Глупые, глупые мальчики и девочки. Из всех вас боле или менее прожжённый (причём не только в переносном, но и в прямом смысле этого слова) только один – Хельзак. Но даже он не догадывается об истинном намерении Ители, лишь уважает её за силу, находчивость и беспринципность, а ещё слегка побаивается. Вынужден побаиваться, потому что чуточку не доверяет.
– Нас ждут. – Тихо сказала ведьма и на лице её расцвела спокойная умиротворённая улыбка. – Поторопимся.
Когда конские копыта прогромыхали по опущенному мосту, этот перестук показался Ители едва ли не сладостной музыкой – гимном её победы, чертой, подводящей итог под долгим странствием. Осталось ещё чуть-чуть. Скажем так – небольшой эпилог. А затем можно будет браться за написание пролога к новой захватывающей истории.
Ворота были открыты.
Колдунья первой въехала в Гелинвир, счастливо улыбаясь закатному небу и острым шпилям крепостных башен. А теперь туда, в Залу Собраний, где её уже ждут те, на встречу к кому она так спешила.
– Идите следом. Зеркало возьмите. – Бросила ведьма через плечо своим спутникам.
И, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег, Итель пересекла широкую площадь и остановилась перед широкой, словно улица и такой же длинной каменной лестницей. Мелкие гранитные ступени поднимались аккурат к дверям Залы собраний, чья изящная полусфера переливалась в лучах солнца.
Колдунья поспешила вперёд. Она на ходу сбросила с плеч забрызганный дорожной грязью плащ и даже не обернулась, когда тяжёлая ткань упала на ступени и потекла к подножию лестницы.
Спутники Фиалки ещё стояли внизу, окаменевшие от неожиданно торжественного и прекрасного зрелища – стройная женщина в платье лилового цвета всходила по гранитным ступеням к величественному, словно само Время зданию. Закатное солнце бросало ей под ноги последние отблески и, казалось, что она идёт по пылающему багрянцу. В своей леденящей царственности древняя крепость и юная ведьма были, пожалуй, равны. Даже циничный и едкий Хельзак не смог сдержать судорожного вздоха восхищения. На полпути Итель обернулась, посмотрела сверху вниз на своих застывших, словно статуи, спутников и нетерпеливо щёлкнула пальцами. Оробевшие чернокнижники, исполненные непонятного благоговения, поспешили следом.
* * *
Когда распахнулись тяжёлые двери, сердце Алеха болезненно дрогнуло и сбилось с привычного ритма. В высоком проёме стояла Итель. Она ничуть не изменилась за прошедшие, нет, не годы, века. Та же горделивая стать, тот же крылатый росчерк бровей, те же глаза прозрачного фиалкового цвета. Вся та же самая. Но, в этой новой Ители появился какой-то доселе неведомый Алеху разлад, который он не мог не заметить. Что-то с ней, определённо, было не так. А что именно, эльф не понимал.
Фиалка лишь скользнула взглядом по застывшему в неподвижности бессмертному, подарив ему учтивую мимолётную улыбку. Потом ведьма устремила свой взгляд на растерянную Люцию, которая стояла рядом с огромным круглым столом. Некоторое время обе судорожно оглядывали друг друга. А потом Итель рассмеялась незнакомым Алеху низким чувственным смехом, от которого по телу мгновенно побежали блаженные мурашки.
– Ах, девочка моя… Я и подумать не могла, что ты окажешься одной из главных участниц всей этой заварухи.
И Итель снова засмеялась.
– Алех, я-то решила, что ты смотришь в хрустальный шар, а это, оказывается, была моя тарелка, – ведьма прыснула в кулачок и покачала красивой головой, мол, бывает же. – Да, затейливые переплетения судеб…
Фиалка кокетливо прикрыла ладонью губы, словно стирая с них новую улыбку. За её спиной на пороге один за другим возникли настороженные спутники. Хельзак стал чуть в стороне, скрестив на груди руки, и беззастенчиво разглядывал троих обитателей крепости. Из-за его спины на полшага вперёд выступила Ихвель. Она уже давно залечила синяк от оплеухи, которой была награждена за попытку убить волшебника Тороя, но след в душе, как говорится, остался. И теперь златовласая ведьма метала свирепые взгляды на чародея, что покамест молчал и обводил глазами всю честную компанию.
В зале повисла тишина. Последними вошли два колдуна, которые несли зеркало. Оба тяжело дышали – подъём по длинной лестнице, да ещё и с колдовским стеклом в руках, был не из лёгких. Теперь колдуны пристроили свою ношу возле стены и торопливо озирались, поскольку боялись, что пропустили всё интересное.
Люция крепко стиснула ладонь Тороя, не зная, что ответить своей «бабке». Ну не вязалась прекрасная Фиалка с образом согбенной сварливой ведьмы. Судя по всему, красавица-колдунья это поняла и тепло улыбнулась девчонке:
– Так-то, небось, всё же лучше, чем прежде, а, детонька?
Эта самая «детонька» на долю мгновения вернула Люцию в маленький домик, затерянный в чаще флуаронского леса.
