осторожно провёл указательным пальцем по обезображенным воспалённым губам, словно навсегда стирая с них боль.
Колдунья уютно устроилась на коленях мужчины. Под одеялом было тепло, а сильные руки, удерживающие в объятиях, дарили покой и уверенность, что больше можно ничего не бояться. Девушка закрыла глаза, сжалась в комочек и почувствовала, как Торой гладит её озябшие ноги тёплой рукой. Она благодарно улыбнулась и прошептала:
– У тебя в сапоге был нож, я его не трогала, он лежит на лавке.
Торой кивнул и задумчиво поцеловал Люцию в макушку:
– Ты спи, а утром я тебе расскажу кое-что. Да и ты мне расскажешь, как умудрилась тащить меня по лесу.
Она сонно кивнула и, выпростав одну руку из одеяла, обняла ею мага.
Торой сидел, боясь пошевельнуться, а потом осторожно положил ведьму на топчан. Худенькая рука соскользнула с его плеча, но маг успел её подхватить прежде, чем она упала на доски. Мужчина осторожно погладил тонкие едва ли не прозрачные пальчики и неожиданно понял, что никогда прежде не видел ничего прекраснее.
– Спи. – Прошептал он.
Болотный огонёк скользнул из-под потолка и преданно повис у Люции над головой, словно верный страж.
Торой ещё некоторое время сидел рядом с ведьмой, прислушиваясь к свисту ветра в трубе. Об заиндевевшее оконное стекло дробно и весело билась снежная крупа. В маленькой сторожке было уютно и по-домашнему спокойно. Сладкое посапывание Люции, да треск поленьев в очаге навевали неведомое и незнакомое мятежному волшебнику чувство умиротворения. Он зачаровано смотрел на огонь, совершенно забыв и про погоню, мчащуюся по следу, и про Рогона, и про Книгу… Думать не хотелось. Хотелось только одного – глядеть на сполохи пламени, слушать ровное девчоночье дыхание и ни о чём не заботиться. Как хорошо!
* * *
Оглушительно громкий и надрывный звук вернул волшебника к реальности. Торой даже вздрогнул от неожиданности – в эдакой безмятежности зимнего безмолвия и вдруг такое! Вот тебе и покой. Вот тебе и умиротворение. Размечтался, господин маг. Тем временем душераздирающий звук за спиной повторился и окреп. По коже сразу же побежали мелкие мурашки, а всё оттого, что звук, нарушивший тишину, Торой ненавидел сызмальства. Всхлипывания ребёнка.
– Доброе утро, Илан. – Сказал маг и обернулся. Он не умел утешать детей. – Хочешь поесть?
Про себя волшебник уже решил, коль скоро мальчишка ударится в рёв, он потащит его прочь из сторожки, чтобы у сердобольной Люции появилась хоть призрачная надежда выспаться.
Однако Илан, вопреки ожиданиям, реветь в голос не стал. И то, правда – большой уже. Однако крупные, словно горох, слёзы безудержно катились по его щекам и губы кривились в мучительной попытке удержаться от свойственного только глупым девчонкам хныканья. Мальчишка крепился изо всех сил. Но он был всего лишь ребёнком, очнувшимся в незнакомом месте, рядом с незнакомыми людьми, да ещё и смутно помнящим страшное нападение на собственный дом.
Торой взял трясущегося паренька на руки и, набросив на плечи плащ, вышел в морозные сумерки. Разговор предстоял долгий.
* * *
Ах, как же вкусно пахло! Наверняка бабка опять тушила зайчатину… Уж, пожалуй, никто во всей округе не умел сготовить из тощего лесного зайца умопомрачительное яство так, как это получалось у старой колдуньи. При этом аромат в кособокой ведьминой избушке стоял такой, что впору хоть королевского повара зазывать, дабы изумился, восхитился и разрыдался от зависти, а ещё пуще – слопал за обе щёки, а потом вовсе сложил полномочия, разочаровавшись в собственном мастерстве. Ах, какой запах! На этакий запах можно идти, захлёбываясь слюной, представляя себе сочные розовые кусочки зайчатины, плавающие в густой подливке, а к ним нежнейшие сырные лепёшки, щедро политые топлёным маслицем и посыпанные рубленой зеленью.
