Я тут такой крик подняла!—Майя захохотала...— «Да ты так до смерти человека напугаешь!»—сказала Фекла и, конечно, вернулась домой. Самого Луки Лукича не было. И муку, и масло — все послала Фекла. Она еще хотела дать мяса, но мяса и молока и у нас достаточно!..
— Ну вот и все! — проговорил Тимофей, с трудом сдерживая радость и подскакивая вплотную к столу.
Супруги обменялись взглядами и оба посмотрели на Тогойкина.
А Николай, с удовольствием наблюдая за ними, так и стоял у двери.
Как удивительно может измениться человек! Да еще так быстро! Ведь когда он сюда пришел, Майя показалась ему женщиной медлительной, не очень приветливой, болезненной. А сейчас лицо ее светилось улыбкой,
голос звучал ласково и нежно, и выглядела она молодой женщиной с гибкими и мягкими движениями.
— Николай! — обратился к нему Тимофей, словно к давнему другу.—Все это ты возьмешь с собой. Накормишь людей горячим супом и кашей с маслом.
— Соль!—вместо «спасибо» громко выкрикнул Тогойкин и, отскочив от двери, наткнулся на стол.— Соли у нас нет. А масла... масла целый бочонок!..
Титовы глядели на него с явным недоумением.
Сбивчиво рассказывая, откуда у них так много масла, Тогойкин сначала сунул в рюкзак мешочек с мукой, аккуратно уложил примерно половину мяса, а все остальное отодвинул.
— Молоко возьми, друг.
— Нет!
Тимофей вырвал у него рюкзак и сложил в него все мясо.
— Говорю тебе, что суп полезнее всего, суп их спасет! Ну что ты за человек!.. Майя, соли!
Не обращая внимания на возражения Николая, Майя поставила на стол одновременно и чай и суп. Тогойкин, держа на коленях шапку и обжигая рот, похлебал немного супу, поднялся, торопливо пожал хозяевам руки, схватил рюкзак и выскочил из дому.
В молодом лесочке еще около поселка ему навстречу попался старик Титов. Пришлось остановиться.
— Ну что, едешь, сынок?
— Еду! — ответил Тогойкин, раздосадованный тем, что пришлось задержаться.
— Сани хороши! Только парочку пришлось маленько подтянуть.
— Ладно,—сказал Тогойкин, не совсем еще понимая, о каких санях рассказывает ему старик, и тронул коня.
— Погоди-ка, Николай...— По склоненной набок голове, по взгляду, выражавшему просьбу, по взволнованному голосу было понятно, что старик решился на важный для него и откровенный разговор. Тогойкину стало как-то не по себе. Он молчал, не сводя глаз со старика.— Николай, сыночек, ты скажи мне все, как оно было, по правде... Мы ведь на оленях все равно там проедем под самой Крутой...
Он стоял и ждал, готовый обидеться, если Николай
сболтнул в расчете на то, что старик никогда не сможет проверить его, или искренне, всем сердцем, обрадоваться, если все рассказанное было правдой. Взгляд старого Титова выражал одновременно и суровое требование и горячую просьбу: если ты солгал, лучше сознайся и избавь старика от горькой обиды, а себя от черного позора.
— Правда! — просто сказал Тогойкин.—Все правда. Зачем бы я стал тебе врать...
— Так, сынок, пусть будет так... А ну, Басыкый!.. Въезжая в лес, Николай оглянулся. Старик все еще стоял посреди дороги, глядя ему вслед.
Когда Басыкый возвращался домой, можно было забыть про вожжи, он и так не сбавлял хода, шел равномерной путевой рысью. А Тогойкин обдумывал и вспоминал весь свой сегодняшний день. Честно говоря, не за что ему было себя хвалить, зато было много такого, что заслуживало порицания. Нелепо он себя вел. Не умеет он разговаривать с людьми!
Когда он буквально падал в сонном бреду, добрые люди уложили его и дали возможность чуточку соснуть. Но вместо того чтобы поблагодарить их, он разозлился, не пытаясь скрыть свою обиду. Хотя именно этот короткий отдых и дал ему облегчение. А как он вел себя, когда старик начал расспрашивать, где стряслась беда?, Подумать страшно, что было бы, если бы старик не расспрашивал. Он добрался бы до правления и бормотал бы: «Мы находимся на краю широкой визины». Но сколько таких широких низин в тайге! Хоть ты перечисли все ручьи и речушки, рощи и озера вокруг той самой низины, не нашли бы ее люди, сроду там не бывавшие.
Нет, лучше об этом не думать. Дрожь начинает пробирать. Чтобы отвлечься, он стал оглядывать долину. Кругом лежал чистый, искрящийся снег. Солнце играло по обеим сторонам дороги световыми вспышками, и казалось, что они перемигиваются. В выбоинах и впадинах
свет мерк, а на холмиках снова вспыхивал. Белые лошади из табунов, жирующих между косматыми ивами, почти сливались со снегом. Правда, если приглядеться, их отличал слегка желтоватый оттенок. В стороне среди темных ив замелькала стая белых куропаток. Тогойкин немного успокоился и, устроившись поудобнее, тронул вожжи. Басыкый согласно кивнул головой и помчался резвее.
