Присоседился!
14
Фея в трауре. Жора нагло изменил. Прикинулся дурачком — обстриг космы.
Говорит — люди смеются.
Жора, очевидно, не соврал. На базе работают простые, симпатичные люди: грузчики, шофера... Может, кто и посмеялся.
Фея из-за этого слезы глотает, я же ума не приложу. Такую пышную гриву ощипал! Малахольный!
15
Пошел в науку к Фее — изучаю западноевропейские танцы. Прекрасно! С утра до вечера натопаюсь — не надо и аппетитных капель. Бабуся и мамуся удивляются и не могут надивиться — одним махом килограмм колбасы уплетаю.
Одна беда, один недостаток — не туда ноги несут. Неуклюже топчусь, прыгаю, как слон. Порчу пол, топчу подруге ноги.
Фея терпит... Терпит во имя культуры
Продолжаю топать по полу и пугать соседей. Пол терпит, соседи — нет.
Соседка Катерина кричит на весь двор, протестует:
— Какая чертяка эту тангу выдумала! Скоро стены развалятся!
Зато я духом не падаю — пусть ругают! Фея обещала бранные нападения компенсировать — на стадион устроить. У нее там своя рука. Родной дядя — ветеран движения болельщиков... Должность высокая: с дубиной вдоль высокой ограды ходить и наблюдать,— кто сидит на ограде и без билета кричит: «Бей по воротам!..»
Пора уж подыскать какую-то работу по душе!
17
Новость! Жора учинил на базе переворот. Посреди дороги разбросал пакеты и заявил завовой помпадурше:
— Мадам, я вам не лошадь!
Весть эта кометой влетела в комнату.
Мы как раз разучивали нежное, плавное танго «Аист принес ребенка», и вдруг как гром с ясного неба — Жора перековался... Раскритиковал в газете завбазой. А сам слесарем на завод устроился.
Фея ударилась в истерику:
— Нахал! Это ж он, невежа, зава раскритиковал, свата, брата, татуся и дедуся... А я его любила... Я его выдвигала...
Я тоже попал в разряд невеж. На сомлевшую девушку приличную порцию воды плеснул. Прямо из ведра и плеснул.
Недотепа, всю девичью красу испортил. Смыл краски с бровенят, сполоснул и с губенят.
Помирились.
13
Сам не пойму — отчего меня, взрослого парня, тревога разобрала? Чего-то ищу — и сам не знаю.
Лягу — не лежится, и сон не в сон. Думаю и думаю: какая же сила повлияла на когда-то щеголеватого Жору?
Какие жизненные факторы вот так всколыхнули парня гуляку?
Вот передо мной лежат два письма. Фея пишет:
«Папуня и мамуня свою любимую доченьку щедр одарили. Выделили деньжат на путешествие: Одесса Ялта — Сухуми. Покатим, мой патлатый хулиганчик?»
Жора проще написал: «Сема! Друже! Принарядись, побрейся, состриги патлы и сюда ко мне, на завод, двигай. Вот здесь настоящая школа жизни».
Галина тоже советует:
— Иди, Семочка, учиться жить.
Читаю и, как тот былинник, не могу угадать — куда?
Люди добрые! Вас спрашиваю: куда и с кем?
«ОПРОВЕРГАТЕЛИ..,»
Газета воспитала многих хороших смехотворцев. Воспитала она и меня, простого деревенского парня.
Незабвенный Остап Вишня, долго и плодотворно работавший в газете, не раз призывал молодых авторов:
Идите в газету. Идите и перья свои справедливым гневом оттачивайте!
— А может, и не отточим?
Отточите! Не святые горшки обжигают!.,
- А мо...
— Никаких «может»... Душой к слову припадайте, сердцем теплым его согревайте, и оно, ваше слово, заго-рорит живым народным языком. Засмеются люди, заскулят казнокрады, бюрократы...
Так вот, значит, и я начал душой к слову припадать, сердцем каждое слово согревать.
