Надела на голову ведро, а сверху погладила увесистой дубиной.
Словом, победоносный эсэсовец напился по самую завязку,,.
ПРИВЕТ ТЕБЕ, МОСКВА
Припоминаю... Пламенные годы воскрешаются... Бурно на площади. Кипит, клокочет село — кого в Москву делегатом избрать? Кого посланцем к великому Ленину направить?
— Деда Дениса! —чабаны крикнули.— Дениса Онуф-риевича Запару! Он знает, где правда, а где кривда. Он сорок лет гнул спину на панской стерне!
А националистические шептуны:
— Дед Денис! Куда вы едете? В Москву? Свят-свят!.. Перекреститесь и не рыпайтесь. Вас же там в котел бросят, ей-богу, схватят за ноги — и бу-бух вниз головой. Только вы сойдете на Курском вокзале, а там вашего брата уже ждет глубокая посудина. Слева стоят чаны, справа — котлы. Женщин бросают в чан, мужчин — в котел.
А пожилая симпатичная тетка Килина на все это не обращает внимания и к своему старику обращается:
— Денис! Ты же едешь к людям, в Москву едешь. Надень, голубчик, новые штаны. Побрейся, помойся...
Дед Запара усмехнулся:
— Разве ты, старуха, не слышишь, что гинтелигенция шепчет — в котел будут бросать? Так пусть бросают небритого и немытого...
Приехав из Москвы, дед Запара рассказывал:
— Вот я приехал в Москву. Посмотрели мой документ — и сразу в Кремль, к самому Ленину.
Владимир Ильич, наверное, все дела отложил, а меня принял. Взял за руки и посадил рядом с собой.
Принимал Ильич у себя дома. Как раз Надежда Константиновна варила кофе и пекла лепешки.
Владимир Ильич усадил меня в кресло и начал спрашивать да расспрашивать.
- Как в вашем селе? Всю ли землю отобрали у по мещиков?
— Всю,— говорю,— отобрали, всю. Сила же народная! Весь мир пошел за большевиками.
— А комитет бедноты есть, организовали?
— А как же! — говорю,— Вот же меня комитет бедноты и направил в Москву.
Долго расспрашивал Владимир Ильич, а потом пригласил на завтрак.
— Прошу к столу,— говорит.— Выпейте с нами ко фейку.
— Спасибо,—говорю,—спасибо. Я из дома и своего припаса захватил.
Вынул из мешочка паляницу, сало и говорю;
— Давайте и это мое в гурт, на стол.
Владимир Ильич, увидев палйницу и сало, даже пле чами пожал.
— Такой хлеб у вас все едят? — спрашивает.
— Чтобы без вранья,— говорю,— считайте, почти все,
— А бедняки?
— Да такие паляницы уже и беднота начала тчц Ведь мы у помещиков и землю, и инвентарь, и весь хлеб из амбаров забрали. Тысячи пудов они гноили, пропадал хлеб, чтобы только людям не давать. Но вот перед моим отъездом наше село сто подвод с хлебом на вокзал отправило. Рабочим Москвы полтавчане гостинец повезли.
Ленин усмехнулся.
— Значит, жизнь в украинском селе поднимается, растет. Вы только, когда поедете, передайте крестьянам мой сердечный привет и пожелания: школы, клубы стройте! Знания нам нужны. Образование и культура!
3
Ожесточенная борьба продолжалась. Бесились враги.
Одетые в англо-американские мундиры, глухой ночью в село ворвались белогвардейцы.
Вожака сельской бедноты Дениса Запару схватили и повели в степь. Повели на месть, на расправу.
Стоит Запара, стоит среди степи широкой. Стоит, как Прометей, как запорожец, окруженный ханами-панами.
Мужественно в лицо палачам бросил: : ~ Разбойники вы плюгавые! Не убить вам души человеческой! Не сломить вам воли народной! С нами Москва! С нами Ленин!
Упал могучий колосс. Упал, срезанный ятаганом продажных янычар.
Упал, чтобы внуки и правнуки новую жизнь построили. Новые, вольные песни пели.
4
Какая радость — едем в Москву. Едем на Декаду украинской литературы и искусства в Москве.
В вагоне солнечное настроение. На Декаду в украинских национальных костюмах едут внуки и внучки славного деда Дениса Запары.
Едут с музыкой, с песнями. С радостью везут москвичам эстафету о расцвете украинской советской литературы и искусства.
Ну, приехали, вышли из вагонов. А нас обнимают. Цветы преподносят...
Сердечно встречали и приветствовали своих гостей.
Разместили нас в гостинице «Украина» — так назвали гостеприимные москвичи одну из лучших гостиниц столицы.
Я шутливо сказал своим землякам:
— Хлопцы и девчата! Видите, ехали-ехали и с Украины снова в «Украину» приехали!
Вечером в Доме культуры имени Ф. Э. Дзержинского мы встретились с рабочими и работницами подмосковного города Люберцы.
