Она повесила трубку, не зная, что делать дальше. Можно снова лечь, но вместо этого, поддавшись внезапному порыву, она позвонила Джеку:– Спасибо за цветы.– Не стоит. Просто мы… я… хотели сказать, что безмерно тебя ценим и уважаем, и…– Джек, – перебила Лиза, – извинения приняты.– Гм… не понимаю, о чем… – Джек осекся и вздохнул. – Ладно, спасибо.– Так что у вас там?Ей почти удалось изобразить живой интерес. Судя по голосу, Джек моментально повеселел.– Вообще-то куча хороших новостей. Печатаем дополнительный тираж. Не знаю, видела ли ты воскресные газеты, но фоторепортаж о презентации появился минимум в пяти изданиях, и на этой неделе нас приглашают на национальное радио. И на место Мерседес подано уже четыре заявления. Дублин – маленький город. Еще я выяснил, в каком журнале будет работать Мерседес. Это не «Манхэттен», а «Пена», подростковый еженедельник.Может, оттого, что собрался приехать Оливер, или из-за хороших рецензий на «Колин», а может, из-за новостей о Мерседес, только внутри у Лизы что-то сдвинулось с мертвой точки, потому что на вопрос Джека: «Ты вообще на работу собираешься?» – она смогла ответить: «Да, наверное».– Хорошо, – обрадовался он. – Значит, я могу не дописывать статью о мужских средствах по уходу за кожей. Трикс меня заставила. Тебя нет, Эшлин нет, Мерседес уволилась, теперь она у нас в «Колин» осталась за главную. Власть ей голову и вскружила.– Через час буду!По пути в ванную Лиза прошла мимо спальни и ужаснулась при виде царящего там запустения. Да о чем она думала? Она ведь не из тех, кто сдается без боя. Другие – да, и на здоровье. Но не Лиза – хочет она того или нет, она привыкла выживать любой ценой. Не то чтобы она совсем развеселилась, нет. Ей по-прежнему было паршиво. Но нервные срывы – это как цветные контактные линзы: одним подходят, а вот ей совсем нет. 57 Эшлин заворочалась в постели, достала из-под себя телефон. Уже четыре дня она спала с ним. В миллионный раз она набрала домашний номер Маркуса. Автоответчик. Потом рабочий. Голосовая почта. И, наконец, мобильный.– Опять не берет? – сочувственно спросила Джой, вместе с Тедом дежурившая у постели подруги.– Нет. Господи, хоть бы взял уже! Хочу получить какие-нибудь разъяснения.– Трус паршивый! Звони, звони ему на работу. И на концерты, по мобильному. Пусть подергается, – кровожадно посоветовала Джой. – Говори в трубку всякие гадости, чтоб мало не показалось. Например, что в постели он полный ноль и член у него…– …крохотный, – устало закончила за нее Эшлин.– Весь конопатый, хотела сказать я, – возразила подруга. – Но «крохотный» тоже нормально.– Нет. Не надо.– Ладно, по телефону доставать не будем. Тогда почему бы не прийти к нему домой? Если хочешь его вернуть, надо бороться.– Не уверена, хочу ли я его возвращать. Да и все равно шансов у меня нет. Против Клоды…– Не такая уж она и красавица, – фыркнула Джой.И обе как по команде повернулись к Теду. Тот залился краской и мужественно соврал:– Точно, точно.Медленно, скорее себе самой, чем Джой и Теду, Эшлин сказала:– Никак не могу понять, где я поступила неправильно. Я всегда выслушивала его новые шутки. Я ходила на все его выступления. Ну, почти на все. – Один раз не пошла, и вот вам пожалуйста: он тут же подцепил ее лучшую подругу. – Я по десять раз на дню повторяла ему, что он лучше всех, а остальные юмористы – бездари.