Конечно, всякое бывало... Греешь-греешь, а оно, то самое словечко, возьмет да и остынет... Значит, не на всю силу теплом согревал. Оно ведь в жизни — как на долгой ниве: то перегреешь, то недогреешь...
Бывало, ты кого-нибудь пером хорошенько огреешь, но бывало, что и тебя без пера подходященько грели й разогревали... Да еще и как грели! Мама моя! Даже в пот бросало!
Кропотливая, но благородная работа. В газете мне частенько приходилось касаться сюжетов на деревенские темы. Скажем, как правление колхоза заседает и протоколами силос заготовляет или над какими сортами трав зимой больше всего задумывается фуражная корова.
Коровы силос ждали-ждали и, не дождавшись, взяли и взбунтовались... Рационы и протоколы языком слизали...
Написал я об этом в газете, а те правленцы взяли и «опровергли...».
Опровергатели — народ энергичный, настырный. В юмореске «Подталкивали и к соскам губами припадали» писалось: «Участники рождественских праздников солили-солили и пересолили... Охмелевшие волхвы с криком и гиком кольями подталкивали серую трезвую корову на третий этаж. Исследовали, не потекут ли в двадцатом веке от рождества Христова, да и еще на третьем этаже, из сосков вместо молока капли первака...»
Опровержение прилетело на следующий день. Сетовали и упрекали автора: «Клевета! Наговор! Мы ведь не корову, а козу толкали...»
Признаюсь: никогда не чурался и не обходил антирелигиозных тем,
Как-то я вместе со своим хорошим другом, коллегой по сатирическому перу, поехал в отдаленный хутор. К слову сказать, человеческими умами там внезапно завладели экзархисты и автокефалисты.
Вот мы и попытались статистически показать, к каким сногсшибательным фокусам ведет честных, хороших людей вот такое овладение...
Для статистики заполнили графы: а) сколько закололи поросят на пасхальные праздники; б) сколько зажарили кур; в) сколько ощипали гусей; г) сколько начинили колбас; д) сколько наготовили рубцов...
В графе «Напекли и наварили» борщей не считали, а записывали лишь то, что к борщам и рубцам кипятилось и варилось... Вот так и записали: «Наварили и накипятили: а) три ведра свекольной; б) два ведра пшеничной; в) два ведра из прочего зерна; г) ведро смеси...»
«Что же это такое за смесь?» — спросите. Объясняю — для крепости еще и табачку подсыпали.
Один бедняга хватил во славу Христову пол-литра этой табачной смеси — даже плакал, сердечный.
— Ох, проклятая баба Секлета! — жаловался он.— Наготовит и такой отравы наварит — просто горе. Хватишь, а потом по улице идешь и чихаешь. Чихаешь и от стыда на все стороны озираешься...
В этом же хуторе спрашиваем веселого любителя выпить:
—- Три дня вы пасху праздновали. Три дня пили и гуляли. За какого же вы бога пили?
— А мне-то что... Подносят и говорят: «Пей! Пей за святую Варвару, за преподобную Татьяну, за трех святых, за сорок святых...» А мне что: бьют — бегу, дают — беру.
Но вернемся к статистическим данным. Подводим итоги пасхальных праздников: а) оторвали правое ухо у трех человек; б) левое у четырех; в) исцарапали лбов —
пять; г) синяков понаставили: под правый глаз — шесть; под левый — восемь (левому, как видите, перепало больше, он, вероятно, на соседа смотрел косо...).
И под конец зафиксировали: церковному старосте автокефальный нос оторвали. При каких обстоятельствах отгрызли православное нюхаЛо, нам установить не удалось.
Вот такие еще дела бывают на хуторах и на хутороч-ках.
Еще про «опровергателей»...
Два дня бегал я по магазинам. Искал для внука игрушку — корову или телочку.
В магазинах всякие игрушки были — и домашние птицы и лесные и морские звери. А вот коров, телят, поросят, ягнят — точно убедился — нет нигде. Не производят.