Вместо того чтобы злиться на старика, едва удостаивая его ответом, Николаю бы самому следовало его по-настоящему расспросить. Ведь Тимофею обо всем рассказал старик, а остальным Тимофей. А сам он сидел разинув рот и слушал.
Старая женщина-врач, которая ему с первого взгляда не понравилась, оказалась прекрасным человеком. А вот если бы навстречу ему вышла молоденькая да накрашенная, он бы, наверно, пришел в восторг, даже не успев и словом с ней перемолвиться.
Ну уж, тут он явно перебрал. Перегибать палку тоже ни к чему, как бы там ни полезна была самокритика! Однако, увидав человека, не следует спешить с оценкой его характера, товарищ Тогойкин, секретарь райкомола!..
А разговор с Маркиным! Разве нельзя было заключить из его слов, что он ценит Джергеева ничуть не меньше Титова? Даже сравнивать проходимца Джергеева с Титовым оскорбительно для последнего. Но ему ли мимоходом давать характеристики? Для этого есть здешний райком, местные организации. Нет, так может думать не коммунист, а просто обыватель, который озабочен только собственным благополучием.
И все-таки влезать в их дела с Джергеевым он не должен. Вовсе он не знает, как относится к нему Маркин. Ничего нельзя было заключить из его разговора с Тимофеем по телефону. Но то, что он, Тогойкин, был с Тимофеем по меньшей мере неучтив, это, к сожалению, заключить весьма легко. Не успел переступить порог и потребовал сейчас же бежать в правление, полагая, что все немедленно уладится, как только он поднимет крик и шум вроде Джергеева.
Но и этого мало. Когда все уладилось как нельзя лучше, он не попросил для своих товарищей каких-нибудь продуктов, ему напомнил об этом Тимофей. Он обо всем на свете забыл, он хотел только поскорее вернуться к своим. Конечно же он несказанно благодарен и председателю и его жене, а рюкзак с едой вроде бы взял у них из любезности, не поблагодарив толком. Отчего это он так странно себя ведет, ведь не безумный же он человек, а, кажется, вполне нормальный?
И все это оттого, что он привык замечать в других недостатки и утратил способность видеть чужие достоинства. Хорош комсомольский вожак,— привык наставлять, указывать, поправлять, а говорить людям спасибо за их доброту и внимание разучился! Как он покажется теперь им на глаза?
И вдруг над холмом, возле которого были раскиданы бревна очередного дома Джергеева, заколыхались ветвистые рога оленей, запряженных в нарты.
Играя раскидистыми рогами, дыша клубами пара, мелькая темными голяшками, олени быстро мчались навстречу Тогойкину, прямо с ходу свернули в сторону и остановились на снежной целине. Откуда-то из середины стада выскочил Прокопий, высоко держа в руке тонкую палку — хорей:
— Ты зачем вернулся?
— Отсюда пойду в тайгу.
— А где отец?
— Решили, что он поведет людей.
— Он?
— Да. Те края знает только он. — Ох ты!..
Олени сжались и присели, чтобы сделать прыжок вперед, но Прокопий что-то пронзительно крикнул, выдернул из саней лыжи и сунул их Тогойкину.
— Пойдешь на этих. Ружье, продукты и все остальное возьмешь у моей Акулины. Гей! — Прокопий едва закинул ногу на нарты, как олени резко рванулись вперед и потонули в облаке снежной пыли.
С этого момента мрачное настроение покинуло Тогойкина.
— «Ружье, продукты и все остальное...»—с удовольствием повторил он вслух.
До чего чист и бескорыстен этот прекрасный парень! Тогойкин соскочил с саней и, не отпуская вожжи, взбежал на пригорок.
Удивительно хорошие здесь люди! Из всех, с кем он сегодня встретился, попался только один неважнень-кий человечишко. Некогда им всем счеты с ним сводить, поэтому он и процветает. Ну ничего, кончится война, и не посмеют людишки вроде Джергеева посты занимать. Спроси его, почем он купил дома и за сколько продал,— ведь затрясется от страха этот негодяй, это ничтожество...
А все-таки, пожалуй, излишне строго он судил себя. Такой ли уж он тупица и никудышный парень? Пришел из леса очень усталый. Чертовски были напряжены нервы. Поэтому и обиделся на Титовых, что уложили его спать, хотелось как можно скорее попасть в правление. А то, что он толком ничего рассказать не мог, так ведь в конечном-то счете от него же узнали, где люди и в каком они состоянии. Важно, что меры приняты и люди будут спасены.
Да и то, что врачиха ему не сразу понравилась, тоже в общем пустяки,—кому он этим навредил? Едва ли этого прекрасного человека, эту замечательную женщину, сколько-нибудь интересовало, что подумал о ней Тогойкин! Правда, он еще не сумел выразить своей благодарности Тимофею и его жене. Но ведь и не нужна им его благодарность! Будут спасены люди, и это для всех Титовых, для всего колхоза будет большой радостью... А вот то, что он выхватил рюкзак и со всех ног бросился бежать во двор,—это, наверно, было просто смешно!
