Воробей бойко щебетал, казалось сообщая своим собратьям: «Близко, близко! Люди близко!»
Тогойкин бросил ему сухарик с крупную дробину, мельче не смог размолоть. Воробей сунул в снег клювик, выхватил оттуда сухарик, подлетел к своим и бросил его сверху. Послышался легкий стук об дощечку. Птицы испуганно разлетелись в стороны. Ребята перемигнулись и заулыбались. Трифон Трифоныч быстро нашел отскочивший далеко от доски сухарик, опустился на дощечку и принялся деловито дробить его клювиком.
— Ребята!—закричал Семен Ильич, выглянув из самолета.
Парни побежали на зов.
Ничего не говоря, вроде бы крадучись, Семен Ильич тихонько подошел к лыже и с треском вырвал ее из правилок. Посмотрел, прищурил глаз, постучал пальцем и громко сказал:
— Еще лучше тех! Вот бы ей пару... Притихшие в ожидании парни повели старика к костру и усадили там. А сами набили снегом бак и поставили кипятить чай.
Старик порылся в карманах, достал большой железный гвоздь, обмотал шляпку носовым платком, а острый конец сунул в огонь. Время от времени он насыпал на платок снег и прихлопывал ладонью. Потом вытаскивал гвоздь из огня и раскаленный конец прикладывал к самому кончику лыжи. Над ней извивалась тоненькая струйка дыма, и слышалось легкое шипение. Эту процедуру он проделал несколько раз, пока на лыже не появилось круглое отверстие.
— Завтра утром, сыночек, придется тебе отправиться в путь.— Старик глубоко вздохнул.— Сегодня хорошенько отдохни... Пару бы для этой... Пойду еще разок хорошенько посмотрю. Ты, Коля, попробуй эту лыжу.
Парни прекрасно знали, что старик больше не найдет фанеры, но из уважения к нему ничего не сказали.
А Тогойкин, чтобы опробовать новую лыжу, пошел осматривать петли.
Видно, как только он вчера ушел, вороны прилетали сюда и осторожно разведывали местность, сначала с воздуха, затем один из них сел на снег, одолеваемый жадностью, подскочил к остаткам куропатки и начал
клевать. Но не тут-то было — запутался одной ногой в петле. Он несколько раз взлетал и падал, потом, проваливаясь в снег, поволок за собой палку, к которой была привязана петля.
«Теперь-то, наверное, недалеко ушел ты, разбойник!»— подумал Тогойкин и пошел по следу. Цепляя палкой за тальники и кочки, вор пятился назад, тем самым высвобождая ее из петли.
И хитрый же, прохвост!
Выбирая более чистые и ровные места, хищник, прошел около километра и наконец затянул палку под лежавшее поперек пути дерево. И настала для него черная минута. Тут прилетел на шумок второй ворон, и они начали долбить палку своими мощными клювами с двух концов. Долго они бились, оставили вокруг много перьев, плотно утоптали снег и улетели сегодня утром, все-таки сломав палку.
Ночные разбойники!..
Тогойкин вернулся к петлям.
Вчера, когда тут бился ворон, когда поднялся великий переполох сверху и снизу, куропатки, видно, улетели.
Николай решил вернуться по тем местам, где он был в прошлый раз.
Он пошел прямо на север вдоль русла того же ручейка. И удивился, как быстро русло сузилось и стало глубже. В скором времени Николай оказался на том месте, где его остановил крутой яр, по обеим сторонам которого шумела вековая тайга. Когда он снимал лыжи, где-то в густых еловых лапах засвистели рябчики, но он их не видел. Да разве они сами покажутся!
Зажав лыжи под мышкой, он побежал вдоль по речке и вошел в разукрашенный сверкающим инеем длинный туннель. Его образовали бросившиеся с разных берегов друг к другу в объятия кроны ив и березок. Николай устремился вперед, подняв кверху лыжные палки, и приготовился действовать, если внезапно послышится хлопанье крыльев взлетающих птиц. Звук его шагов отдавался эхом в густом ельнике, оставшемся позади.
Постепенно начало темнеть. Потом стало темно до жути. Но еще несколько шагов — и вдалеке показалось
неясное круглое пятно, постепенно оно стало светлеть. И вдруг он вырвался из мрака, его ослепило, и он остановился, зажмурившись. Все еще щурясь от яркого света, Николай вскарабкался на крутой яр, стал на лыжи и пошел. О, как медленно, оказывается, он шел в прошлый раз!
Чего же он удивляется? Ведь он тогда только мечтал о лыжах, а сейчас скользит себе легко, быстро, с приятным шуршанием! Но вдруг лыжи сломаются и он окажется далеко от своих?.. Все равно, пусть через силу, но он будет идти, идти, ползком перебираться по глубокому снегу и... Нет, лучше об этом не думать, а то вон далее мурашки по спине пробелсали.
