унитаз финский ido
слишком бледные и плотно сжатые, да в прозрачных глазах неприятный плотоядный отблеск, ну не маг, а прямо таки некромант прожжённый!
Но Фиалке и вовсе не было нужды ни до него, ни до коренастого, брезгливо оттирающего сапог Эйлика – туда, в дом!.. Только разве попадёшь в дом, когда поперёк пути два мужика, раззадоренных запахом крови? Сначала Итель подумала, что, раз уж у неё отныне нет мужа, то стоит ли вообще бояться схватки с двумя магами? А потом эту бабскую ноющую мысль сменила другая – ведьмачья, совсем отличная от плаксивой женской сущности.
И снова зубы оскалились в хищной ухмылке – Фиалка знала, эти двое не станут пленять её волшебством. Зачем? Что может противопоставить ведьма двум волшебникам? Ясное дело – ничего. А загонять трясущуюся от ужаса дичь, забавляться её страхом – это стократ приятнее, чем брать то же самое без боя. И потом, дичь-то непростая, дичь-то колдовская… А значит травля будет вдвойне интереснее.
Аранхольд склонил голову к плечу. Нет, этот вовсе не намеревался охотиться. Собрался, видимо, без затей умертвить колдунью одним неуловимым броском Силы. А вот Эйлик…
– Не тронь… – Хрипло выдавил он, столь обманчиво миролюбивый и безобидный.
Аранхольд равнодушно пожал плечами и расслабился. Сказал только, не отводя взгляда от трясущейся (нет, не в страхе, в гневе) «дичи»:
– Натешишься, догоняй.
И не добавив больше не слова, одним неуловимым движением забросил себя в седло. Вороной конь нетерпеливо ударил копытом, а потом неспешной рысью исчез в чащобе. Ах, как жаль… И вправду жаль – теперь придётся его догонять… Но сначала – коренастый и добродушный Эйлик – он ведь тоже убийца.
Итель круто развернулась и рванула обратно в чащу. Приземистый и не такой гибкий преследователь должен был, по прикидкам ведьмы, отстать сразу же. Но Эйлик оказался на зависть шустёр.
Фиалка неслась, продираясь через кусты белени, к ручью. «Охотник», более осмотрительный, напролом через буераки да бурелом не спешил – берёг одежду и собственную шкуру. И всё-таки в какой-то момент даже приблизился к своей вожделенной цели едва не на три шага, Итель припустила ещё резвее, уж не ей ли известны на десять вёрст вокруг все овражки и кочки?
Отчаяние и жажда мести вскипали в крови. Нет, она не станет творить колдовство, иначе эта гонка закончится, не успев начаться – волшебник в любом случае сильнее ведьмы. А лишь только колдунья попытается достать мага при помощи своих сомнительных чар он, пожалуй, легко забудет про азарт охоты и употребит своё Могущество безо всяких сомнений.
«За мной, за мной…» – шептала про себя Фиалка, путаясь ногами в высокой траве.
И охотник шёл по следу. Пару раз он весело предложил ведьме остановиться, пообещав не причинять вреда, на это Итель зло расхохоталась и припустила ещё ходче. Выругавшись, преследователь с азартом продолжил гонку – он откровенно забавлялся, выслеживая «дичь» и будучи полностью уверен в собственной силе.
Итель же мчалась к Топи. Она с детства любила болота – коварные и предательские, они могли быть едва ли не безобидными для знающего человека и смертельно опасными для всякого случайно забредшего. И здесь главное не сворачивать со знакомой тропки даже на полшага. Итель это знала. А её преследователь, ослеплённый сверкающими в подоле платья голыми ногами?
Но Топь находилась далеко от дома, а бежать с каждым шагом становилось всё тяжелее. Фиалка старалась не думать о том, что ждёт её в приземистой лесной избушке, однако мысли сами собой возвращались туда, где остался лежать бездыханным единственный дорогой человек.
«Убью, скотов!» Подумала ведьма, и эта ярость неожиданно придала ей сил. Через глубокий овраг беглянка перемахнула одним отчаянным прыжком. Зато по другую сторону едва не споткнулась о коварно изогнувшийся в высокой траве корень огромного дерева. Фиалка нелепо взмахнула руками, но всё-таки смогла сохранить равновесие и даже не подвернула ногу. Быстрее! Ещё быстрее! А дыхание хищника за спиной всё ближе и злости в нём всё больше – занимательная гонка перестала быть увеселением и превратилась в настоящую травлю. Но всё-таки надежда на спасение, пускай и призрачная, оставалась. А через пару мгновений чуткое обоняние ведьмы уловило сладковато-затхлый аромат сырой земли и загнивающей тины.
