Уже не помню, когда встречалась с Клодой, Тедом, Джой, и танцы давно забросила… Но через две недели выйдет первый номер, и тогда мы заживем как нормальные люди.– Хорошо, – сдержанно кивнул он.– Приходи сегодня, – попросила она. – Пожалуйста. Через пару дней уедешь в свой Эдинбург, и мы еще неделю не увидимся. Обещаю не засыпать.Маркус улыбнулся:– Надо же тебе и спать когда-то.– Я не буду засыпать до тех пор, пока… ну, в общем, до тех самых пор не засну, – пообещала Эшлин.Да, она правда его совсем забросила. Сама не могла вспомнить, когда в последний раз они занимались любовью. Может, что-нибудь около недели назад – давно. А что поделаешь, если она все время в напряжении, измученная, загнанная? А вообще-то, даже хорошо, что он уезжает…– Если ты так устала, что же я буду тебя еще мучить…– Я не устала.Одну ночь выдержать можно, правда же? Только бы дожить до тридцать первого августа. А потом выйдет журнал, и все опять придет в норму.
Расстроенная, заплаканная Клода еще раз окинула взглядом кухонный стол. Гладить больше нечего. Она все уже погладила: майки Дилана, рубашки, трусы.Стыдно, стыдно, как стыдно… Она была настолько себе самой ненавистна, что растерзала бы себя в клочья, расцарапала до крови.Ничего, теперь она все наладит. Будет самой преданной из жен и лучшей из матерей. Крейг и Молли будут до крошки съедать завтрак, обед и ужин. Она тихо застонала. Боже, во что она превратилась! Дети вместо нормальной еды жуют какие-то бесконечные печенья, спать ложатся, когда хотят, валандаются чуть не до полуночи… Нет уж, хватит! Теперь она будет строгой мамой. Опасная черта уже совсем близко. Бедный Дилан! Такой верный, надежный, работящий… Он этого не заслужил – измены, жестокости, холодности. Подумать, ведь с тех пор, как началась эта интрижка, она ему дотронуться до себя не позволяла!Интрижка! У Клоды перехватило дыхание. У нее интрижка?! Это было дико! Что, если б ее застукали? Что, если б Дилан узнал? При одной мысли сердце замирает. Нет, надо прекратить это сейчас же. Немедленно!Она ненавидела себя, ненавидела то, что делает, и если сможет остановиться раньше, чем кто-нибудь узнает, все еще можно исправить, как будто ничего и не было. Ну, почти ничего. Собравшись с духом, она сняла трубку, набрала номер.– Это я.– Привет!– Я хочу прекратить все это. Он вздохнул:– Опять?– Я серьезно, мы с тобой больше не увидимся. Не звони, не приходи ко мне в дом. Я люблю своих детей и мужа.В трубке долго молчали, а потом он сказал:– Ладно!– Ладно?– Да. Понимаю. До свидания.– До свидания?– А что тут еще скажешь?Клода положила трубку, почему-то чувствуя себя обманутой. Где же радость от своего правильного поступка? Вместо этого пустота – и обида. Не очень-то он расстроился, ведь с ума по ней сходил. Подонок!Пять минут назад в отчаянном порыве показать Дилану, как любит его, она была готова штопать ему носки. Но сейчас весь ее хозяйственный пыл пропал. «К черту, – равнодушно подумала Клода. – Носки Дилан может себе и новые купить!»Клода стремительно побежала обратно в прихожую, схватила трубку, нажала кнопку повторного набора.– Привет, – сказала трубка.– Приезжай немедленно, – срывающимся голосом велела Клода. – Детей нет, времени у нас до четырех.– Уже еду.