Фиалка всё смотрела на свою ученицу и улыбалась. А потом, нерешительно, словно боясь обжечься, красавица-колдунья перевела глаза на Тороя. Всё это время она избегала смотреть на него, берегла, так сказать, на сладкое. А теперь, изрядно потомив мага равнодушием, Итель впилась в него цепким взглядом. Их взоры скрестились, и для Фиалки всё перестало существовать. Она чуть склонила голову набок и поедала волшебника глазами. Его лицо было спокойно тем напряжённым спокойствием, какое охватывает за секунду до смертельной битвы. Похоже, Торой действительно думал, будто Фиалка мчится в Гелинвир, чтобы рвать и крушить, менять установленный порядок и властвовать, а заодно – укокошить его – Тороя – ну и Люцию с Алехом для пущей острастки.
Пауза затягивалась, но никто не проронил ни звука, чтобы хоть как-то прервать странное молчание и загадочную игру взглядов. Итель смотрела на Тороя, а Торой, Люция и Алех – на Итель. Мгновения тянулись и тянулись.
– Где мальчик? – Спросила ведьма, не отводя глаз от волшебника. – Он нам нужен.
Торой ответил ровным голосом, хотя говорить спокойно ему было, ой, как непросто. Он ожидал от ведьмы чего угодно, но только не этого в высшей степени странного обмена взглядами.
– Зачем?
Итель дёрнула плечом в сторону зеркала, но игру в «кто, кого пересмотрит» не прервала.
– Зеркало нужно разбить. Это может сделать только последний из рода Создателя.
И снова тишина. Но на этот раз всеобщее благоговейное молчание нарушил звонкий дерзкий голосок, принадлежащий, конечно же, Люции. И спросила она, разумеется, самое главное – то, о чём остальные пока ещё молчали. Просто девушку начинали злить взгляды, которыми одаривала волшебника красавица ведьма – даже безупречный сочный ротик и тот приоткрылся, а в глазах, в глазах… столько плотоядного обожания, сколько бывает у изголодавшегося по сытному обеду человека.
– Зачем ты убила стольких людей? – и Люция закусила губу, сражённая собственной смелостью.
Теперь взгляды десятков глаз обратились на колдунку. Ну и на том спасибо, что хоть Торой перестал таращиться на Итель, а то ещё зародились бы в его голове непристойные мыслишки о том, что Фиалка-то во многом будет красивее своей нескладной наперсницы.
– Девочка моя, – ведьма устремила переливающийся взгляд на ученицу и медоточиво улыбнулась. – Я никого не убила. Всему виной творение мастера Гиа. Кто же знал, что оно умертвит столько народу? Я и не собиралась творить ничего подобного. Сядем.
Итель изящным движением руки указала на огромный стол Собраний. И пояснила:
– В ногах правды нет.
Когда все расселись, стол показался Люции ещё огромнее, чем прежде – слишком уж много мест осталось незанятыми. Торой, Алех и юная колдунка сели напротив прибывших. Итель, конечно, устроилась так, чтобы видеть мага. По правую и левую руки от ведьмы расположились хмурые чернокнижники. Торой заметил, наконец-то, близнецов и, едва скрывая насмешливую улыбку, спросил одного из них, того, кто, судя по всему, ещё берёг ушибленное несколько дней назад плечо:
– Болит?
Чернокнижник хмуро кивнул и пристыжённый опустил глаза. Его брат покраснел до корней волос, вспомнив неудачное нападение на Тороя ещё там, в заснеженном Мираре.
– Ах, волшебник, – прозвенела колокольчиком со своего места ведьма. – Прости моих чрезмерно усердных сподручников. Я лишь просила их, чтобы отыскали ведьму, которая умыкнула мальчика, а они оказались настолько старательны, что осмелились напасть на тебя.
Люция, сидящая рядом с магом нахохлилась. Значит, просить прощения у неё бабка не собирается, а ведь она, Люция, тоже чуть не погибла. Одну эту косоглазую ведьму вспомнить… И девушка гневно испепелила взглядом бывшую возлюбленную Тороя. Ихвель презрительно скривила губы, а почувствовав на себе взгляд юной колдунки, окатила ту таким презрением, что у Люции от бессильной злости аж сердце зашлось.
– Итель, чего ты добиваешься? – это осмелился, наконец, подать голос Алех.
Фиалка с сожалением перевела взгляд с Тороя на эльфа. Всё это время Бессмертный молчал, собираясь с духом. О, лишь по одной вскользь брошенной улыбке красавицы-ведьмы эльф понял – она всегда, всегда знала о его влюблённости! А он-то, дурак, полагал, будто ей ничего не известно о тщательно скрываемой им пылкой страсти…
– Я уже всего добилась. – Тихо сказала она и в очередной раз мягко улыбнулась.
– Но ты так и не ответила – зачем?