Несколько раз потерявший терпение и начавший уставать Эйлик пытался заарканить беглянку броском Силы. Но Рогон в своё время научил Итель отбивать подобные удары способом простым до идиотизма. «Просто представь, будто ты окружена зеркалами, которые блестящей стороной смотрят на нападающего, таким нехитрым способом его Сила отразит сама себя…»
С воображением, как известно, у любой ведьмы полный порядок. А для подкрепления результата Фиалка щедро потянула Могущество из мокрой болотной земли. Получилось! Эйлик даже вскрикнул от удивления – бросок его Силы хлестнул пространство, но арканная петля, вместо того, чтобы обхватить беглянку за плечи, соскользнула и ни на миг не задержала колдунью. Это позволило Ители выиграть несколько драгоценных мгновений.
Ну же! Ещё чуть-чуть… Ещё несколько шагов!
А ноги уже подгибаются от усталости.
Вот, вот она Топь! Сердце Ители возликовало от счастья. Получилось!
И в этот самый момент жёсткая мужская рука яростно рванула беглянку за пепельную косу. Ведьму потянуло назад. Она бессильно взмахнула руками и опрокинулась на своего преследователя. Из глаз пойманной жертвы брызнули слёзы невыносимой боли. Совершенно отстранённо колдунье подумалось: «Интересно, почему мужчины, вроде Эйлика, всегда стараются ухватить именно за волосы? И не только ухватить, но ещё и дёрнуть со всей дури?»
По затылку медленно поползла тяжёлая струйка крови. Всё-таки вырвал клок волос, погань болотная!
Сильный рывок развернул колдунью лицом к преследователю. Волшебник больно заломил руку своей жертве и теперь вплотную прижимался к Фиалке.
– Добегалась? – Жарко, торжествующе выдохнул он ей на ухо, скользнув губами по раскрасневшейся щеке. – Не следовало удирать. Тогда бы и больно не было.
Итель жадно хватал ртом воздух, чувствуя, что сердце, встревоженное дикой гонкой, вот-вот выскочит из груди. До Топи осталось всего несколько шагов…
– Ну, что молчишь? – Волшебник встряхнул свою добычу, отчего заломленная рука пленницы буквально вспыхнула страданием.
На лице Эйлика меж тем не осталось и следа прежней мягкости и застенчивости. Фиалка попыталась вырваться, но маг только надёжнее перехватил её вывернутое под немыслимым углом запястье, так что девушка снова взвыла от нестерпимой боли. И снова не к месту подумала полную ересь: «Странно, обычно считается, будто злодеи, все как один – омерзительные типы с гнилыми зубами и грязными лапами, а мне вот попался вполне благопристойный». Да уж, глупее не придумаешь – благопристойный злодей. Она едва не захихикала – глупо, истерично – но вовремя сдержалась, а потом попыталась вывернуться и даже изо всей силы лягнула недруга под колено.
Заорав от неожиданности, Эйлик резко вывернул её руку. В кисти что-то хрустнуло, да так противно, что у ведьмы перед глазами весь белый свет померк. А потом пришла Боль. Ослепительная, невыносимая. Такая сильная, что у Ители даже не получилось закричать – вопль застрял где-то глубоко в груди и истерично забился в такт биению затравленного сердца. От невыносимой муки затошнило, разом пересохло во рту, а по всему телу выступил противный ледяной пот.
Отомстил.
– Что же ты так на нас посмотрела, хозяюшка? – Тяжко дыша, вновь прохрипел Эйлик сиплым, дрожащим от похоти голосом, – Прямо с порога-то? Будто помоями обила? А? Или ты магов за мусор держишь, после своего благоверного? Ну?
И снова эта дикая боль в руке, перед которой навсегда меркла, как несущественная, боль от выдранных волос и усталость в одеревенелых от ужаса ногах. Наконец-то, Итель взвыла от нестерпимой муки во весь голос:
– Пусти, свинья корытная!
