– Мое наказание в том, чтобы жить дальше с тем злом, которое я сама посеяла. Ты меня ненавидишь, и не знаю, давно ли ты видела Дилана, но он в ужасном состоянии. Он так зол, и он так изменился…Эшлин не могла не согласиться. Ей тоже не нравились перемены, которые произошли с Диланом.– Ты знала, что я просила его вернуться, а он отказался?Эшлин кивнула. Об этом Дилан разве что по национальному телевидению не объявил.– И поделом мне, да? – вымученно улыбнулась Клода. Эшлин не ответила.– Дом в Доннибруке мы продали, и я с детьми живу теперь в Грейстоунз. Очень далеко, но это все, на что хватило денег. Отныне я – мать-одиночка, поскольку Дилан решил, что с опекой не справится. Учиться на ошибках тяжко…– Зачем ты все это затеяла? – резко перебила ее Эшлин.От ее суровости Клода испуганно съежилась.– Сама часто задаю себе этот вопрос.– И? Какие выводы? Не повезло с мужем? Они все не без недостатков, уверяю тебя.Клода нервно сглотнула.– Наверно, дело не только в этом. Мне вообще не следовало выходить за Дилана. Может, и трудно в такое поверить, но, по-моему, он никогда мне по-настоящему не нравился. Просто за таких, как он, обычно выходят замуж: красивый, обаятельный, ответственный, с хорошей работой… – Она с тревогой посмотрела на Эшлин, чье мрачное лицо не обещало ничего хорошего. – Мне было двадцать лет, я ничего не понимала, да и эгоистка была та еще…Клода изо всех сил жаждала сочувствия и понимания.– А что же Маркус?– Мне так не хватало развлечений и веселья!– Ну, пошла бы прыгнула с парашютом.– Или на плоту через пороги, – жалобно кивнула Клода, но Эшлин даже не улыбнулась.– Меня мучили нереализованность и фрустрация, – сделала она еще одну попытку. – Временами я чувствовала, что меня как будто душат…– Молодые мамы часто маются от скуки, – отрезала Эшлин. – Да и мало ли с кем такое случается. Но они не пускаются во все тяжкие. И не уводят парней у лучших подруг.– Знаю, знаю, знаю! Я теперь сама все вижу, но тогда-то себе отчета не отдавала! Прости меня, я просто думала, будто могу позволить себе все, что хочу, если я так несчастна.– Но почему с Маркусом? Почему с моим другом?Покраснев, Клода опустила глаза и принялась разглядывать свою коленку. Говорить то, что она собралась сказать, было весьма рискованно.– Наверно, сгодился бы любой.– Но ты ведь положила глаз именно на моего парня! Потому что совсем не уважала меня, – беспощадно отмела Эшлин все попытки увильнуть от ответа.– Наверное, все выглядит именно так, – покаянно признала Клода. – И ненавижу себя за это. Последние месяцы мучаюсь и чувствую себя дрянью. Скажи, что мне сделать, чтобы ты меня простила.После долгой паузы Эшлин наконец сказала:– Я тебя прощаю. Кто я такая, чтобы судить? Я и сама вряд ли жила правильно. Как ты верно подметила, я была жертвой.– Прости, прости!– Да не за что, ты была права.– Значит, мы опять будем дружить? – просияла Клода.Эшлин опять надолго задумалась. С Клодой они дружили с пяти лет. Были лучшими подругами. Они вместе провели детство, юность и взрослеть начали тоже вместе. Прошлое было у них общим, и никто не знал ее так, как Клода. Редко кому выпадает такая дружба. Но…– Нет, – нарушила напряженное молчание Эшлин. – Прощать прощаю, но больше я тебе не верю. Отдать подруге одного парня – невезение, а двух – уже глупость.– Но я ведь изменилась. Правда, правда!– Это не имеет значения, – грустно возразила Эшлин.– Но… – возразила Клода.– Нет!Клода поняла, что спорить бесполезно.– Ладно, – прошептала она. – Я, пожалуй, пойду. Мне действительно очень жаль, я просто хотела, чтобы ты это знала… Пока.И Клода медленно побрела к выходу. Все вышло не так, как она рассчитывала. Ничего хуже этих последних месяцев Клода не знала. Она была потрясена тем, как в одночасье изменилась ее жизнь. И не только из-за малоприятного статуса матери-одиночки; что-то изменилось внутри, и теперь она иначе понимала свое поведение.