– Даже я? – робко уточнил Тед. – По его мнению, я – бездарь?– Нет, ты – нет, – соврала Эшлин.В тот вечер, когда они познакомились, Маркус шумно восторгался Тедом, но лишь потому – как она теперь понимала, – что не принимал его всерьез. Когда стало ясно, что у Теда появилась своя публика, немногочисленная, но преданная ему, Маркус начал подрывную кампанию. Ему хватало ума не поливать грязью друга Эшлин, и он ограничивался замечаниями типа: «Молодчина Тед Маллинс. Игроки в легком весе нам тоже пригодятся». А когда до Эшлин дошло, что на самом деле Теда чернят и принижают, она уже окончательно вошла в роль музы-утешительницы, чтобы возражать.– Тот еще тип твой Маркус Валентайн, – заметила Джой. – Эгоист несчастный.– Да нет, неправда. Мне было интересно помогать ему. Мы были очень близки духовно, мы дружили по-настоящему.«Это-то и больнее всего, – подумала Эшлин. – Просто он нашел себе другую, которая ему больше нравится. Так случается сплошь и рядом».– А ты чувствовала, что что-то происходит? – спросила Джой. – Он стал вести себя как-то иначе?Вспоминать недавнее прошлое в свете последних событий было неприятно, однако Эшлин пришлось согласиться:– Последние несколько недель, пока я работала как ненормальная, он так цеплялся ко мне по мелочам. Я думала, он просто скучает.– А… гм… – Джой сделала вялую попытку сформулировать вопрос тактично и поняла, что не сможет. – А в постели у вас все было нормально?Тед зажал уши ладонями.– Нет, – вздохнула Эшлин. – Стало хуже. И опять-таки я думала, что по моей вине. Но после моего возвращения из Корка у нас было. Выходит, некоторое время он нас обеих трахал. Почему Клода с этим мирилась? – неожиданно вслух удивилась она.– Может, просто не знала, – предположила Джой. – Должно быть, он и ее обманывал. Или, может, использовал тебя как средство давления, чтобы заставить ее бросить Дилана.Джой не сразу сообразила, как жестоко прозвучали ее слова.– Ой, прости… Я не подумала. А Клода что? Если б мне предложили выбирать между Маркусом и Диланом, уж я знаю, кого бы я выбрала! Слушай, может, жареной картошки хочешь?Эшлин покачала головой.– А вообще съесть чего-нибудь? Шоколада? Попкорна? Ну, чего?Широким жестом Джой показала на заваленный лакомствами стол.– Ничего, и не приноси больше.– Ты вообще вставать с кровати собираешься?– Нет, – буркнула Эшлин. – Я чувствую себя такой… униженной, просто уничтоженной.– Не доставляй им этого удовольствия, – строго сказала Джой.– По-моему, все меня ненавидят.– За что? Ты же ничего плохого не сделала!– Я чувствую, что весь мир против меня, и мне очень грустно, – добавила Эшлин.– Конечно, тебе грустно, кто ж этого не понимает?!– Нет, я не о том грущу. Я все думаю про Бу, и как грустно, что у него нет дома. И об остальных бездомных, которым голодно и холодно. Потеря достоинства, это так страшно!Она замолчала, перехватив многозначительный взгляд, которым обменялись Джой и Тед. Они явно считали, что она двинулась умом от потрясения. Как можно горевать о каких-то бездомных, совершенно незнакомых людях, когда у нее своих, настоящих бед хватает? Они не понимали. А вот один человек в мире понял бы. Ее собственная мать!«Так чувствовала себя моя мама, – подумала Эшлин, вторая ее мысль была: – Ах ты, черт, да у меня, кажется, нервный срыв».