Юная ведьма против воли сглотнула голодную слюну и причмокнула во сне. Однако всё же странно, что бабка, вопреки своему обыкновению, не тыкает ученицу в бок костлявым пальцем и не зовёт к столу, сварливо укоряя за бездельность и прожорливость. И всё же мысль эта увязла в сладкой дрёме, а Люция снова сквозь сон жадно потянула носом манящий аромат любимой стряпни. Но не проснулась. Ещё чего – просыпаться! Проснёшься и окажешься в маленькой сторожке, где не то что тушёного зайца, а и кусочка вяленого мяса в запасах не осталось. Нет, лучше уж спать и вдыхать несуществующий аромат исходящего нежным прозрачным соком заячьего мяска. Дивный аромат. Эх, уметь бы вот так – из ничего – создать путём нехитрого волшебства миску рагу или хоть чёрствую краюху хлеба. Как же хочется есть!
Рядом, совсем близко над ухом, кто-то хихикнул. Ну, что, спрашивается, за издевательство – смеяться над спящим человеком, которому снится такой прекрасный и вкусный сон! Ведьма сонно отмахнулась от нахального насмешника и попыталась вернуться обратно в дрёму, к чудесному заячьему рагу. Рядом снова озорно захихикали и, кажется, даже что-то зашептали, а потом совершенно неуважительно прыснули со смеху.
«Вот ужо я сейчас проснусь, устрою вам всем…» – обиженно подумалось Люции. Девушка снова потянула носом воздух. Как давно ей не снились такие прекрасные сны. Ещё бы не хихикал над ухом неизвестный нахал… Но нахал, как назло хихикал. А запах зайчатины становился всё более сладким и манящим.
Ведьма приоткрыла один глаз и стрельнула взглядом из-под полуопущенных ресниц. Аккурат напротив неё стояла скамья, а на скамье…
Второй глаз растопырился сам собой. А взлохмаченная соня рывком села на топчане, сбрасывая одеяло.
– Ух, ты! – Она едва ли не с обожанием посмотрела на огромную миску с дымящейся похлёбкой и даже потёрла ладоши.
Рядом снова хихикнули. Люция с трудом оторвала взгляд от такой большой, пузатой, исходящей сладкими ароматами плошки на неведомого насмешника. Илан, подобрав ноги, сидел на скамье, поодаль от миски. Лицо его ещё хранило следы недавних слёз, а точнее даже и не слёз, а самой настоящей бурной истерики – вон как покраснели глаза, припухли веки и нос – но всё же сейчас он улыбался. Как и все дети, выплакавшись, мальчишка на время утешился, а теперь от души посмеивался над проснувшейся взлохмаченной ведьмой, которая зачем-то обрядилась в мужскую тунику.
– Илан? Ты когда проснулся? – Охрипшим со сна голосом спросила Люция.
Паренёк деловито вытер нос рукавом рубашки и с небрежным превосходством ответил:
– Давно… Мы уж зайца приготовить успели, а ты всё дрыхнешь.
Ведьма закуталась в одеяло и с сомнением огляделась:
– А где волшебник? – Бестолково спросила она, словно бы уж и шагу не могла сделать без Тороя. Прямо маленькая, заблудившаяся в лесу девочка, которой непременно нужен провожатый охранитель.
– Здесь волшебник.
Глухо хлопнула входная дверь, впустив в маленькую сторожку огромный белый клуб холодного воздуха. Вместе с зябким сквозняком ввалился, отряхиваясь от снега, и Торой. Его едва можно было разглядеть за огромной охапкой дров. По чести сказать, лишь уже набрав приличную стопку поленцев, маг догадался, что отныне вроде как может поддерживать жар в очаге и без хвороста. Ну да ладно. Силу надо беречь, мало ли что?
И вот он стоял у порога, старательно топая ногами, чтобы сбить с обуви снег.
– Проснулась всё ж таки. – Проворчал волшебник и с подозрением спросил, – Или мальчишка разбудил?
Люция мотнула головой. Девушка, конечно, уже поняла, что проказник Илан попросту водил у ней под носом ароматной миской и наслаждался тем, как она чмокает во сне, но не выдавать же озорника.
– Нет, сама проснулась. Пахнет вкусно. Ты и стряпать умеешь? – Она снова принюхалась. – Или это волшебство?
Маг усмехнулся и аккуратно сложил дрова возле очажка.
– Да какое уж там волшебство, разве можно из пустоты создать тушёную зайчатину? По мне так нет. Заяц этот ещё сегодня утром резво скакал по лесу. Пока мы с Иланом его не поймали. Правда, что ли? – И он подмигнул пареньку.