Ощущение раскаяния было для Клоды внове, и она искренне надеялась, что, стоит ей объяснить, как жестоко теперь она судит себя, – и ее простят. И в тот же миг жизнь наладится. Но она недооценивала Эшлин и после встречи с нею усвоила еще один урок: если ты раскаиваешься, это вовсе не значит, что тебя готовы простить, а если и простят, это вовсе не значит, что тебе станет легче.Несчастная и одинокая Клода мучительно думала: возможно ли когда-нибудь исправить все, что разрушено собственными руками? Светит ли ей в жизни хоть что-нибудь хорошее?Когда Клода проходила мимо уличного кафе, несколько парней начали свистеть ей вслед и выкрикивать комплименты. Сначала Клода не обращала внимания, потом задорно тряхнула волосами и ослепительно улыбнулась через плечо, что вызвало новый шквал восторга. И у нее сразу поднялось настроение.Эй, жизнь продолжается.
А Лиза, оставив Клоду и Эшлин в вестибюле редакции, пошла домой пешком. Заниматься этим она начала, чтобы как-то нейтрализовать вред от обедов, которыми регулярно кормила ее Кэти. Идя по улице, Лиза изо всех сил старалась не давать волю грусти. «Я замечательная. У меня замечательные мама и папа. У меня замечательная новая работа консультанта по издательским делам. У меня замечательные туфли», – твердила она себе без устали.Когда Лиза свернула на свою улицу, издалека она заметила, что на ступеньках у ее дверей кто-то расположился, явно ожидая ее.Так кто там сидит на крыльце? Франсина? Бек? Нет, не Франсина – там явно парень, а Бек намного меньше, и… Тут она поняла, что ее ждал Оливер.– Ты что здесь делаешь? – изумленно выкрикнула она, в мгновение ока оказавшись у своего дома.– Тебя повидать приехал, – просто ответил Оливер. Лиза подошла к двери, и Оливер встал, белозубо улыбаясь.– Вот, солнце, приехал тебя по новой завоевывать.– Господи, ну что ты несешь?!Лиза открыла дверь, и Оливер следом за нею вошел в прихожую. Лиза растерялась – и почему-то разозлилась. Целый день изо всех сил сохраняла душевное равновесие, а появился он – и все старания пошли прахом.– Потому что ты лучше всех, – просто сказал он. И ослепительно улыбнулся.Лиза бросила ключи на кухонный стол.– Что-то ты поздновато спохватился. Мы же только что развелись. Или ты забыл?– Знаешь, – раздумчиво заметил Оливер, – мне из-за этого так хреново! И вообще, если что, можно опять пожениться, – хохотнул он.Лиза ответила ему изумленным взглядом. С ума он сошел?!– Нет, я серьезно, – не отступал Оливер.Лиза попыталась изобразить возмущение, но это ей не удалось. С мыслями у нее творилось что-то странное. Идея снова выйти за Оливера была безумна, но соблазнительна. Ах, как соблазнительна! Но через секунду Лиза опомнилась.– Ты помнишь, – жестко спросила она, – какой это был кошмар? Мы без конца ссорились, и это было так гадко… Ты ненавидел меня и мою работу.– Верно, – согласился Оливер. – Но я и сам не без греха. Слишком был упертый. Когда ты передумала заводить ребенка, мне бы тебя послушать, я ведь помню, ты пыталась со мной поговорить, а я ничего знать не хотел. Вот почему так взбесился, когда понял, что ты по-прежнему принимаешь пилюли. Но если б я тебя выслушал, то… Да и ты, солнце, уже не такая железная, как раньше. Извини, – добавил он, увидев, что Лиза сердится, – но ты помягчела.– А это хорошо?– Конечно. Это просто чудесно!И в ответ на ее скептическую улыбку он тихо сказал:– Лиза, мы уже больше года живем врозь, а мне до сих пор тебя не хватает. Я так и не встретил такую, чтобы хоть отдаленно напоминала тебя.Он глядел вопросительно, ожидая ее одобрения, согласия, какой-нибудь реакции, но Лиза сидела с непроницаемым лицом. Тогда весь его победительный напор куда-то делся, сменившись тревогой и неуверенностью.– Если только у тебя еще никого нет, – благородно заявил он. – Тогда намекни, и я свалю. И забудь, что звал тебя обратно.