Эх, а видать Эйлик прав. Она и впрямь отдарила магов ответным презрением, то-то Аранхольд таращился так недобро. Ну да ничего, Эйлик, вон, тоже в долгу не остался – руку ей сломал.
Болотистая земля мягкая, а потому, Итель, упав, не ушиблась. Только затылок на месте вырванных волос защипало от гнилой жижи. А Эйлик навалился сверху, вминая обессилившую от боли жертву во влажный мох, и принялся жадно рвать на ней платье – только ткань затрещала.
– Пусти! Пусти! – Рыдала ведьма, тщетно пытаясь вывернуться из грубых рук.
Но вот пальцы мужчины надёжно сомкнулись на горле трепыхающейся «дичи», да так сильно, что та лишь безмолвно забилась, шлёпая руками по волглой землице.
– В болото меня утянуть захотела? Думала, на дурака напала? Так вот, не хочешь, чтобы снова больно было, заткнись. Нечего своим ором дичь распугивать. Будешь молчать, отпущу живой. Поняла?
Итель, у которой к моменту окончания этой пламенной речи перед глазами уже плыли чёрные круги, из последних сил кивнула. Хватка стальных пальцев сразу же ослабла, и ведьма принялась жадно ловить ртом воздух. Это занятие оказалось таким увлекательным, что она даже не почувствовала жадных рук, самозабвенно лапающих её под обрывками одежды.
Собственно, Эйлик оказался тоже чрезвычайно увлечён, а потому и не заметил, как внезапно успокоилась жертва, лицо из умело-испуганного сделалось сосредоточенным и спокойным.
«О, мужчины, как вы предсказуемы… – со сладкой ненавистью подумала Фиалка. – Вас так легко обмануть, что это даже стыдно делать. Вот, ты сейчас так увлечён моим телом, что не понял главного – я вовсе не топить тебя собиралась, мой милый Эйлик, я лишь отвлекала тебя от главного, от своего колдовства. Умрёшь ты совсем иначе».
С замиранием в сердце она прислушивалась к тихим шорохам, которых увлечённый пойманной добычей маг не мог, точнее не хотел, слышать. И то верно – болото всегда полно всяческих неясных шелестов, кто же обратит на них внимание?
Лишь на мгновенье мужчина оторвался от созерцания беспомощных прелестей своей добычи – его удивило, что она как-то слишком ослабла и смирилась. Это показалось странным. А, когда волшебник увидел блуждающую покойную улыбку на измазанном в крови и болотной грязи лице… Было уже слишком поздно. Даже для магии.
– Я не буду кричать. – Мягко сказала Фиалка. – Но я вдоволь посмеюсь. Надеюсь, мой смех тебе будет слышать приятнее, чем крики?
Эйлик хотел было ударить её, но что-то гибкое и ледяное скользнуло под штанами по его бедру. Волшебник замер, думая, будто ему примерещилось. Но тут же за ледяным скольжением последовала острая боль, словно в ногу вонзились тонкие иголки. И почти сразу точно такой же болью взвыла правая рука, сомкнувшаяся снова на шее ведьмы. Тело перестало подчиняться, пальцы стремительно онемели, а по раненой ноге разлился неприятный холод. Потом дёрнулось от боли левое плечо. Холодная лента обвилась вокруг шеи волшебника, и прямо перед его глазами возникла, покачиваясь, чёрная треугольная голова с жуткими немигающими глазами. Голова гадюки.
А ледяные тела обитателей Топи продолжали обвивать отчаянно бьющегося в коконе сплетающихся гибких колец мужчину. Это выглядело до противного омерзительно – человеческий силуэт, кишащий чёрными глянцевыми жгутами. Они переплетались друг с другом, свивались и развивались, шипели и шелестели, оплетая тело жертвы всё плотнее и плотнее. Иногда в этом чёрном месиве нет-нет да мелькала белая плоть. Впрочем, тонкие чёрные змеи, каждая длиной не больше аршина, продолжали выползать из высокой травы и опутывать тело чужака, посмевшего вторгнуться в их царство.
Увы, Эйлик не смог бы отбиться от обитателей Топи магией, даже если бы очень захотел. Яд Кин-Чианской болотной гадюки парализует в считанные секунды, а в обездвиженном, изумлённом болью и ужасом теле какая может быть Сила?