Илан посмотрел на Тороя едва ли не с обожанием и кивнул.
В голову ведьме закралось смутное подозрение…
– Торой, – шепотом начала она, наклонившись к магу, – ты, что… Ты его заколдовал, чтобы он не плакал?
Волшебник беззаботно пожал плечами, отряхнул руки и ответил:
– Вот ещё. Надо больно. Всё, давайте завтракать.
Люция снова с подозрением покосилась на мальчугана. Он, хотя и имел весьма зарёванный вид, но старался держаться по-взрослому невозмутимо – откуда, интересно, в ребёнке столько выдержки? И всё-таки ведьма (как выяснилось – на беду) не удержалась от горестного вздоха и соблазна пожалеть сиротинку – посмотрела с жалостью на ребятёнка и сочувствующе погладила по вихрастой макушке, даже против воли всхлипнула, вспомнив покойницу Фриду Дижан. И видно, что-то было во взгляде жалельщицы такое, отчего мальчишка сперва горько потупился, а потом и вовсе забыл о напускной взрослости – уткнулся колдунке в плечо и незамедлительно завсхлипывал.
Волшебник, который только-только поднёс ко рту ложку с восхитительным ароматным куском зайчатины, досадливо поморщился и испепелил ведьму взглядом. Девушка попыталась было пожать плечами – мол, а я-то чего? – но Тороя это, как и следовало ожидать, не проняло.
Илан же продолжал самозабвенно всхлипывать, больно вцепившись Люции в талию маленькими, но на удивление сильными руками. Ведьма гладила острые подрагивающие плечики и досадовала на свою неуместную и несвоевременную сердобольность. Видать, с лихвой хватило в её взгляде пресловутой бабской тоскливости и приторной жалости, раз у мальчугана сразу глаза на мокром месте сделались.
Маг, наконец, устав ожидать, когда внучок зеркальщика успокоится, сокрушённо вздохнул и рассеянно потрепал всхлипывающего Илана по макушке.
– Не плачь, всё же не совсем один остался, вон и Люция рядом, с ней не пропадёшь.
Утешение на поверку оказалось сомнительным, поскольку лишь пробудило новый приступ рыданий. Мальчик ничего не ответил, а вместо того, чтобы успокоиться, только ещё яростнее вцепился в рубашку (а заодно и бока) ведьмы.
Паренёк горько всхлипывал, болезненно прощаясь с тем привычным, что навсегда потерял – родным городом и домом, заботливыми и ласковыми родителями, любимым дедом, так и не родившемся братом (или то была сестра?)… Люция ласково поглаживала вихрастую льняную макушку и шептала что-то ласковое. Постепенно её голос и привычные уже интонации оказали своё волшебное действие – внучок зеркальщика начал успокаиваться. Наконец, он оторвал зарёванное лицо от ведьминого плеча и бросил косой взгляд на Тороя, стоявшего рядом. Волшебник был невозмутим и, словно озадачен. Встретившись глазами с мальчишкой, маг по-свойски подмигнул ему, а потом раскрыл ладонь, над которой вспыхнул, переливаясь, язычок яркого белого пламени – точь-в-точь такой же, как тот, что парил под потолком.
Илан, непривычный к каким бы то ни было чудесам, восторженно распахнул глаза и с некоторой опаской протянул руку. Искрящееся пламя стекло в сложенную лодочкой ладошку. Мальчишка склонился над огоньком с тем любопытством, с каким его ровесники рассматривали бы какого-нибудь редкого жука. Весёлое пламя плясало и переливалось, не обжигая кожу. Паренек осторожно, кончиками пальцев, подвинул лепесток огня на ладони и с восторгом вздохнул – подарок волшебника засиял всеми оттенками жёлтого, превратившись из ослепительно-белого в золотой.
Люция поверх головы Илана посмотрела на Тороя, который наблюдал за собственным творением с ничуть не меньшим восторгом, словно бы создал огонёк впервые в жизни… Почувствовав взгляд ведьмы, чародей улыбнулся и, наконец, сказал:
– Ну, мы поедим сегодня или подождём, пока всё окончательно остынет и превратится в холодец?
Илан, наконец-то, оторвал завороженный взгляд от переливающегося лепестка пламени и обрадовано кивнул. Люция, которая отчего-то чувствовала себя ужасно виноватой, тоже поспешно кивнула и радостно потёрла руки в предвкушении грядущей трапезы – дурманящие ароматы зайчатины вызывали уже едва ли не головокружение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73