С шумом и свистом прыгает по деревьям белка.
Пройдя такой долгий путь, Николай перестал интересоваться породами деревьев, не задумывался над тем, какие лощины и поляны он миновал. Он шел и шел, изредка поднимая голову, когда над ним пронзительно
кричал ворон, или опускал взгляд, если из-под ног выскакивал заяц или вылетал глухарь.Упорно, не останавливаясь, подавшись вперед, он продолжал свой путь.
Иногда ему казалось, что он видит мать, поминутно поглядывающую на дверь. Она тихо утирает ладонью слезы. А Лиза вообще будто все время где-то рядом. Она не плачет, она ободряет его своей милой улыбкой.
Николай заглянул сверху в глубокое ущелье, сплошь забитое беспорядочно наваленными деревьями, словно весеннее половодье натолкало их сюда, и с трудом узнал «свою» падь.
Минувшей ночью здесь обильно выпал снег, пушистый, как заячий мех. Ведь бывает же, что сбоку смотрит солнышко, а проплывающая тучка вдруг прольется ливнем. Так же и со снегом: завалит какой-нибудь небольшой участок земли — и все. Рыхлый снег соскальзывает с деревьев на землю большими комьями. И оголенные мерзлые сучья кивают им тихо вослед.
Заметив, что и сам весь обсыпан снегом, Николай сиял шапку и ударил ею об дерево. Сверху упал на него огромный пласт. Он распахнул пальто и встряхнулся; обжигая тело, через ворот скатился вниз по спине комок снега.
Холодный воздух и снег, растаявший под одеждой, взбодрили его, и он тронулся было с места, но тут на кустик тальника прямо перед ним сел воробей. Встряхнувшись и топорща перышки, он расправил жиденький хвостик, сверкнул бусинками глаз и прощебетал:
— Тут че-век!..
— А-а, Трифон Трифоныч! — воскликнул Тогой-кин.— И правда, тут, тут я, мой дружок!..— Вытащив из кармана сухарь, Николай раскусил его, потер в ладонях и кинул крошки подальше на снег.
Как посыплются тут с деревьев воробушки, раскатываясь по снегу шерстяными шариками..
«Скорее напоить Калмыкова горячим бульоном!»-подумал Тогойкин и зашагал быстрее.
Ему почему-то казалось, что раз знакомые воробьи держатся так близко от людей, значит, и с людьми все благополучно.
Николай не помнит, долго ли он шел до низа длинного распадка и когда успел перейти широкую травянистую низину. Не подойдя еще к краю полянки, где находились его товарищи, он остановился и стал вглядываться сквозь покрытые изморозью ветви. Сначала он не мог найти «свой дом». У него так затуманилось сознание, что временами снег казался ему затянутым синим покрывалом. Несколько раз глубоко вздохнув и чуть успокоившись, он наконец различил слегка голубеющий бок самолета, припорошенный недавно выпавшим снегом. Тут до его слуха донеслось предостерегающее горловое бульканье ворона. Тогойкин стал внимательно разглядывать противоположную опушку леса. Притаясь в ветвях лиственницы, сидел ворон, вытянув шею в направлении носа самолета, то есть того места, где лежали покойные летчики.
Николай тихо стал снимать с плеча ружье, и в это время над ним бесшумно пролетел второй ворон, с болтавшейся на одной ноге петлей. Оказавшись над человеком, ворон испуганно метнулся было в сторону, но человек вмиг поймал его на мушку и выстрелил. Ворон, шумно хлопая уцелевшим крылом, плюхнулся посреди полянки и тотчас запрыгал в сторону. Тогоикин сбросил рюкзак, сорвал с ног лыжи и, подбежав, прикончил его ударом ноги.
Тут Николай увидел бегущих к нему девушек. Он быстренько отвязал от ноги ворона петлю, и сунув ее в карман, побежал им навстречу.
От волнения, от растерянности они молча топтались друг против друга.