Николай вылетел па смежный наструг, скинул с ног лылш и внимательно их осмотрел. Ничего с ними Не случилось. Наоборот, будто стали еще прочнее. А какие гладенькие, как здорово отполировались! Он оглянулся назад и увидел, что тальники, густо заселившие устье речки с крутым яром, отдалились. Казалось, они медленно, не спеша, зашагали, потряхивая косматыми кудрявыми головами, к самой гуще высоких, стройных елей. Обрадованный этим наблюдением, Тогойкин тотчас встал на лыжи и пошел напрямик к тому самому мысу, на который он взбирался в прошлый раз.
Дойдя до мыса, Николай остановился и осмотрелся,-Оказалось, что он все хорошо помнит. Вон те молодые приземистые сосенки с густыми, раскидистыми ветвями, что столпились по берегам привольно разлившегося распадка. В тот раз они напомнили ему молоденьких девушек, гурьбой спешащих на сенокос. А вон на противоположном берегу изгибается зигзагами узенькая речка. Берега ее густо поросли тальником. Молоденьч кие лиственницы, выросшие негустым рядом вдоль распадка, уходящего прямо на север, он в тот раз уподобил гриве молодого рысистого коня. Но как же это он тогда не заметил огромного камышового озера? Оно разлилось по обе стороны низины, до самых опушек девственных лесов. Посреди озера остров, сплошь заросший камышами и рогозом. Завтра ему придется подняться вверх во-он по тому распадку, вдоль которого растут сосенки. Погоди-ка, чьи это следы пролегли там, посреди низины?
Тогойкин оттолкнулся и съехал вниз. Ого, да это, оказывается, следы тех серых хищни-ников! Шныряя взад и вперед, они протоптали здесь целый тракт.
Тогойкин пошел по следу. Заметив на снегу капли крови, он вздрогнул, приостановился, но не стал задерживаться и двинулся дальше. Рассказывают, что волки не могут равнодушно смотреть на свежую кровь. В неудержимой жадности они стервенеют и не щадят окровавленных по какой-либо причине ни брата, ни сестру.
Тонкая ярко-красная нить на снегу временами обрывалась. Неужели люди просто небылицы рассказывали? Тогойкин уже хотел было повернуть назад, но увидел след крупного волка. Вот он оборвался. Нет, просто свернул в сторону от тропки. Здесь зверь постоял, положив на снег вытянутую морду, помахал хвостом. Тогда раненый волк — он был еще молодой — укрылся в тени и обошел старика но нетронутому снегу. Так они и шли, один часто сворачивал с нуги и поджидал второго, а тот обходил его, стараясь спрятаться.
Судя по рассказам, такие сцены всегда кончаются расправой старого над малым. И будто бы вначале стая проявляет какое-то подобие сочувствия обреченному, но стоит только отцу повалить детеныша, как все волки накидываются на жертву. Слабый гибнет, сильный побеждает— таков волчий закон. Недаром говорят про богачей, что они живут по волчьим законам. Да чего они ужасны, эти хищники!
Тогойкин повернул назад. Как бы хорошо было насторожить здесь самострел с отточенной стрелой! Или поставить этакую округлую петлю из гибкой проволоки. А молено еще насыпать в пустую птичью кость яд, завернуть кость в сырое мясо и подкинуть этим гадам. Но лучше всего — перестрелять их с самолета из карабина! Уж волков-то человек должен беспощадно истреблять.
Оказывается, как много хрена и щавеля растет в старицах и котловинах этой ложбины. Так и манят к себе красновато-желтые головки, острые, копьевидные белые макушки. Попробуй только прикоснуться к ним — и. сразу посыплются на снег семечки.
Тогойкин быстро поснимал с ног лыжи, разрыл снег и стал срывать листья дикого хрена, щавеля, полевой лук. Он собирал и складывал все в кучки. Минувшая осень была теплая и дождливая, но неожиданно выпал ранний обильный снег, потому-то все эти растения не успели завять и пожелтеть. Раскапывай снег и срывай себе у самого корня мерзлые листья, покрытые прозрачным лаком тонкого слоя льда.
Вскоре он разделся. Плотно набил своей добычей пиджак и свитер, разорвал носовой платок на узкие тесемки, завязал ими получившиеся узлы, связал рукава свитера с рукавами пиджака, перекинул кладь через плечо и, встав на лыжи, зашагал дальше.
Тогойкин взобрался на пригорок и пошел вдоль увала, поросшего редким лесом. Острые загнутые концы его лыж мелькали перед ним, как чуткие уши верхового коня. Вот он набрел на след лисы. Плутовка этой ночью пробежала здесь рысцой и направилась к большой низине ловить мышей. Интересно, какая это была лиса? Настоящие охотники безошибочно узнают породу по следу.
Когда-то во время школьных зимних каникул он ходил с отцом на охоту. Тогда он научился узнавать по следам, давно ли проходил зверь. А вот породу лисы узнать по следам он не может. Честно говоря, он с трудом отличает след лисы от собачьего. Лиса легко и четко ступает своими быстрыми ногами. Между ровненькими следами, словно нанизанными на нитку бусинками, она не оставляет на снегу, как другие звери, царапин от когтей. Он хорошо помнит, как отец ткнул в донышко следа лисы пальцем и как бы невзначай проронил: «Вчера ночью, огневка красная!..» И ведь правда, дней через десяток он добыл огненно-рыжую лису.