Цветы цветами, но стоило Лизе прийти на работу и увидеть Джека, как в ней снова вспыхнула злая обида на его равнодушие.– Как дела? – внимательно глядя на Лизу, спросил Джек.– Прекрасно, – язвительно бросила она.– Мы скучали без тебя!Взгляд у него был добрый, сочувствующий – и весь Лизин гнев испарился. Глупости, обиделась, как маленькая.– Хочешь взглянуть на мой опус по уходу за кожей? – Он протянул ей распечатку, где говорилось, что «Аведа» выпускает «хорошие» средства, и «Киль» – тоже «хорошие», и у «Иссеи Мияке» тоже вся продукция «хорошая».Лиза положила листок обратно на стол, покровительственно подмигнула Джеку:– Занимайся своим делом, ладно?Наверно, они тут и впрямь запаниковали, если даже Джек стал писать статьи.– Эшлин все еще нет? – спросила она, не скрывая самодовольства. Вот она разводится, а сумела справиться с собой и на работу вышла.Только теперь, по возвращении, Лиза поняла, какой фурор произвел выход журнала и какими плодами вознаграждены ее старания. Покуда она валялась в постели, убежденная, что большей неудачницы, чем она, свет не видывал, она стала почти звездой – разумеется, в пределах Ирландии, но и это кое-что…Конкурирующее издание попыталось переманить ее, в редакцию звонили журналисты, некоторые – с целью сделать большое интервью с главным редактором «Колин», а по большей части – с дурацкими вопросами типа «Ваш любимый праздник?» или «Ваш идеал мужчины?».Лиза в глубине души порадовалась этим новостям и немного оттаяла, но гораздо больше успеха «Колин» ее волновала предстоящая в выходные встреча с Оливером. Выглядеть нужно будет умопомрачительно; добыть каких-нибудь сногсшибательных тряпок, привести в порядок волосы. И ногти. И ноги. И есть она, разумеется, до конца недели не будет, чтобы потом нормально пообедать с ним…– Из «Санди таймс» звонят, – протянула ей трубку Трикс. – Хотят знать, какого цвета на вас трусики.– Белые, – рассеянно отозвалась Лиза, и Келвин чуть не упал в обморок.– Я пошутила, – опешила Трикс. – Они только спрашивают, как вы ухаживаете за волосами…Лиза уже не слушала. Она звонила в Лондон, в пресс-службу дома Донны Каран.– Мы хотим сделать фоторепортаж о зимней коллекции в рождественский номер, но платья нужны нам срочно – к пятнице.– Лиза, мы можем обсудить, кого брать на место Мерседес? – спросил Джек.При упоминании о бегстве Мерседес у Лизы внутри опять вспыхнул целый фейерверк ярости, который пришлось срочно гасить.– Трикс, звони в «Гхост», «Фенди», «Прада», «Пол Смит», «Гуччи»! Говори, что мы посвятим им несколько страниц в декабрьском номере, но только если они пришлют нам тряпки до пятницы. Вперед!И вслед за Джеком она умчалась в кабинет.– Она что-то задумала, – изрекла в пространство Трикс. Трикс скучала по Эшлин и Мерседес; плохо, когда не с кем играть.Джек и Лиза просмотрели четыре заявления на место редактора по модам и решили пригласить на собеседование всех четверых.– Если не подойдут, сами дадим объявление, – сказала Лиза. – Джек, можно вопрос? Как бы мне найти адвоката?Джек на секунду задумался.– У нас есть дела с одной конторой… Может, с ними попробуешь связаться? Если они не возьмутся за твое… дело, то посоветуют того, кто сможет.– Спасибо.– И я чем смогу помогу, – посулил Джек.Лиза посмотрела на него с подозрением. Да, никуда не денешься: он ей нравится. Он по-прежнему предлагает дружеское тепло и поддержку, как в тот день, когда она ревела у него в кабинете из-за того, что не поедет на Неделю моды. И не его вина, что она истолковала его поведение иначе.