Фиалка поднялась на подгибающиеся ноги и равнодушно перешагнула через кишащих змей, которые с наслаждением вытягивали жизненные соки из ещё тёплого (и, конечно, живого) тела жертвы. Эйлик умрёт не сразу, яд убьёт его не раньше, чем через четверть часа. К тому времени Итель как раз доберётся до маленького домика, где был оставлен умирать в одиночестве её муж.
Свитое змеиными телами бесформенное нечто, которое совсем недавно было волшебником, входящим в состав Великого Магического Совета, жалко захрипело. Может, змея в рот залезла?
– Не хочешь, чтобы больно было, заткнись. Нечего своим ором дичь распугивать. – Равнодушно посоветовала Фиалка и, шатаясь из стороны в сторону, поковыляла обратно в чашу, прижимая к покрытой царапинами груди увечную руку.
Древний призыв, на который отзывался всякий гад, оказался услышанным даже здесь, в этой чужой и дикой Топи, населённой неведомыми тварями. Да, любой лес, где бы он ни находился, всегда будет для ведьмы родным домом. Можете поверить.
* * *
Один раз она упала, споткнувшись в высокой траве. Упала очень неудачно – на сломанную руку. Боль была такой ослепляющей, что Итель только вгрызлась зубами в жирную влажную землю. Но ничего, вскорости попустило. Плача от нестерпимой душевной и телесной муки, ведьма добрела-таки до домика и лишь на мгновение задержалась у входа. Здоровая рука дрожала, тряслась и всё никак не желала толкнуть приземистую дверь. Тогда Итель пнула дверь ногой. Створка с грохотом ударилась о стену и чуть не захлопнулась снова. И всё же колдунья успела увидеть… Это мимолётное жуткое зрелище прогнало остатки оцепенения. Фиалка ворвалась внутрь.
Рогон стоял на коленях, привалившись плечом к стене. Нож торчал под левой лопаткой – уродливая рукоять выпирала, словно обломок кости. Кровь из раны текла уже очень медленно, даже как-то неохотно. Оно и не удивительно – пол в центре комнаты был весь в багровых разводах.
Ведьма на негнущихся ногах подошла к мужу и упала рядом с ним на выпачканные в алом доски. Фиалке показалось, будто жизнь покинет её в тот самый момент, в какой уйдёт из него последняя капля крови. Как ни силилась колдунья произнести хоть слово, а ничего у неё не получалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Но Фиалке и вовсе не было нужды ни до него, ни до коренастого, брезгливо оттирающего сапог Эйлика – туда, в дом!.. Только разве попадёшь в дом, когда поперёк пути два мужика, раззадоренных запахом крови? Сначала Итель подумала, что, раз уж у неё отныне нет мужа, то стоит ли вообще бояться схватки с двумя магами? А потом эту бабскую ноющую мысль сменила другая – ведьмачья, совсем отличная от плаксивой женской сущности.
И снова зубы оскалились в хищной ухмылке – Фиалка знала, эти двое не станут пленять её волшебством. Зачем? Что может противопоставить ведьма двум волшебникам? Ясное дело – ничего. А загонять трясущуюся от ужаса дичь, забавляться её страхом – это стократ приятнее, чем брать то же самое без боя. И потом, дичь-то непростая, дичь-то колдовская… А значит травля будет вдвойне интереснее.
Аранхольд склонил голову к плечу. Нет, этот вовсе не намеревался охотиться. Собрался, видимо, без затей умертвить колдунью одним неуловимым броском Силы. А вот Эйлик…
– Не тронь… – Хрипло выдавил он, столь обманчиво миролюбивый и безобидный.
Аранхольд равнодушно пожал плечами и расслабился. Сказал только, не отводя взгляда от трясущейся (нет, не в страхе, в гневе) «дичи»:
– Натешишься, догоняй.
И не добавив больше не слова, одним неуловимым движением забросил себя в седло. Вороной конь нетерпеливо ударил копытом, а потом неспешной рысью исчез в чащобе. Ах, как жаль… И вправду жаль – теперь придётся его догонять… Но сначала – коренастый и добродушный Эйлик – он ведь тоже убийца.
Итель круто развернулась и рванула обратно в чащу. Приземистый и не такой гибкий преследователь должен был, по прикидкам ведьмы, отстать сразу же. Но Эйлик оказался на зависть шустёр.
