– Мы недавно начали встречаться, вчера весь день провели в постели, и он опять жаждет видеть меня сегодня.Во времени открылась пропасть, и Клоду охватил жестокий приступ ностальгии по прошлому. Нахлынуло воспоминание о той первой любовной горячке, острое, свежее, – и отступило так же внезапно, как пришло, оставив после себя необъяснимое томление.– А отменить не можешь? – с надеждой спросила она.– Нет, – твердо ответила Эшлин. – Я обещала помочь ему с новым номером. Понимаешь, он юморист, и…– И он юморист?!– И ему нужно, чтобы я послушала и сказала…– Ладно, а завтра вечером?– У меня танцы.– А в среду?– Иду на открытие нового ресторана, это по работе.– Везет же тебе!Контраст между открытием нового ресторана и открытием новой прогулочной группы не остался незамеченным.– Как там Дилан?Клода презрительно щелкнула языком:– Пашет с утра до ночи. В четверг ночевать не придет. Опять какая-то паршивая выездная конференция. Может, ты забежишь? Выпили бы вина, поели бы чего-нибудь вкусненького…– Конечно. Устроим девичник.– Единственное, что я теперь могу себе позволить. Так ты дашь мне знать, когда Тед выступает? 39 Прошла неделя. За ней вторая, третья… Редакция по-прежнему жила в режиме трудового подвига. Хотя весь коллектив еще лихорадочно работал над сентябрьским номером, Лиза уже начала собирать материалы на октябрь, ноябрь и декабрь.– Но сейчас ведь только июнь, – роптала Трикс.– Правильно, третье июня, а во всех сколько-нибудь известных журналах все расписано на полгода вперед, – надменно ответствовала Лиза.Накладки следовали одна за другой. Несмотря на сотни звонков десяткам агентов, Лиза пока так и не нашла ни одной знаменитости для рубрики «Письмо от звезды». Обиднее всего для Лизы было сознавать, что, работай она в «Фамм», разговаривали бы с ней по-другому. А тут еще в «Голуэе» как-то прознали, что их драгоценный отель упомянут в материале про самые сексуальные спальни, и администрация грозилась подать на «Колин» в суд.Обстановка слегка разрядилась, когда Карина, внештатный корреспондент, принесла задушевное интервью с актером Коналом Девлином, первым красавцем Ирландии, скуластым и заросшим мужественной щетиной. Но ненадолго. Конал Девлин возник и в июльском номере «Ирландского сплетника» с доверительным рассказом о том, как в детстве пережил насилие. А ведь Карине он клялся и божился, что никому больше об этом не говорил.– Нас обставили! – бушевала Лиза. – Каков подонок! Никому не позволю так опускать мой журнал!Статью, разумеется, пришлось убирать, а заодно полностью переписывать обзор фильмов. Там уже была поставлена восторженная рецензия на новую роль Девлина.– Облейте его грязью, – распорядилась Лиза. – Пусть все знают, что фильм дерьмо. Эшлин, займись.– Но я даже его не смотрела!– И что?Любые достижения давались тяжким трудом. Одно (практически единственное), с чем соглашались все, – что работать под Лизиным началом просто кошмар. Она предельно четко объясняла, чего хочет, а через три часа, глядя на наполовину готовый материал, столь же четко объясняла, почему не примет его. Но лишь до следующего утра, когда по-прежнему твердо и определенно возвращалась к первоначальным требованиям. Вымученные, выстраданные, политые потом и слезами авторов статьи беспощадно перекраивались, отправлялись в корзину, возвращались на прежнее место, сокращались наполовину и восстанавливались в первой редакции. Чудесная заметка о том, «чего женщины хотят от своих волос», столько раз отвергалась, переписывалась и переиначивалась, что Эшлин расплакалась в голос, когда Лиза опять вернула ей материал.