Итель сокрушённо покачала головой, словно бы досадуя, что её забрасывают какими-то глупыми, несущественными вопросами и при этом не спрашивают о главном. Точнее, не спрашивает. Ибо вопросов она ждала только от одного человека. От волшебника с синими глазами. Хм. А у Рогона глаза были тёмно-зелёные…
– Алех, всё, что мы совершаем в этом мире, мы совершаем от любви, для любви и во имя любви. – Она сделала паузу и слегка приподняла красивые брови, ни дать, ни взять многомудрая наставница, ожидающая ответа от ученика-лоботряса.
Алех не нашёлся, что ещё спросить и растерянно смолк.
– Скажи, Хельзак, кто сжёг тебе лицо? – внезапно обернулась Итель к некроманту.
Хмурый колдун стал совершенно мрачен. Он не понимал, зачем ведьма задет ему этот совершенно несвоевременный вопрос, однако ответил:
– Среди здешних магов был один… Зайрэк его звали. Состоял при восточной провинции Нимулун. Я тогда совсем молодой был. Глупый. Хотел одной старухе сына воскресить. Я у неё ночь ночевал, а наутро уже уходить собрался, а сынок её единственный с сеновала упал. У них там, в Нимулуне, всё лучшее – гостю, вот я и ночевал в доме, а мальчишка на сеновале. Ну и, когда спускался он, лесенка та, хлипкая, сломалась под ногой… Там и лететь-то невысоко. А он как-то неудачно. Да шеей на дровяницу. Ну и помер. Она и заголосила. Сынок-то единственный был.
Итель насмешливо смотрела на Алеха, словно ожидая от него, хотя и запоздалого, но понимания. Не дождалась. Тем временем Хельзак продолжал. Говорил он по-прежнему невнятно, отрывистыми рублеными фразами. В общем же рассказ свёлся к тому, что паренька он оживил, а на полдороге из провинции его нагнал взбешённый Зайрэк, негодующий по поводу того, что на вверенных его магическим заботам землях вовсю колдует некромант. Само собой схватились. Маг оказался сильнее и старше, вот и ожёг юнца ударом огненной волны. Да так и бросил на дороге, за мёртвого посчитав.
Люция теперь смотрела на хмурого и уродливого некроманта едва ли не с восхищением. Сначала-то её напугала его страшная рожа, а после рассказа о разве что не героическом поступке, захотелось едва ли не обнять.
Лишь Торой молчал, невозмутимо глядя на колдуна. Понятно, что некромант сделал благое дело, вот только не сказал Хельзак, из кого он жизнь для своего колдовства потянул? Из старушки-матери? Нет, из этой навряд ли. Значит из какого-нибудь деревенского жителя. А то и двоих. Интересно, после удачного воскрешения единственного сына старухи, сколько было нежданных похорон в деревеньке? Или всё дело неурожаем и засухой закончилось, а то и мором скота? Где-то ведь да черпнул некромант Силу для своего щедрого поступка.
– А вы, мальчики, – обратилась ведьма к близнецам. – Расскажите, как от вас вельможные родители отказались, как из Атии прогнали за колдовство. Не стесняйтесь.
Близнецы покраснели пуще прежнего и вовсе спрятали глаза. А Торой подумал, то-то черты их лиц показались ему ещё при первой встрече слишком благородными, породистыми что ли…
– А, может быть, ты, Ихвель, расскажешь о том, как тебя едва не сожгли на костре, когда ты была совсем девчонкой? Или, нет, Люция! Расскажи-ка лучше ты.
Колдунка вздрогнула и испуганно уставилась на Фиалку. Ей-то чего рассказывать?
– Что глазами хлопаешь? – сварливо спросила ведьма. – Или не у тебя на глазах бабку истязали да на костёр тащили? Сама-то тоже, небось, едва ноги унесла.
Люция открыла было рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыла и насупилась.
– Я понял. – Тихо сказал Алех. – Ты, значит, в освободительницы угнетённых подалась?
Итель лениво поморщилась и даже хмыкнула.
– Ничего-то ты не понял, Алех. Ничего. Не в освободительницы я подалась. Освобождают обычно тех, кто пленён. А мы все свободны. Только у одних свободы чуть больше, а у других чуть меньше. Но всё-таки она есть. Глупый ты. Я этот мир уравновесить хочу. Понимаешь, голова твоя остроухая? Я хочу, чтобы в нём, в этом мире, девочку способную к ведовству или колдовству не обижали и не дразнили сверстники, не проклинали родители. Чтобы мальчик-некромант мог жить и учиться рядом с мальчиком-магом. Вот ты, Алех, был магом. Скажи, может маг воскресить человека? Молчишь. И правильно молчишь. Потому что не может этого даже самый сильный волшебник. А некромант может. И что с того, что он Силу у людей и природы берёт? Иногда всё вторично и чем угодно пожертвуешь. Или ты забыл?
Алех в ответ только промолчал. Свита ведьмы настороженно переглядывалась. Однако чаще всего смотрели не на эльфа и даже не на невзрачную колдуночку. Чаще всего взгляды обращались на молчаливого мага, который с начала встречи едва ли произнёс более десяти слов.
– Ты же знаешь, что нельзя колдунов и магов уравнять в правах. Будет хаос!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73