Фиалка неслась, продираясь через кусты белени, к ручью. «Охотник», более осмотрительный, напролом через буераки да бурелом не спешил – берёг одежду и собственную шкуру. И всё-таки в какой-то момент даже приблизился к своей вожделенной цели едва не на три шага, Итель припустила ещё резвее, уж не ей ли известны на десять вёрст вокруг все овражки и кочки?
Отчаяние и жажда мести вскипали в крови. Нет, она не станет творить колдовство, иначе эта гонка закончится, не успев начаться – волшебник в любом случае сильнее ведьмы. А лишь только колдунья попытается достать мага при помощи своих сомнительных чар он, пожалуй, легко забудет про азарт охоты и употребит своё Могущество безо всяких сомнений.
«За мной, за мной…» – шептала про себя Фиалка, путаясь ногами в высокой траве.
И охотник шёл по следу. Пару раз он весело предложил ведьме остановиться, пообещав не причинять вреда, на это Итель зло расхохоталась и припустила ещё ходче. Выругавшись, преследователь с азартом продолжил гонку – он откровенно забавлялся, выслеживая «дичь» и будучи полностью уверен в собственной силе.
Итель же мчалась к Топи. Она с детства любила болота – коварные и предательские, они могли быть едва ли не безобидными для знающего человека и смертельно опасными для всякого случайно забредшего. И здесь главное не сворачивать со знакомой тропки даже на полшага. Итель это знала. А её преследователь, ослеплённый сверкающими в подоле платья голыми ногами?
Но Топь находилась далеко от дома, а бежать с каждым шагом становилось всё тяжелее. Фиалка старалась не думать о том, что ждёт её в приземистой лесной избушке, однако мысли сами собой возвращались туда, где остался лежать бездыханным единственный дорогой человек.
«Убью, скотов!» Подумала ведьма, и эта ярость неожиданно придала ей сил. Через глубокий овраг беглянка перемахнула одним отчаянным прыжком. Зато по другую сторону едва не споткнулась о коварно изогнувшийся в высокой траве корень огромного дерева. Фиалка нелепо взмахнула руками, но всё-таки смогла сохранить равновесие и даже не подвернула ногу. Быстрее! Ещё быстрее! А дыхание хищника за спиной всё ближе и злости в нём всё больше – занимательная гонка перестала быть увеселением и превратилась в настоящую травлю. Но всё-таки надежда на спасение, пускай и призрачная, оставалась. А через пару мгновений чуткое обоняние ведьмы уловило сладковато-затхлый аромат сырой земли и загнивающей тины.
Несколько раз потерявший терпение и начавший уставать Эйлик пытался заарканить беглянку броском Силы. Но Рогон в своё время научил Итель отбивать подобные удары способом простым до идиотизма. «Просто представь, будто ты окружена зеркалами, которые блестящей стороной смотрят на нападающего, таким нехитрым способом его Сила отразит сама себя…»
С воображением, как известно, у любой ведьмы полный порядок. А для подкрепления результата Фиалка щедро потянула Могущество из мокрой болотной земли. Получилось! Эйлик даже вскрикнул от удивления – бросок его Силы хлестнул пространство, но арканная петля, вместо того, чтобы обхватить беглянку за плечи, соскользнула и ни на миг не задержала колдунью. Это позволило Ители выиграть несколько драгоценных мгновений.
Ну же! Ещё чуть-чуть… Ещё несколько шагов!
А ноги уже подгибаются от усталости.
Вот, вот она Топь! Сердце Ители возликовало от счастья. Получилось!
И в этот самый момент жёсткая мужская рука яростно рванула беглянку за пепельную косу. Ведьму потянуло назад. Она бессильно взмахнула руками и опрокинулась на своего преследователя. Из глаз пойманной жертвы брызнули слёзы невыносимой боли. Совершенно отстранённо колдунье подумалось: «Интересно, почему мужчины, вроде Эйлика, всегда стараются ухватить именно за волосы? И не только ухватить, но ещё и дёрнуть со всей дури?»
По затылку медленно поползла тяжёлая струйка крови. Всё-таки вырвал клок волос, погань болотная!
Сильный рывок развернул колдунью лицом к преследователю. Волшебник больно заломил руку своей жертве и теперь вплотную прижимался к Фиалке.
– Добегалась? – Жарко, торжествующе выдохнул он ей на ухо, скользнув губами по раскрасневшейся щеке. – Не следовало удирать. Тогда бы и больно не было.