– Слушай, – всхлипывая, взмолилась она, обращаясь к Мерседес. – Может, ты перепишешь? Если я еще раз это прочту, то самосожгусь.– Конечно. Если ты позвонишь этой ненормальной Фриде Кили и договоришься о фотосессии в субботу.Лиза так и не отменила свой зловещий план переснять заново почти всю фотосессию сумасшедшей модельерши.– Эшлин, Трикс и Мерседес, в пятницу никаких гулянок. В субботу будем работать, – объявила она. – Вы нужны нам на подхвате – таскать платья, варить кофе и все такое.Громкий ропот недовольства ничего не изменил.
– Она стерва, гнусная стерва и сволочь, – стенала Эшлин в тот же вечер, сидя в «Мао» с Маркусом. – В жизни не встречала такой командирши!– Не сдавайся, – утешал Маркус, подливая ей в бокал вина. – Не молчи, устрой скандал.– Да ну! – Эшлин провела дрожащей рукой по взлохмаченным волосам. – Просто она прет, как танк, и ей совершенно наплевать, что, помимо ее драгоценного журнала, провались он, у нас есть какая-то жизнь. А спать нам когда? А есть?Бутылка почти опустела, а Эшлин, выговорившись, почувствовала себя значительно лучше.Склонясь над кофе, они потом играли в свою обычную игру – обсуждали других посетителей, угадывали их характеры, придумывали им биографии.– Вот этот, например, – кивнул Маркус на вошедшего в зал потрепанного жизнью пожилого господина в сандалиях.Эшлин задумалась.– Священник-миссионер, приехавший домой в отпуск.Маркус пришел в восторг.– Остроумная ты у меня, – нежно и восхищенно сказал он и тут же кивнул на двух молодых людей в дальнем углу ресторана, пьющих горячий шоколад с творожным тортом: – А об этой парочке что скажешь?Эшлин боролась с собой, стоит ли говорить такое вслух, но в конце концов выпитое вино победило.– Ладно, может, это и не политкорректно, только, по-моему, они «голубые».– Почему?– Ну… по многим причинам. Нормальные мужики не обедают вместе, а только пьют пиво. И садятся не друг напротив друга, а рядом, чтобы не встречаться глазами. И потом, эти заказали торт, а настоящие мужчины считают, что есть сладкое – не по-мужски. У «голубых» комплексов меньше.Теперь задумчиво сощурился Маркус.– Но, Эшлин, посмотри – у них кожаные куртки и штаны, и на полу у столика шлемы. Что, если б я сказал – это голландские или немецкие мотоциклисты, которые путешествуют по Ирландии?– Ну конечно!Эшлин тут же все стало ясно.– Они иностранцы. А иностранцы спокойно могут есть торт, и никто не сочтет их «голубыми».– Не везет ирландским парням, – заметил Маркус.– Ага, – кивнула Эшлин, чувствуя, как горячо стало под ложечкой в ответ на его теплый взгляд. И они дружно расхохотались.
В субботу, в половине девятого утра Эшлин ввалилась на студию с двумя огромными чемоданами тряпок, полученных накануне вечером в пресс-офисе Фриды Кили. До сих пор Эшлин не доводилось присутствовать на настоящей фотосессии, поэтому ее снедали волнение и любопытство.Найал (фотограф), его ассистент и гример уже были на месте. Даже Дани, модель, и та приехала. Отчего Лизу перекосило от презрения: настоящие модели всегда опаздывают по меньшей мере на полдня.– Кто здесь главный? – спросил Найал.– Я, – ответила Лиза.Мерседес явно готова была задушить ее. Редактор по модам она, значит, ей и командовать.