Лиза изо всех сил держала лицо, смотрела на Оливера и раздумывала, не позволить ли себе маленькую шалость, лукавый взгляд «может, нет, а может, и есть», чтобы поставить точку в этом опасном разговоре. Потом вдруг решила, что не надо. С Оливером она никогда в такие игры не играла, зачем уж начинать теперь…– Нет, Оливер, у меня никого нет.– Хорошо, – кивнул он. – Ладно, хватит мне тут выворачиваться наизнанку.Повисла нервная пауза, и Оливер заговорил снова:– Я по-прежнему тебя люблю. Теперь, когда мы оба стали старше и, надеюсь, мудрее, – неуверенно усмехнулся он, – кажется, я понял, что делать.– Правда? – хладнокровно поинтересовалась Лиза.– Да, – подтвердил он. – Если тебе нужно, я мог бы обосноваться в Дублине.– Не стоит, в конце недели я переезжаю обратно в Лондон, – пробормотала она.– Тогда, Лиза, – с убийственной серьезностью произнес Оливер, – вопрос только в том, нужно ли это тебе?После долгого, напряженного молчания Лиза наконец заговорила:– Да, наверное. – И почему-то застеснялась.– Ты уверена?– Да, – ответила Лиза твердо.– Солнце мое! – в притворной ярости вскричал он. – Тогда зачем было меня так мучить?!– Я боялась, – все еще робея, призналась Лиза. – И сейчас боюсь.– Чего?Она пожала плечами.– Надеяться, наверное. Мне нужно было убедиться, что ты говоришь серьезно. Потому что… – Она помедлила и решительно закончила: – Я тебя люблю.– Тогда ничего не бойся, – заверил Оливер. – Все будет хорошо!– Когда это ты успел так поумнеть? – рассмеялась Лиза.Оливер расхохотался в ответ облегченно и искренне. Так он всегда смеялся – как мальчишка. И вдруг Лизины мысли понеслись, точно спущенные с поводка борзые.Повезло же ей получить второй шанс! От счастья ей хотелось летать, парить в невесомости. Она снова почувствовала себя совсем юной девушкой, любимой и желанной.Теперь она все сделает по-другому. Они оба начнут все сначала. Не в силах остановить свое воображение, Лиза уже планировала вторую свадьбу, сказочную, из ряда вон выходящую. На сей раз никаких побегов в Вегас, нет, все будет как полагается. Мама придет в восторг… И можно вызвать фотографа из «Хелло!»…Словно догадавшись, о чем она думает, Оливер воскликнул:– Эй, тигрица, полегче! Эпилог Джек и Эшлин брели по пирсу. Был майский вечер, еще не стемнело. Взявшись за руки, они шли себе и шли.– Хочешь жвачку? – предложила Эшлин.– А я-то уж думал, все так хорошо, что лучше не бывает, – усмехнулся Джек.Эшлин полезла в сумку. Сначала под руку попались таблетки аспирина, потом пузырек средства от стрессов, и наконец нашлась упаковка жвачек.– Ты все еще таскаешь с собой эту ерунду? – удивился Джек. – Пластыри и прочее?– Привычка, наверно.Однако впервые в жизни Эшлин почувствовала, что как-то нелепо всегда носить с собой полный набор средств первой помощи.– Не выбросить ли тебе их? Они тебе больше не нужны. Теперь все по-другому.Эшлин удивленно посмотрела на Джека. Да, он прав, все изменилось.– Ладно, придем домой, выброшу.– А чего тянуть? Давай, брось свой багаж в море.– В море? Мою сумку? Как же!– Я серьезно. Ну ее!– С ума сошел? А мои кредитные карточки? А сама сумка, если уж на то пошло?– Кредитные карточки оставь, а сумку я тебе куплю новую. Обещаю.– Да ты и правда не шутишь?Эшлин посмотрела на Джека с любопытством.– Ну ее, – повторил он и улыбнулся.– Не могу, – сопротивлялась Эшлин.– Можешь!– Будь это моя сумочка из кожи питона, я тебя и слушать не стала бы.– Но эта уже старая, – уговаривал Джек. – Смотри, ручка отрывается. Я тебе другую куплю. Ну, бросай!– Ну ладно, выброшу! – наконец решилась Эшлин. – Бросаю! Вот, держи. – Она отдала Джеку бумажник, мобильный телефон, сигареты и упаковку жвачки.– Поверить не могу, что делаю это! – Весело вскрикнув, она раскрутила сумку над головой – раз, два… И, изумляясь собственной смелости, она швырнула сумку в море. Сумка взлетела в вечереющее небо, рассыпавшись салютом из булавок, пластырей, шариковых ручек, – и плавно спланировала вниз, где ее почти бесшумно, без брызг и всплесков, приняло море.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56