В светлом и большом магазине я еще раз спросил:
— Может, у вас есть хоть яловая телка?
Продавцы пожали плечами. Мол, о такой породе животных впервые слышим. Но ко мне, как к покупателю, отнеслись внимательно. Сначала показали крокодила.
— Она? — спрашивают.— Яловая?
— Нет,— говорю,— не она.
Тогда продавцы деликатно по очереди показывали льва, леопарда, тигра, пантеру, черепаху, медведя, кенгуру, жирафу, носорога, слона, попугая и, наконец, показали здоровенную, в четыре краски, змею.
— Она? — переспрашивают.— Яловая?
— Черт ее знает,— говорю,— может, и яловая. Только мне не гадюку надо, а телку.
Так никто в большом магазине толком и не знал: что за птица — корова.
Я сам не верил, что на свете есть еще такие чудаки, пока не услышал реферат одного «знатока» зоологии.
«Знаток» носил галстук, разрисованный чертиками, коротенькие зелененькие брючки, цветную кофтенку и космы, как у дьякона. Доказывал: «Корова,—говорит,— подходит к чану, ревет, а молоко в чан течет».
Мои путешествия по магазинам «опровергли». Лаконично написали: «Согласно постановлению городского Совета, дойных и яловых коров в магазинах не держим».
Смеху на свете еще довольно много!
Так вот какие бывают опровержения!
БЕЗ ПЬЯНИЦ И ЛОДЫРЕЙ
Славный дед Спиридон. Просто и мудро стелет перед вами свое жизнеописание. А ему многовато годочков стукнуло. Перевалило за восемьдесят...
Сидит, смотрит на вас ясными глазами, и перед вами открывается такое, что, быть может, не всякий летописец опишет.
— Сначала... ох, сначала разные ублаготворения для людей пошли. На моей памяти пошли. Вы знаете, когда пришел в степь трактор, комбайн, я от удивления даже не спал: такой в жизни, в сельском хозяйстве переворот! Какая у меня, прямо скажу, примерная баба, но тут — верьте или не верьте — крестилась. Вон какое чудо: машина сама косит, сама и молотит. Как-то утром жена и говорит мне:
— Хороша машина трактор, а только плохо..,
— Что плохо? — спрашиваю.
— Не мочится...
— Что это тебе в голову ударило?
— Э,— говорит,— а откуда же будем навоз брать?
Теперь, конечно, разные удобрения производят. Теперь тебе и по радио передают: «Не мешкайте! Сейте! Ведь завтра установится хорошая погода!» Прогноз это передают.
Я свои молодые годы провел в людях. По панским экономиям батрачил. Хлеб сеял. Как же мы тогда прогнозы— пора ли сеять — ставили? А вот как: нас троих, самых лучших сеятелей, посылали в поле. Приходили, снимали штаны и садились на пашню — курили. Выкурив по цигарке, минуту-две ждали, не чихнет ли кто-нибудь. Если никто не чихнул — пора сеять!
А теперь, слышите, все наука подсказывает. Вот уже к нам и свеклокомбайны пришли. Моя старуха только недавно ушла в отставку. А то звеньевой на свекле заправляла.
Поначалу, известно, приходилось все делать руками. И садить свеколку, и пропалывать, и удобрять, и этими же руками свеклу копать. А в ту пору осеннюю и холодина пробирает, и дождик поливает...
Говорили тогда: «Что там свекла? Прополоть ее — она и сама будет расти!» Как бы не так! Не так сбывается, как гадается. Посадило звено возле верб два гектара свеклы. Взошла свекла... Да и завяла. Наклонила голову...
Попали в звено и такие:
— Ганна! — говорят моей бабе.— Плюнь! Разве ты не видишь — не уродилось. Вянет — пусть вянет, пазухой не обогреешь!
Не спит моя Ганна, не спит да все думает: «Как же посев спасти?»
И звено свеклу спасло. Взрыхлили, подкормили... Еще раз подкормили и еще раз взрыхлили. Химии ей добавили. Свекла подняла вверх уши и сама поднялась. Наградили женщин и хлебом, и сахаром, и деньгами.