Лиза, Найал и гримерша засуетились вокруг Дани. Попутно Лиза объясняла свой замысел. Несмотря на ответные восторги Найала, Эшлин и Трикс скептически переглянулись, когда Дани наконец подготовили к съемке. Ее облачили в одно из безумных и безразмерных творений Фриды, лицо «украсили» потеками грязи, в длинные темные волосы напихали соломы и устроили девушку на белом кожаном диване с хромированными ножками. Подле нее положили недоеденную пиццу, в руки сунули хромированный пульт, якобы Дани смотрела телевизор. Было сказано много слов об «иронии» и «контрасте».– Ужасно глупый вид, – шепнула Трикс.– Ага, и до меня как-то не доходит, – шепотом согласилась Эшлин.Постановка заняла целую вечность – аппаратура, свет, угол расположения Дани на диване, расположение складок на платье…– Дани, солнце мое, пульт загораживает декольте. Пониже опусти. Еще ниже. Нет, теперь чуть выше…Наконец все устроилось.– Скучай, – велел Дани Найал.– Уже.Эшлин и Трикс тоже было скучно. Они и представления не имели, какая это утомительная процедура.Проверив еще несколько раз нечто, называемое «уровнем», Найал признал постановку удовлетворительной. Но только он собрался приступить к съемке, Мерседес выскочила вперед и одернула на Дани юбку.– Морщит немного, – соврала она. Мерседес так остро переживала свое отстранение от власти и захват Лизой командных высот, что постоянно выдумывала себе какие-то дела, желая показать, что и она еще кое-что значит.Прошло пятнадцать минут, пока Найал приготовился еще раз, но только Эшлин и Трикс показалось, что он вот-вот нажмет кнопку фотоаппарата и сделает наконец снимок, как он опять вышел из-за своего треножника, чтобы убрать с лица Дани невидимую прядь волос. Эшлин чуть не взвизгнула от разочарования.– Я медленно теряю волю к жизни, – процедила сквозь стиснутые зубы Трикс.В конце концов Найал исполнил то, чего от него ждали. Затем сменил линзу в объективе и щелкнул еще несколько раз. Затем сменил пленку на черно-белую. Потом взял другой фотоаппарат. Потом вся творческая группа собрала манатки и отправилась на продолжение фотосессии в супермаркет. Люди с полными тележками провизии вздрагивали, будто ужаленные, при виде изможденно-тощей модели, позировавшей фотографу, склонясь над замороженными курами. Эшлин снедало острое чувство стыда – и тревоги.«Фотографии выйдут дурацкие, и воткнуть их будет совершенно некуда», – нервно думала она.К четырем часам дня Лиза и Найал решили, что взяли от супермаркета все возможное.– Есть несколько отличных кадров, – с гордостью сказал Найал. – Классная постановка, отличный наклон, и иронии хоть отбавляй.– Пожалуйста, отпустите нас домой, – тихим отчаянным шепотом взмолилась Трикс. Эшлин согласно кивнула. Сумасшедшие наряды от Фриды Кили оттягивали ей руки, она устала отвечать по непрерывно звонящему мобильному телефону Дани, и ей надоело, что с нею обращаются как с девочкой на побегушках. Поди туда, бегом сюда, принеси Найалу зарядное устройство для вспышки, притащи всем кофе, найди чемодан с соломой…– Уличные съемки, – напомнила Лиза.– Кажется, мы еще не идем домой, – сердито прошипела Эшлин.Все уныло побрели на Саут-Вильям-стрит, где Найал в миллионный раз за день расставил аппаратуру на тротуаре перед индийским рестораном.– Может, Дани пороется в урне с мусором, будто бездомная? – предложила Лиза.Найал пришел в полный восторг.– Нет! – навзрыд воскликнула Дани. – Фиг вам, не буду!– Но это же городской пейзаж, – настаивала Лиза. – Чтобы выгодно показать эту одежду, нам нужен мощный городской фон.– Плевать, я не согласна. Хотите, увольняйте, все равно не буду.