С работы Эшлин вышла только в половине девятого вечера, вконец измотанная. Она даже обрадовалась, проверив голосовую почту мобильного телефона, сообщению от Маркуса. Сегодня он не сможет у нее быть, надо пойти куда-то на концерт… Значит, можно спокойно позвонить Клоде и пораньше лечь спать. А через две недели, когда закончится весь этот кошмар, она помирится с Маркусом окончательно.У дверей она увидела Бу с огромным фонарем под глазом.– Что с тобой стряслось?!– Субботний вечер в самый раз для драки, – сострил он. – Пару дней назад заработал. Нарвался на пьяного типа, который искал, с кем бы сразиться. Вот они, прелести жизни на улице!– Ужас какой!Прежде чем Эшлин успела подумать, у нее вырвалось:– А можно тебя спросить – почему ты… ну… бездомный?– Из карьерных соображений, – осклабился Бу. – Попрошайничеством я зашибаю две сотни в день, как и все бездомные, ты что, газет не читаешь?– Правда?– Нет, – язвительно фыркнул он. – Если повезет, можно насобирать сотни две, но пенсов. Старая песня. Нет жилья – нет работы, нет работы – нет жилья.О таком Эшлин слышала, но никогда не думала, что это случается на самом деле.– Но разве у тебя нет… ну… семьи, чтобы помочь? Родителей, например?– И да, и нет, – с невеселым смешком ответил он. – У мамы проблемы со здоровьем. В смысле с психическим. А папенька, когда мне было пять лет, мастерски сыграл в человека-невидимку. Так что рос я по приемным родителям.Эшлин пожалела, что заговорила на эту тему.– Да, я ходячая иллюстрация того, как не надо жить, – мрачно усмехнулся Бу. – Самому противно. Ни в одном доме я ужиться не мог, потому что хотел к маме, и школу умудрился окончить, не сдав ни единого экзамена. Поэтому, даже если б мне и обломилось какое-то жилье, с работой все равно вряд ли получилось бы.– Но почему тебе не дали квартиры? По закону ведь положено?– Сначала женщинам и детям. Забеременей я, шансов было бы больше. Но считается, что бездетные мужчины сами могут о себе позаботиться, и потому о нас там думают меньше всего.– А если в общежитие?Эшлин где-то слышала, что есть и такое.– Мест нет даже в ночлежках. В этом городе столько бездомных, что яблоку негде упасть.– Все это просто ужасно!– Извини, Эшлин. Я, кажется, тебе испортил день.– Да нет, – вздохнула она. – День и так был не из лучших.– А я дочитал «Зловещие дни», – крикнул ей вслед Бу. – Умеют эти серийные убийцы народ калечить.И «Разберемся!» уже до половины прочел. Слово «трахнуть» насчитал на одной странице тринадцать раз.– Ничего себе…У нее уже не было сил на «книжное обозрение».Она устало дотопала до квартиры, налила себе вина, включила автоответчик. После долгого перерыва опять посыпались сообщения от садовода Кормака. Луковицы гиацинтов, дескать, привезут в следующие выходные, а тюльпаны – чуть позже.Потом Эшлин набрала номер Клоды. Она не звонила подруге уже недели две, с тех пор, как вернулась из Корка, от родителей.– Прости, прости, пожалуйста, – промямлила она в трубку, – я, наверно, так и не смогу с тобой встретиться, пока этот проклятый журнал не выйдет. Почти каждый вечер торчу там до девяти и устаю так, что с трудом вспоминаю, как меня зовут.– Ничего страшного, я все равно уезжаю.– С Диланом?– Нет, одна, на несколько дней. Еду на воды в Уиклоу… Потому что никаких моих сил больше нет, нервы сдают, устала, – закончила Клода, будто оправдываясь.Эшлин вдруг до жути ясно вспомнила тот давний разговор с Диланом и его тревогу за жену. И опять возникло это нехорошее предчувствие близкой беды. У Клоды явно какие-то неприятности.Эшлин захлестнуло чувство вины и тревоги.– Клода, что-то случилось, да? Прости, я совсем закружилась на работе. Если у тебя проблемы, давай поговорим обо всем, тебе станет легче!Клода тихо заплакала в трубку, и Эшлин испугалась по-настоящему. Действительно, у подруги что-то произошло.