— Калмыков? — резко выдохнул он наконец.
— Жив, еще жив...— прошептала Катя, не сводя с Николая неподвижного взгляда.— А ты?
— Хорошо, я хорошо! — проговорил он скороговоркой и помчался за рюкзаком и лыжами, а сзади послышался сердитый окрик Даши:
— А ты бы сначала показался людям!
Тогоикин повернулся и побежал к самолету.
— Здравствуйте! — громко сказал он, вбежав в самолет с ружьем в руке, но, взглянув в сторону тяжело дышавшего Калмыкова, уже потише добавил: — Погодите, я сейчас...— Он выскочил наружу и побежал мимо что-то кричавших ему девушек.
Возвращаясь к самолету с рюкзаком и лыжами, он с удивлением заметил, что все время не выпускал из рук ружье. Сейчас он оставил и ружье и лыжи и вошел в самолет только с рюкзаком.
— Дошел я до колхоза...— сказал он и вытянул за хвост взлохмаченного глухаря.— А может, сначала сварить его?
— А может, ты сначала расскажешь! — раздался негодующий голос Даши. Она стояла, склонившись над спавшим Губиным, и тормошила его: — Вставай, Вася, вставай, Тогоикин пришел.
Вася проворно уселся, молча поглядел на Тогойкина и, пробормотав что-то невнятное, снова завалился.
Даша кинулась к нему, чтобы растолкать его, но схватилась за рукав Николая:
— Ну, давай, рассказывай!
— Дошел, значит, до колхоза...— тиская в руках глухаря, неуверенно заговорил Тогоикин.— Шел и шел все на восток. Целый день... Около полуночи пришел, значит, к одному дому. Старик там живет... нет, целая семья! Старик отвез меня в колхоз, в поселок. На старом коне повез, зовут его Басыкый...
— Ну, а дальше?
— Что дальше, Семен Ильич?
— Ну, приехали в поселок, а потом?
— Они уже знали, что мы приехали,— им сообщил мальчик.
— Какой мальчик? — поинтересовался Иванов.
— Да там один... Наверно, школьник...
— Короче говоря, сюда-то приедут? — с явным раздражением спросил Александр Попов.
— Пошли собирать оленей. А в райком...— Вспомнив, что в райком отправился Егор Джергеев, Тогойкин осекся.— Как только они соберут оленей, сразу же выйдут к нам... Погодите, я лучше сварю вот это.— Дер-
жа в одной руке бак, а в другой глухаря, Тогойкин устремился наружу.
— Он совсем с ума спятил! — злобно прошипел Фокин.— Никого он не встретил. Вот сожрет свою птицу и исчезнет...
— Перестаньте! — строго сказал Иванов и страдальчески сморщился.— Как вам не надоест, Эдуард Леонтьевич?
— Не Эдуард Леонтьевич, а капитан, товарищ капитан!
— Ну, пусть капитан,— голос Иванова смягчился.— Самое нужное он уже сказал. Нашел людей и еще глухаря притащил.
Фокин отвернулся и, посапывая, заворчал что-то себе под нос.
Тогойкин вытащил из-под снега остатки топлива, раздул костер и, поставив на огонь бак, набитый снегом, принялся щипать глухаря, пуская по ветру черные перья. Глухаря он разделал быстро, бросил его в бак, а сам присел на корточки у костра и, заслонив рукою лицо от огня, стал размышлять.
Встреча его с друзьями получилась какая-то странная. Сухо они его встретили, даже вроде и не обрадовались. Неужели они сердятся? Может быть, они считают, что он долго пропадал? Это он сам виноват, потому что говорить не умеет. Получилось так, будто дом старика где-то совсем близко и дойти до него ничего не стоило... А что же, он должен был говорить, как ему было трудно? Зачем же хвастать перед этими . измученными людьми?.. И все-таки они встретили его холодно...