Егор Джергеев ворвется к секретарю райкома, развевая свои косматые кудри и побрякивая вставными зубами, чтобы пожаловаться на Титова. Но тут же, почуяв, что тот одобряет действия председателя, притихнет, поставит на место свои вставные зубы и, придыхая и присвистывая, обстоятельно и доверительно начнет рассказывать. И получится так, что главное сделано им, Джергеевым. Потом он опять закатит пламенную речь, приедет вместе с районными работниками в колхоз и, устрашающе брякая вставными зубами, будет кричать и суетиться, возмущаясь медлительностью председателя и его помощников. И самое противное, что на пер-
вый взгляд может показаться, будто этот негодяй делает больше, чем Тимофей Титов, настоящий коммунист, солдат и скромный человек.
Николай подъезжал к узкой поляне, что неподалеку от дома Титовых, когда впереди раздался лай собаки, а вскоре послышались и детские голоса. Ему навстречу бежали малыши и старый пес. Пес, делая вид, что окончательно выдохся, первым вскочил в сани. За ним прыгнули запыхавшиеся мальчишки. С шумом и веселыми возгласами они въехали во двор, и тут как раз подоспела Акулина. Она привезла на быке лед и принялась развязывать веревки, которыми были накрест перетянуты большущие льдины.
— Погоди, я помогу! — Тогойкин подскочил и, перекидывая под навес льдины, рассказал, что дед Иван едет в тайгу, а что он прямо сейчас уходит отсюда к своим, что дорогой он встретил Прокопия, что тот дал ему свои лыжи и сказал: «Ружье, продукты и все остальное, возьмешь у моей Акулины!»
Николай засмеялся.
— Ну что же, и бери,— просто сказала Акулина и поглядела на Николая, недоумевая, чего это он смеется.
А потом все гуськом зашли в дом. Акулина первым делом сняла чайник с весело топившейся печки.
— Не надо, я не стану задерживаться.
— Отдохни немного.
— Я сегодня целый день отдыхал! И в санях, и в гостях...
— Будто бы! — произнесла Акулина как-то не по-взрослому и смущенно покосилась на него.— Все ружья его висят вон за печкой.
Ружья висели на крюке вниз стволами. На двена-дцатикалиберном «зауэре» Тогойкин даже не остановился. Вспомнив о трех лосях, встретившихся ему в глубоком овраге, он схватил карабин, но тут же повесил его обратно и снял одноствольный дробовичок, тридцать второго калибра со скользящим затвором. Это будет лучше во всех отношениях: и носить легко, и отвечать недорого.
— Ну, Николай, пей чай,—позвала Акулина и, накинув платок, вышла из дома.
Тогойкин подошел с ружьем к столу.
— Идите, друзья, будем чай пить! — Николай поманил мальчиков, мрачно стоявших у печи.
— Не! — резко ответил Миша и отрицательно качнул головой.
Старший Вася просто отвернулся от гостя. А пес вопросительно поглядел на одного мальчугана, потом на второго и зевнул, широко разевая пасть. Тогойкин подошел к печи с чашкой чая в руках. ' .
— Чем вы недовольны, друзья?
— Дедушку-у оставил!..— дрожащими губами выдавил меньшой.
Не зная, как успокоить ребят, Николай решил молча подождать Акулину. К счастью, тут проснулся Владимир. Сталкивая ножонками одеяльце, он стал потягиваться. Тогойкин быстро поставил на стол недопитую чашку, взял ребенка на руки и, усевшись с ним у огня, тихо заговорил:
— Слушай, товарищ Владимир, что сказал мне твой дедушка: «Я уезжаю в тайгу спасать больных людей. А ты, Николай, поезжай к моим внукам и расскажи им об этом». Какой он милый, оказывается, ваш старый дедушка! Мне бы такого деда!
Малыш на руках Николая чему-то радовался, гулил и хватал его за подбородок. И старшие братья вдруг сразу подобрели и прижались к Николаю с обеих сторон, задрав кверху мордочки. Шутка ли сказать — человек приехал к ним с поручением от любимого деда!
— А когда он вернется? — спросил Миша. — Послезавтра.
— А отец когда? —спросил Вася.
— Вместе с дедом.
— А дядя тоже?
— У дяди нет ноги! Ходить по лесу он не может,— прервал братишку Вася.
Со двора вошла Акулина, держа под мышкой мешок, и положила его на нары у двери.
— Это возьмешь с собой... Пострел мой уже проснулся?— Она подошла к пылающей печи, погрела у огня руки и взяла ребенка.
Тогойкин поднялся, раскрыл мешок и, заглянув в него, так и застыл, взволнованный и смущенный.
— У нас больше нет... А что же ты не пьешь чай?..
Два раза пыталась Акулина заговорить о продуктах и оба раза переводила разговор на другое. Она тоже была смущена тем, что посылает так мало.
— Я ведь в поселке взял знаешь сколько...
— Будто...
Наступило неловкое молчание. Николай отхлебывал остывший чай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41