Во вторник вечером у Эшлин зазвонил телефон. Она схватила трубку. «Пожалуйста, пусть это будет Маркус. Пусть Маркус!»Но услышала женский голос. Голос мамы.– Эшлин, детка, мы все так волновались, как прошла презентация, и я звонила тебе на работу. Там сказали, ты дома. Что случилось, ты заболела?– Нет.– Тогда что?– Я… – Эшлин запнулась на запретном слове, но все же выговорила его, испытывая одновременно испуг и облегчение: – Я в депрессии.Моника мгновенно все поняла. Эшлин всячески старалась никогда, ни при каких обстоятельствах не произносить этого слова, говоря о себе. Значит, все серьезно. История повторяется.– Мой парень изменил мне с Клодой, – еле слышно проговорила Эшлин.– С Клодой Наджент? – разъярилась Моника.– Она уже десять лет как Клода Келли. Но все равно, дело не только в этом.Моника заволновалась еще больше.– Насколько тебе плохо?– Лежу, не встаю. Пятый день уже. И вставать не собираюсь.– Ты хоть что-нибудь ешь?– Не-а.– Принимаешь душ?– Не-а.– Мысли о самоубийстве приходили в голову?– Пока нет.– Детка, завтра утром я сажусь в поезд. Побуду немного с тобой.Моника помолчала, привычно ожидая отпора, но вместо этого услышала вялое «ладно» и похолодела от страха. Видимо, Эшлин совсем худо.– Не волнуйся, солнышко, мы тебе поможем. Я не допущу, чтобы ты пережила то, что выпало пережить мне, – с жаром пообещала Моника. – Теперь с этим все по-другому.– Меньше мучений, – непослушными губами выговорила Эшлин.– Лекарства лучше стали, – проворчала Моника.
Во вторник вечером Тед и Джой пытались соблазнить Эшлин шоколадом и свежими журналами, когда раздался звонок в дверь. Все замерли.Впервые за последние дни лицо Эшлин просияло.– Наверно, Маркус!– Пойду скажу ему, чтобы проваливал. И Джой решительно шагнула к двери.– Нет! – отрезала Эшлин. – Нет. Я хочу с ним поговорить.Джой почти сразу же вернулась.– Там не Маркус, – прошипела она. Эшлин сию минуту впала в апатию.– Это Джек Дивайн.Столь странный визит несколько вывел Эшлин из ступора. Что ему надо? Уволить ее за прогулы?– Вымойся, бога ради, – взмолилась Джой. – Это же неприлично!– Не могу, – отрезала Эшлин, да так, что Джой не решилась возражать. Не тратя времени на уговоры, она в качестве промежуточного варианта убедила подругу надеть чистую пижаму, расчесать волосы и почистить зубы. Затем задумалась, глядя на два флакончика с духами.– «Хэппи» Хэппи – счастливая (англ.).

или «Уи»? Лучше «Хэппи», – выбрала она. – Проверим, соответствует ли названию…Щедро опрыскала Эшлин духами и подтолкнула ее, точно заводную игрушку, к двери гостиной.– Давай, иди.Джек сидел на синем диване, уронив руки между колен. Он являл собой наистраннейшее зрелище. В какой бы депрессии ни находилась Эшлин, эта мысль пробилась сквозь оцепенение: Джек принадлежал к другому миру, официальному, рабочему, но вот он сидел здесь, перед нею, отчего ее жилище казалось даже меньше, чем было на самом деле.Темный костюм, взлохмаченные волосы и сбившийся набок галстук придавали ему рассеянный и неухоженный вид. Эшлин замерла в дверях, наблюдая, как он разглядывает ламинированные, под клен, доски пола. Затем Джек склонил голову набок, увидел ее и улыбнулся.Когда он встал, в комнате стало темнее и теснее.– Добрый день, – сказала Эшлин. – Простите, что я не приходила сегодня и вчера.– Я только зашел узнать, как вы тут, а не тащить вас на работу.Тут она вспомнила, каким неожиданно добрым и мягким с ней стал Джек, после того как Дилан принес жуткие новости.– Постараюсь завтра выйти, – искренне пообещала она.– А может, взять недельку в счет отпуска? – предложил Джек. – И постараться выйти в понедельник?– Хорошо. Спасибо. – Облегчение оттого, что не нужно немедленно выходить на улицу, было столь велико, что Эшлин даже не стала спорить. – Тут моя мама собралась пожить у меня пару дней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56