Николай улыбнулся, увидев идущих к нему девушек. Он сейчас все, все расскажет им и у них обо всем спросит.
— Как звать-то, говоришь, коня, на котором ты ехал
в поселок? — спросила Даша.
— Коня? Басыкый! — с готовностью ответил Тогойкин.— А жеребчик Барылан...
— Басыкый, Барылан...— серьезным тоном повтори-
ла Даша, как бы стараясь запомнить клички лошадей.— А телят как?
Тогойкину этот вопрос не понравился, и, помолчав, он нехотя ответил:
— Не знаю... Не интересовался, товарищ Сенькина!
— Старый конь — Басыкый, молодой жеребец — Барылан... Выходит, жеребята — барыланчики... А люди, видно, там без имен? Хотя бы председатель колхоза или секретарь парторганизации!.. У колхоза нет, что ли, названия? Какой это колхоз? Где он? Когда за нами приедут? Сколько народу приедет? — Не обращая внимания на то, что Катя дергала ее за руку, Даша спрашивала все требовательнее.
«Почему она так? Смеется надо мной, что ли? Как это люди без имен? — недоумевая, размышлял про себя Тогойкин.— Например, старик Иван Титов, охотник Прокопий, председатель Тимофей Иванович, Акулина Николаевна, дети...»
Когда костер разгорелся слишком буйно и он потянулся пошуровать немного огонь, то с удивлением заметил, что девушки, тихо покачиваясь, поднялись на воздух и стали бесшумно отдаляться от него. Он собрал все силы, чтобы встать. А когда опомнился, девушки осторожно поддерживали его под руки и стояли они уже возле самолета. Он резко вскинул голову.
— Зайди отдохни, Коля,— мягко начала его упрашивать Катя.
— А Калмыкову глухаря...
— Ты один умеешь. управляться с костром, ты один можешь сварить глухаря! — вспылила вдруг Даша.— А мы с твоим глухарем не справимся?
«Почему она все время сердится? Просто они обе пропадают от усталости. Но Катя терпеливее»,— подумал он и, энергичными движениями освобождаясь от рук девушек, вошел в самолет.
Он не помнил, что, войдя в самолет, забормотал что-то невнятное и, медленно опустившись на пол, вытянулся и заснул...
Проснулся он оттого, что кто-то сильно дергал его за руку.
Вначале ему показалось, что в самолете суетилось много народу, Он сел. Нет, тут были только свои. Над баком клубился густой пар, в носу приятно щекотал бодрящий запах зеленой лиственницы.
Тогойкин, пошатываясь, вышел и начал тереть лицо снегом. Вася хлопнул его по спине:
— Ох и мировой же ты парень!
Вчера Вася пошел по его следам и принес куропатку, правда здорово исклеванную вороном. Но все равно они сварили суп с травами и листьями. Сегодня же вообще не ели. Масло боялись трогать... У Семена Ильича разболелась нога, и он всю ночь не спал. Минувшей ночью волки подходили совсем близко, к краю поляны. А вороны — ох и умны же эти сволочи! — с тех пор как Тогойкин ушел, совсем обнаглели и не отходят «от того места». Вася обрадовался, узнав, что Тогойкин одного прикончил. Фокин это время меньше цеплялся, подавал голос, когда хотел есть, пить или сходить до ветру. Все остальное время он лежал, отвернувшись к
стенке.
— А впрочем, ну его! — Вася махнул здоровой рукой, будто отгонял муху.— А тебе далеко пришлось идти?
— Там сказали — километров восемьдесят.
— Ого!.. Когда же они приедут?
— Когда?.. Этой ночью или завтра утром.
— А вы так и не зайдете! — Даша высунулась из самолета, отодвинув ковер, заменявший дверь, и тотчас исчезла.
Парни вошли в самолет.
Оказалось, что запах цветущей лиственницы исходил от глухариного супа.