Лиза холодно посмотрела на Дани. Воздух дрожал от напряжения. Если бы в этот самый момент неожиданно не возник Бу вместе с Волосатым Дэйвом, страшно было подумать, чем могло бы все это закончиться.– Привет, Эшлин, – весело окликнул Бу.– Привет, – с некоторой неловкостью ответила Эшлин. Бу, закутанный в грязное одеяло, и Волосатик Дэйв своим видом могли кого удобно привести в ужас.– Я дочитал «Жену кузнеца», – с радостью сообщил Бу. – Классная вещь, вот только конец какой-то неправильный. Никогда бы не поверил, что тот парень ее сводный брат.– Здорово, – выдавила Эшлин, мысленно умоляя приятелей скрыться поскорее. Но Лиза, к ее великому удивлению, разглядывала Бу с нескрываемым интересом.– Лиза Эдвардс, – широко улыбнулась она, протянула руку и (надо отдать ей должное) почти не поморщилась, когда Бу, а следом за ним Волосатик Дэйв пожали ее. Затем обвела взглядом замершую в ожидании творческую группу и еще раз улыбнулась хищной змеиной улыбкой.– Ладно. Ну ее, эту урну, у меня есть идея получше.– Ребята, хотите сфотографироваться с этой красоткой? – спросила она у Бу и Дэйва и подтолкнула к ним обиженную, надутую Дани.Эшлин затрясло от возмущения. Нельзя же так, это… это эксплуатация какая-то! Она открыла рот, чтобы возразить, но Бу, сверх ожидания, оказался просто счастлив.– Это фотосессия? И вы хотите нас в ней занять? Класс!– Но… – пискнула Дани.– Или они, или урна, – с металлом в голосе заявила Лиза.Дани с минуту подумала и стала между Бу и Дэйвом.– Гениально! – завопил Найал. – Бесподобно! Нет, э-э-э… Дэйв, улыбаться не нужно, ведите себя естественно. А вы… гм… Бу, одолжите, пожалуйста, Дани ваше одеяло. Великолепно! Дани, солнышко, сделай милость, набрось его себе на плечи. Считай, что это накидка, радость моя, если так тебе проще. Так, еще нам нужен пластиковый стаканчик! Трикс, срочно в «Макдоналдс», возьми там несколько штук…Изумленная Эшлин робко подошла к Мерседес.– Но ведь эти кадры никуда потом не денешь?!– Денешь, – с тяжким вздохом возразила Мерседес. – Тут все как надо. Вот посмотрите, они еще какую-нибудь премию отхватят!Съемка закончилась после восьми часов вечера. Эшлин помчалась домой собираться, и не успела она ввалиться в прихожую, как зазвонил телефон. То была Клода, которая весь день провела в парикмахерской, где ее так радикально подстригли и покрасили, что Дилан перестал с нею разговаривать. Затем были куплены белые, в немыслимую обтяжку брючки до середины икры, десятого размера, в который она перестала влезать еще до того, как забеременела Крейгом. Наконец решился и вопрос с обувью (туфельки без задника на «гвоздиках»), и теперь Клоде не терпелось выйти в свет.Но, не успела она поведать подруге хоть слово, Эшлин прошелестела в трубку:– В жизни так не уставала. Весь день проторчала на фотосессии.Клода замолчала. Радостное возбуждение ушло, уступив место черной зависти. Эшлин, дрянь везучая, вертихвостка светская. Она это все нарочно устроила, чтобы лишний раз кольнуть лучшую подругу тем, какая у нее безнадежно скучная жизнь.– Честное слово, не могу говорить, – оправдывалась Эшлин. – Мне надо собираться, я уже пять минут как должна быть у Маркуса.Клода была просто убита. Теперь придется сидеть дома перед телевизором, с новой прической, в новой одежде и новых туфлях. Она чувствовала себя настолько по-дурацки, что лишь через пару секунд смогла выдавить:– Как там у тебя с ним?О горьком Клодином разочаровании Эшлин даже не подозревала. Ее мысли были заняты Маркусом, вот только стоит ли искушать судьбу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56