Итель жадно хватал ртом воздух, чувствуя, что сердце, встревоженное дикой гонкой, вот-вот выскочит из груди. До Топи осталось всего несколько шагов…
– Ну, что молчишь? – Волшебник встряхнул свою добычу, отчего заломленная рука пленницы буквально вспыхнула страданием.
На лице Эйлика меж тем не осталось и следа прежней мягкости и застенчивости. Фиалка попыталась вырваться, но маг только надёжнее перехватил её вывернутое под немыслимым углом запястье, так что девушка снова взвыла от нестерпимой боли. И снова не к месту подумала полную ересь: «Странно, обычно считается, будто злодеи, все как один – омерзительные типы с гнилыми зубами и грязными лапами, а мне вот попался вполне благопристойный». Да уж, глупее не придумаешь – благопристойный злодей. Она едва не захихикала – глупо, истерично – но вовремя сдержалась, а потом попыталась вывернуться и даже изо всей силы лягнула недруга под колено.
Заорав от неожиданности, Эйлик резко вывернул её руку. В кисти что-то хрустнуло, да так противно, что у ведьмы перед глазами весь белый свет померк. А потом пришла Боль. Ослепительная, невыносимая. Такая сильная, что у Ители даже не получилось закричать – вопль застрял где-то глубоко в груди и истерично забился в такт биению затравленного сердца. От невыносимой муки затошнило, разом пересохло во рту, а по всему телу выступил противный ледяной пот.
Отомстил.
– Что же ты так на нас посмотрела, хозяюшка? – Тяжко дыша, вновь прохрипел Эйлик сиплым, дрожащим от похоти голосом, – Прямо с порога-то? Будто помоями обила? А? Или ты магов за мусор держишь, после своего благоверного? Ну?
И снова эта дикая боль в руке, перед которой навсегда меркла, как несущественная, боль от выдранных волос и усталость в одеревенелых от ужаса ногах. Наконец-то, Итель взвыла от нестерпимой муки во весь голос:
– Пусти, свинья корытная!
Эх, а видать Эйлик прав. Она и впрямь отдарила магов ответным презрением, то-то Аранхольд таращился так недобро. Ну да ничего, Эйлик, вон, тоже в долгу не остался – руку ей сломал.
Болотистая земля мягкая, а потому, Итель, упав, не ушиблась. Только затылок на месте вырванных волос защипало от гнилой жижи. А Эйлик навалился сверху, вминая обессилившую от боли жертву во влажный мох, и принялся жадно рвать на ней платье – только ткань затрещала.
– Пусти! Пусти! – Рыдала ведьма, тщетно пытаясь вывернуться из грубых рук.
Но вот пальцы мужчины надёжно сомкнулись на горле трепыхающейся «дичи», да так сильно, что та лишь безмолвно забилась, шлёпая руками по волглой землице.
– В болото меня утянуть захотела? Думала, на дурака напала? Так вот, не хочешь, чтобы снова больно было, заткнись. Нечего своим ором дичь распугивать. Будешь молчать, отпущу живой. Поняла?
Итель, у которой к моменту окончания этой пламенной речи перед глазами уже плыли чёрные круги, из последних сил кивнула. Хватка стальных пальцев сразу же ослабла, и ведьма принялась жадно ловить ртом воздух. Это занятие оказалось таким увлекательным, что она даже не почувствовала жадных рук, самозабвенно лапающих её под обрывками одежды.
Собственно, Эйлик оказался тоже чрезвычайно увлечён, а потому и не заметил, как внезапно успокоилась жертва, лицо из умело-испуганного сделалось сосредоточенным и спокойным.
«О, мужчины, как вы предсказуемы… – со сладкой ненавистью подумала Фиалка. – Вас так легко обмануть, что это даже стыдно делать. Вот, ты сейчас так увлечён моим телом, что не понял главного – я вовсе не топить тебя собиралась, мой милый Эйлик, я лишь отвлекала тебя от главного, от своего колдовства. Умрёшь ты совсем иначе».
С замиранием в сердце она прислушивалась к тихим шорохам, которых увлечённый пойманной добычей маг не мог, точнее не хотел, слышать. И то верно – болото всегда полно всяческих неясных шелестов, кто же обратит на них внимание?