– Рассказывай, – велела она.– Не могу, – всхлипывала Клода, – я такая ужасная дрянь…– Глупости, ты просто замечательная!– Ты не знаешь, какая я плохая, ты даже представить себе не можешь, потому что ты такая добрая…Она уже рыдала в голос, и слов было почти не разобрать.– Сейчас приеду, – в отчаянии предложила Эшлин.– Нет! Прошу тебя, не надо!Поплакав еще немного, Клода шмыгнула носом и объявила:– Все в порядке. Со мной все нормально. Честное слово.– Я же знаю, что нет. – Эшлин чувствовала, что подруга уходит от разговора.– Не нет, а да, – окрепшим твердым голосом возразила Клода.Эшлин повесила трубку, и тут ее затрясло. Тед. Тед, будь он проклят. Недаром ей казалось… Она дрожащими пальцами набрала его номер и с места в карьер выпалила:– Что-то я тебя в последнее время совсем не вижу.– А кто виноват? – обиделся Тед. Или огрызнулся?– Ой, извини, у меня правда сплошная работа… Может, пойдем напьемся вечером?– Отлично! Сегодня?– А если на следующей неделе?– Не могу.– Почему?– Уезжаю на несколько дней.Эшлин едва сдержала возглас изумления. Так она и знала!– С кем?– Ни с кем. Еду на фестиваль в Эдинбург, буду там выступать.– Правда?– Ну да, – в тон ей ответил Тед. По телефонным проводам струилась ложь.– Что ж, удачной тебе поездки в Эдинбург ни с кем, – язвительно процедила Эшлин и бросила трубку. Надо попросить Маркуса, чтобы приглядывал за Тедом и доложил ей, если вдруг встретит Теда и Клоду или, что еще более вероятно, если не встретит Теда вовсе. 51 Тридцать первое августа, дата выхода первого номера «Колин», неотвратимо приближалось с каждым суматошным днем, с каждой бессонной ночью. Времени оставалось слишком мало.Эшлин разбудила знакомая боль – острая, пронзительная, точно в ухо методично втыкали длинную булавку. Можно было предвидеть. Чуткое на стрессы и волнения ухо требовало заботы и внимания в самые неподходящие моменты жизни: первый выпускной экзамен в школе, первый день на новой работе… Если б оно не напомнило о себе сегодня – в «самый важный день твоей трудовой жизни», как выразилась Лиза, – Эшлин была бы удивлена.«Теперь все пойдет наперекосяк», – мрачно думала она, проглотив четыре таблетки парацетамола и законопатив больное ухо ватой. Волосы грязные, самостоятельно вымыть их нельзя, не то вода попадет в ухо; перед работой придется идти к врачу, а в обеденный перерыв – в парикмахерскую, а это она совершенно не планировала.Пришлось пресмыкаться перед секретаршей доктора Макдьюитта, чтобы попасть на прием с утра, потом выпрашивать у доктора рецепт на какое-нибудь сильное обезболивающее.– Антибиотики подействуют только дня через два, – ныла она, – а я от боли думать нормально не могу.– Не о чем вам думать, – ворчал доктор, – дома надо сидеть, в постели под одеялом.Ну да! Еле дождавшись рецептов, уже пора было бежать на предпремьерный показ фильма, где все знакомые, как один, начинали разговор с вопроса", не забыла ли она помыть голову. Фильм тянулся три часа, и все три часа Эшлин ерзала в кресле, думая, сколько дел она успела бы переделать за это время. А ведь когда-то работа в глянцевом журнале была для нее пределом мечтаний!Едва дождавшись заключительных титров, она выхватила у дежурного пресс-релиз и помчалась на работу. Через десять минут, поставив рекорд скорости, ворвалась в почти пустую редакцию, спотыкаясь о вечерние туфли и наступая на подолы висящих на дверях и спинках стульев платьев. На столе у Лизы разрывался телефон, но, пока она успела добежать, на том конце уже повесили трубку. Эшлин кинулась к своему аппарату, но выяснить удалось лишь то, что в четверг в середине дня ни о какой парикмахерской не может быть и речи. Свободного времени не было нигде, даже в тех салонах, которые размещали рекламу в «Колин».