Некоторых даже зависть взяла:
— Вот сколько бабы заработали! Дурные денежки нашлись. Это что-то не то!
— Почему ж не то? — женщины отвечают.— Вы едете на рассвете на базар, а мы едем на рассвете свеклу прорывать.
Одна в звене спасовала. Свеклы нахватала и в сарае устроила дойную коровку... Люди в поле, а она к коровке. За сосок, извините, дергала. День и ночь капала... Начальству кланялась...
Как-то ехал один районный начальник, а Секлета —-Секлетой ее зовут — сразу за поворотом подносит ему стакан первака.
Начальник оглянулся вокруг и, увидев тракториста, грозно рявкнул:
— А это у вас разве еще не изжито? А Секлета:
— Нет, нет! Ей-богу, не из жита. Из свеклы...
Вот мы часто говорим — не пейте! Я сам не без греха— иногда выпиваю. Крестины, или именины, или кум зашел — чарку опрокинуть надо? Надо! Ну, есть же и такие вреднющие — налижутся до потери сознания. Вот недалеко живет Кондрат. Еще мне и родичем доводится. Наберется под самую завязку, а потом .и сам ничего не помнит.
Выдвинули его завфермой. Сначала вел себя ничего, ходил в трезвых, а со временем начал всякие комедии вытворять. На зеленой неделе так нализался да так, прости господи, набрался. Не в доме будь сказано, к по-росной свинье полез и начал ее в рыльце целовать. Вытер губы, продрал глаза и на всю улицу крикнул: «Что-то,— говорит,— мне ваша рожа очень знакома!»
Пришлось ему по шапке дать и Секлете всыпать: свеклу расти, а не порть — не вари!
Бывают, есть еще вертихвосты. Как-то по весне все люди в поле работают, а я смотрю — в нашу рощу прикатила санитарная машина. Новенькая, хорошенькая. С правой стороны написано: «Неотложная скорая медицинская помощь».
«Что за оказия? — думаю.— Какая же в зеленой роще болезнь объявилась? А может,— думаю,— и в самом деле у кого-то расстройство?..»
Смотрю — не то... Подпевают: «Выпьем тут — на том свете не дадут...»
Выходят из машины завы, замы и их плотненькие дамы.
Из машины на зеленую травку выкладывают бутылки. А их, видать, распорядитель пояснения дает: «Эта, говорит, мадера спасает от холеры! А эта, с перцем, ле-шт сердце!..»
А люди вроде культурные...
У нас один «очень культурный» сельский руководитель уж очень людям голову крутил. Года два крутил. Хороший домик себе в селе воздвиг. Ферму собственную завел. А уж ее, ту клятую, тянул — не спрашивайте. Глотал как воду. Из похмелья не выходил. Его не раз предупреждали, а он только губами шлепает, смеется:
— Что вы! Что вы меня учите! Молодые вы да зеленые... В воскресенье выпьете, а в понедельник бежите опохмеляться. Вот мы! Две недели пьем и не опохмеляемся!
Сняли с работы, отобрали и дачу и ферму. Признали— за магарыч нахватал, награбил.
А когда снимали — плакал и жаловался сторожу Матвею:
— Голубчик мой! Снимают!..
— О боже! Да неужели? — переспрашивает Матвей.
— Вот! Вот уже и бумага пришла. Читай!
— Да где мне читать,— дед-сторож в ответ,— а только скажу: ай-ай!.. Снимают! А кого же нам присылают?
— Такую недотёпу, такого дурака шлют!
Где дед Матвей, вытирая пот:
— Что? Глупее вас?
— Куда мне!
— Эх! Господи, господи! — перекрестился Матвей.-—^ Ну и не везет же нам! Снова дурня присылают...
А оно и неправда — умного, прекрасного человека нам рекомендовали. Председателем колхоза избрали. Вежливый, деликатный, по-людски себя ведет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33