Лишь на мгновенье мужчина оторвался от созерцания беспомощных прелестей своей добычи – его удивило, что она как-то слишком ослабла и смирилась. Это показалось странным. А, когда волшебник увидел блуждающую покойную улыбку на измазанном в крови и болотной грязи лице… Было уже слишком поздно. Даже для магии.
– Я не буду кричать. – Мягко сказала Фиалка. – Но я вдоволь посмеюсь. Надеюсь, мой смех тебе будет слышать приятнее, чем крики?
Эйлик хотел было ударить её, но что-то гибкое и ледяное скользнуло под штанами по его бедру. Волшебник замер, думая, будто ему примерещилось. Но тут же за ледяным скольжением последовала острая боль, словно в ногу вонзились тонкие иголки. И почти сразу точно такой же болью взвыла правая рука, сомкнувшаяся снова на шее ведьмы. Тело перестало подчиняться, пальцы стремительно онемели, а по раненой ноге разлился неприятный холод. Потом дёрнулось от боли левое плечо. Холодная лента обвилась вокруг шеи волшебника, и прямо перед его глазами возникла, покачиваясь, чёрная треугольная голова с жуткими немигающими глазами. Голова гадюки.
А ледяные тела обитателей Топи продолжали обвивать отчаянно бьющегося в коконе сплетающихся гибких колец мужчину. Это выглядело до противного омерзительно – человеческий силуэт, кишащий чёрными глянцевыми жгутами. Они переплетались друг с другом, свивались и развивались, шипели и шелестели, оплетая тело жертвы всё плотнее и плотнее. Иногда в этом чёрном месиве нет-нет да мелькала белая плоть. Впрочем, тонкие чёрные змеи, каждая длиной не больше аршина, продолжали выползать из высокой травы и опутывать тело чужака, посмевшего вторгнуться в их царство.
Увы, Эйлик не смог бы отбиться от обитателей Топи магией, даже если бы очень захотел. Яд Кин-Чианской болотной гадюки парализует в считанные секунды, а в обездвиженном, изумлённом болью и ужасом теле какая может быть Сила?
Фиалка поднялась на подгибающиеся ноги и равнодушно перешагнула через кишащих змей, которые с наслаждением вытягивали жизненные соки из ещё тёплого (и, конечно, живого) тела жертвы. Эйлик умрёт не сразу, яд убьёт его не раньше, чем через четверть часа. К тому времени Итель как раз доберётся до маленького домика, где был оставлен умирать в одиночестве её муж.
Свитое змеиными телами бесформенное нечто, которое совсем недавно было волшебником, входящим в состав Великого Магического Совета, жалко захрипело. Может, змея в рот залезла?
– Не хочешь, чтобы больно было, заткнись. Нечего своим ором дичь распугивать. – Равнодушно посоветовала Фиалка и, шатаясь из стороны в сторону, поковыляла обратно в чашу, прижимая к покрытой царапинами груди увечную руку.
Древний призыв, на который отзывался всякий гад, оказался услышанным даже здесь, в этой чужой и дикой Топи, населённой неведомыми тварями. Да, любой лес, где бы он ни находился, всегда будет для ведьмы родным домом. Можете поверить.
* * *
Один раз она упала, споткнувшись в высокой траве. Упала очень неудачно – на сломанную руку. Боль была такой ослепляющей, что Итель только вгрызлась зубами в жирную влажную землю. Но ничего, вскорости попустило. Плача от нестерпимой душевной и телесной муки, ведьма добрела-таки до домика и лишь на мгновение задержалась у входа. Здоровая рука дрожала, тряслась и всё никак не желала толкнуть приземистую дверь. Тогда Итель пнула дверь ногой. Створка с грохотом ударилась о стену и чуть не захлопнулась снова. И всё же колдунья успела увидеть… Это мимолётное жуткое зрелище прогнало остатки оцепенения. Фиалка ворвалась внутрь.
Рогон стоял на коленях, привалившись плечом к стене. Нож торчал под левой лопаткой – уродливая рукоять выпирала, словно обломок кости. Кровь из раны текла уже очень медленно, даже как-то неохотно. Оно и не удивительно – пол в центре комнаты был весь в багровых разводах.
Ведьма на негнущихся ногах подошла к мужу и упала рядом с ним на выпачканные в алом доски. Фиалке показалось, будто жизнь покинет её в тот самый момент, в какой уйдёт из него последняя капля крови. Как ни силилась колдунья произнести хоть слово, а ничего у неё не получалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73