– Срочно? – переспросили в первом из них. – Да, про сегодняшний вечер мы в курсе. Лиза уже здесь.Ладно, на этом салоне свет клином не сошелся. Лизу, конечно, обслуживают бесплатно по высшему разряду, за всех сразу… Путем звонков в другие заведения удалось выяснить, что Мерседес, Трикс, Дервла, даже миссис Морли и страхотка Шона воспользовались именем «Колин», чтобы за так навести красоту.Так-так, а она-то что? Какого черта ушами хлопала?Но времени на самобичевание не было. Эшлин охватила паника. Волосы в ужасном виде, и мыть их придется прямо здесь. По счастью, средств по уходу за волосами в редакции хоть пруд пруди; уж шампунь-то она себе найдет. Однако самой ей не справиться, а народу в редакции буквально никого, кроме Бернарда, вырядившегося по случаю праздника в яркую майку с каким-то несусветным рисунком.– Бернард, будь моей доброй феей, помоги мне помыть голову!На лице Бернарда отразился животный ужас.– У меня болит ухо, – терпеливо пояснила Эшлин. – Мне нужна помощь, а то в ухо может попасть вода.Бернарда перекосило от страха.– Попроси кого-нибудь из девочек.– Да ты посмотри вокруг, нет же никого. А мне меньше чем через час брать интервью у Найэма Кьюсака, так что делать все надо сейчас.– А когда вернешься?– Оттуда бегу прямо в отель, помогать Лизе. Бернард, ну пожалуйста!– Нет, нет, – заюлил он. – Я не смогу, я тебе все испорчу.Боже! Ну и денек, просто ад кромешный! А впрочем, чего ждать от Бернарда, если в сорок пять лет парень до сих пор живет с мамой?– И потом, мне надо в финансовый совет, – соврал он и скрылся.Эшлин бессильно опустилась на стул. К горлу подступали слезы. Ухо болело, она страшно устала, на презентацию придется идти с прилизанными, сальными волосами, тогда как все остальные будут выглядеть потрясающе.В ухе стреляло, и она зажала его ладошкой. По щекам поползли первые слезы.– Что с вами?Эшлин вскочила. На нее внимательно, почти заботливо, смотрел Джек Дивайн.– Ничего, – пробормотала она смущенно.– Да что такое?– Сегодня презентация, – нехотя объяснила Эшлин. – Голова у меня грязная, в парикмахерскую записаться не удалось ни за какие деньги, а сама вымыть волосы не могу, потому что болит ухо, и здесь никто мне не поможет.– Почему никто? А Бернард? Вот почему он отсюда вылетел, как из пушки? Чуть не сшиб меня, когда выбегал из лифта.– Он поехал в финансовый совет.– Ничего подобного. В финансовый совет он ездит только по пятницам. Господи, да вы его, должно быть, до смерти напугали.Джек весело расхохотался. Эшлин надулась и обиженно посмотрела на него. Тогда он положил на стол кипу документов, которые держал в руках, и деловито скомандовал:– Ну, давайте быстро!– Что – давайте?– Давайте быстро в туалет, будем мыть вам голову. У Эшлин вытянулось лицо.– Вы ведь заняты, – возразила она. Да, он вечно занят.– Ничего, голову мыть – дело недолгое. Пошли!– А в какой туалет? – наконец спросила она.– В му… – начал он и осекся, встретившись с нею взглядом. Эшлин не отводила глаз. – Но…– Только не в мужской, – как могла твердо сказала она.Конечно, для Джека Дивайна невеликое удовольствие мыть ей голову, но чтобы она при этом созерцала стенку с писсуарами – нет уж, спасибо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56