Девушки не только сварили глухаря, но еще испекли из муки какое-то очень вкусное блюдо, нечто среднее между оладьями и лепешками.
Уму непостижимо, на чем они стряпали!За обедом Тогойкин уже более обстоятельно рассказал о своем путешествии.Иван Васильевич осторожно расспрашивал его, как далеко до колхоза, сколько человек, на скольких оленях и примерно когда могут прибыть. В особенно интересных местах рассказа Попов издавал какие-то нечленораздельные звуки, явно сдерживая себя от крепкого словца. Коловоротов временами взволнованно
шептал: «Марта Андреевна!» — и утирал непрошеные слезы, но под конец успокоился и заулыбался. Девушки то одна, то другая задавали вопросы. Вася уже был в курсе событий и потому помогал Тогойкину — подсказывал, вставляя слова. Фокин лежал и ел, отвернувшись к стенке.
Девушки кормили Калмыкова. Тогойкин заметил, что они вдруг радостно переглянулись, и подошел к ним. Калмыков лежал с закрытыми глазами, но губы у него шевелились. Он улыбался.
Но вот брови Калмыкова дрогнули, нахмурились, губы плотно сжались, нос заострился,— казалось, по лицу прошли синие тени.Стало ясно, что не поможет ему горячий суп из глухаря. И молоко не поможет...Тогойкин тихо вышел из самолета.
Он шел на лыжах через полянку. Он хотел осмотреть петли. Лыжи буквально несли его, будто и они застоялись и теперь им требовалось стремительное движение. Постепенно он начал успокаиваться.
Из кустов ерника, куда он перенес часть своих петель, выпорхнуло целое скопище куропаток, десятка два.Вчера Вася под петлями разгреб снег, и теперь они стояли на полметра от земли. Но в такую петлю мог угодить разве что журавль. Нет, не рассердился Николай на своего друга, а с еще большей нежностью подумал о нем. Он снял все петли, сел на кочку, не спеша расплел их и собрал волосы в пучок. И вдруг глаза его увлажнились, кусты ерника затуманились и закачались в туманной пелене.
Не пучок холодных волос гладил он, а мягкие, нежные и теплые косы Даши и Кати, этих удивительных девушек... Но сможет ли он когда-нибудь рассказать о своем отношении к ним, о том, что он сейчас плачет, гладя их волосы, так рассказать, чтобы парни, его друзья, не смеялись бы над ним, не посчитали бы его сентиментальным ?
Он бережно опустил за пазуху русовато-черный пучок волос.Николай только начал ломать ветви, когда к нему подошли обе девушки и Вася. Немного погодя между деревьями показался старик Коловоротов.
Молодые, как и положено молодым, беспричинно смеялись, без видимого повода перебегали с места на место, но при этом споро работали.
Окрыленный надеждой на свидание с внучкой, Коловоротов, казалось, забыл, о своей больной ноге и вовсю старался собирать хворост. Он поглядывал на своих молодых друзей и думал, думал...
Конечно, все они прекрасные люди и, несомненно, много радости приносят в родительский дом. Правда, взрослые дети нередко и огорчают родителей. Зато внуки... Внуки делают своих бабушек и дедушек поистине
счастливыми.Ведь как получается — человек всю жизнь к чему-то стремится. Но бывает так, что, несмотря на все усилия, его постигает неудача, и тогда человека утешает надежда, что дети справятся с теми трудностями, которые не сумел преодолеть он сам. Однако не стоит отчаиваться, если неудача подстерегла и детей. Есть внуки, на них вся надежда, они непременно добьются всего, чего не сумели добиться их отцы и деды.
Имейте внуков! Если вы доживете до внуков, в вашей любви к ним, в вашей тоске по ним удлинится ваша жизнь. А так как старый Коловоротов хочет, чтобы вы были счастливы, он желает вам — и тебе, Николай, и тебе, Вася, и вам, Катя и Даша,— дожить до внуков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41