О каких породах лисиц говорили старые охотники? Самая ценная — черная, как уголь, с тремя солнцами на груди. Если ее положить на снег, то сам снег приоб? ретает синеватый оттенок. Черная лиса, у которой кончики ости играют светлыми искорками; сиводушка с серебристой остью; обыкновенная сиводушка; серебристо-черная сиводушка; простая красная, а кончик хвоста белый; самая дешевая — рыжая, с голыми пазухами.
А внутри мастей или пород идет деление на сорта. Сейчас, пожалуй, еще тоньше и точнее разбираются в этих премудростях на заготовительных пунктах.
Пока Николай размышлял о лисицах, он чуть не пропустил следы глухарей. Выпятив важно грудки, они прошли тут шеренгой, все разом остановились и принялись раскапывать снег. Вот разбросаны остатки разрытых ими ягод. Крупная темно-красная брусника горных угодий выкатилась на снег и застыла тугими шариками. Тогойкин снял свою ношу, освободился от лыж и принялся собирать ягоды. Глухари никогда не раскапывают впустую, они точно знают, где притаилась самая крупная ягода. Если начнешь поиски рядышком с тем местом, где рылись глухари, никогда не ошибешься. Николай наполнил оба кармана морожеными ягодами. И еще напихал за пазуху оленьего мха.
Начало вечереть, и он заторопился домой.
Белки, горностаи, зайцы — так и мелькали перед ним следы разного зверья. Был ры топор, можно было бы понаделать пасти!.. Тогойкин усмехнулся. Подумаешь, топор! Помечтал бы лучше о ружье, уважаемый Николай Иванович! Неплохо бы иметь еще и палатку с железной печуркой да провизии дней на десять! А еще бы лучше — машину «газик». Если ты настоящий мужчина и коммунист, не мечтай, а действуй, чтобы спасти людей!
Топор ему подавай!..
Но думы думами, а какая-то досада точила и точила его... Что-то- он сделал или не сделал, в чем-то ошибся,— словом, почему-то он недоволен собой. Почему? Потому что возвращается пустой? Но ведь не всегда охотника сопровождает удача. Нет, не то. Потому что завтра уходит от своих? Нет, он должен идти! Из-за волков? Э, нет! На то они и звери, хищники!
Но не пора ли сворачивать? Нет, рановато...
Пройдя еще минут десять, Тогойкин наткнулся на ту самую лиственницу, возле которой они с Васей так долго мучились, пытаясь отколоть от нее плаху для лыж. Чутье в тайге особенно обостряется, подумать только, как точно он вышел!
Сквозь заснеженные деревья он увидел Катю Соловьеву, величественно уплывавшую домой, держа перед собой клубящийся паром бак. Он хотел крикнуть ей, чтоб оставила бак, но побоялся, что она вздрогнет и плеснет на себя кипяток. Вон и Семен Ильич с Васей, взявшись за руки, уныло плетутся за Катей.
Стоя вот так и наблюдая за ними, Тогойкин вдруг понял, что именно тревожило его все это время: вор ворон унес петлю, свитую из девичьих кос. Вот какая досада точила его! Не надо никому говорить об этом. И, когда друзья его скрылись в самолете, он тихо подошел к костру. Бедняги, как трудно им было натаскать столько дров! Один без ноги, другой без руки... Он снял со спины ношу и подбросил в костер сучьев.
Когда Николай вошел, все уставились на него в ожидании — не вытащит ли он из-за пазухи куропатку.
— Сегодня не повезло, товарищи!.. Впрочем, вот.— Он вытащил из кармана пальто полную горсть мерзлых ягод.
Люди даже не успели опечалиться неудачной охотой, потому что обрадовались, увидев бруснику. Подошли девушки, развернули голубую косынку в цветочках, куда он и высыпал все ягоды.
— Почти килограмм! —с восторгом сказала Даша.
— Откуда? У меня же совсем маленькие карманы.
— Калмыкову морс,— Катя Соловьева оглядела всех усталыми красивыми глазами и почти умоляющим тоном добавила: — Много, много, Коленька.
— Из половины ягод сварим ему морс! —решительным тоном заявила Даша, будто кто-то собирался ей возразить.
В этот вечер из трав, листьев и оленьего мха девушки сварили густую кашу для всех, а Калмыкову приготовили кружку морсу. Тогойкин с Васей натаскали из леса топлива.
— Дров же много!—уговаривал их Семен Ильич.-Мы с Васей сами помаленьку... Да и ты скоро вернешься...
Собрались ужинать.
— Эту пищу я... Мой желудок... Может быть, найдется для меня сухарик с маслом...—со стоном проговорил Фокин.
— Дайте, скорее дайте товарищу капитану сухарик,— тотчас подхватил Иванов, словно только и ждал просьбы Фокина.— Ну, друзья, давайте ужинать!—сказал он уже совсем другим тоном после того, как Фокин получил просимое.— За ужином и посоветуемся . о Коле. Семен Ильич, что вы по этому поводу думаете?
— Я, что ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41