В нашей бригаде: Евгений Бандуренко, Яков Баш, Дмитро Белоус, Федор Залата, Юрий Мокреев, Микола Нагнибеда, Наум Тихий, Агата Турчинская, Михайло Ча-банивский, Микита Шумило, Алексей Ющенко и автор этих строк.
Председательствовал наш дорогой друг, талантливый русский поэт Александр Прокофьев.
Теплой, сердечной была эта встреча. По народному обычаю нас встречали с хлебом-солью, как и мы всегда встречаем русских братьев.
Яков Баш, принимая хлеб-соль, поцеловал хлеб-соль, а потом поцеловал и ту милую девушку, которая хлеб соль подносила.
3
В следующий вечер сердечным теплом повеяло на наа в актовом зале танковой академии.
Больше других вниманием пользовались Павел Гри горьевич Тычина и Юрий Петрович Дольд-Михайлик.
Их просто взяли в окружение...
— Вот,— говорят,— наши авторучки. Вот ваши книги. Пишите, пожалуйста, автографы.
Любят в Москве украинскую литературу и искусство, очень любят. Любят и глубоко понимают.
Председательствующий па этой встрече писатель Аркадий Первенцев горячо заявил:
— Нас, русских писателей, всегда чаровали украинская литература, музыка, киноискусство... Но то, что в эту Декаду украинцы привезли, превзошло все наши ожидания. Они привезли воистину величественное, пре красное.
Скажу вам без всякого секрета: уважают москвичи и украинский юмор, и украинскую сатиру.
Уважают и от души смеются, слушая юмористические рассказы.
Я думаю, что от дружного смеха не у одного колла» борациониста под ложечкой засосало...
6
И где бы мы, украинские писатели, ни побывали, где бы мы ни выступали, всюду нас приветливо и душевно встречали. Приветливо и тепло провожали.
Незабываемые братские встречи! Вся Москва увлеченно аплодировала неувядаемому расцвету украинской литературы и искусства.
В этих приветливых и теплых встречах ярко выявилась нерушимая дружба украинского и русского народов, великая любовь к родной Коммунистической партии, к Советскому правительству.
Слушайте и глядите же, наши друзья, и радуйтесь! Слушайте же, и наши враги, если у вас, простите, уши не заложило..,
Говорили... И говорили, и передавали —зима будет. Ей-богу, передавали — придет зима, придет холодная. Повеет завируха, закрутит вьюга.
— Как вы — утеплились? — спрашивали.
— Утепляемся! — вы отвечали.— Когда там еще зима будет... Успеем! А может, даст бог, оно и не похолодает...
А. оно не послушало, взяло да и похолодало. Взяло да и повеяло. Да и закрутило...
Конечно, к слову будь сказано, есть еще такие завы, и помзавы, и председатели, и их заместители—умеют утепляться... Пусть в коровниках веет-повевает, зато в собственной хате уютно. Тихо-тихо и тепло. И на столе порядок. Завфермой пугает в хате мороз «обобществленной» чаркой.
Хорошо здоровенной чаркой морозяку пугать. Опрокинул — мороз не знает, куда и деваться. Тогда завфермой «сурьезно» выступает:
— Граждане! Чего вы кричите? Я уже утеплился!
Ну, пусть это мы выдумываем. Возьмем свое слово назад. Завфермой горяченькое молочко пьет, ручаемся— пьет! Пьет и председатель колхоза, пьют и его заместители.
А вы знаете, когда выдуешь крынку горячего молока — никакой мороз не страшен... Смело можешь на Марс лететь — не замерзнешь.
А ведь горяченькое молочко дают коровки. А эти коровки в коровниках и пьют, и едят, и доятся... А в коровниках дырки. Есть дырки, а есть и дырищи. Холодина по коровнику гуляет... И куда же ты ту правду денешь — молоко ветер выдувает.
Не верите? Поверьте: у кого в коровниках тепло, у того и молоко!
Так вот утепляйте сараи и коровники.
Утепляйте — не пожалеете.
«ДА ОНА, ИЗВИНИТЕ, В ЮБКЕ...»
1
Если бы, говорю, моя бабуся встала из могилы, она сразу бы меня спросила:
— Петро, а что это за химера с хвостом? Такое крылатое...
— То, бабуся, не химера. То самолет.
— А что он — сеет или пашет?
— Нет, он летает. На самое небо поднимается.
— О боже! На самое небо?! — вскрикнула бы моя бабуся.— А кто это возле него вертится?
— То вертится Катерина, Катруся... Ваша правнучка.
— А чего она там вертится? Не думает ли на небо лететь?
— Думает. Думает и полетит. Ей-богу, полетит. Ведь теперь, бабуся, женщины глубоко ныряют и высоко взлетают. Всюду женщины наравне с мужчинами и новую жизнь строят и хозяйством руководят.
— Скажи же, внучек, что это такое сделалось, что женщина и управляет и руководит?.. Изменения какие-то произошли, что ли?
— Большие изменения, бабуся, произошли. Великая Октябрьская революция вольную, счастливую дорогу женщинам открыла.
2
Первые революционные дни в нашем селе. Первое крестьянское собрание. Впервые и животрепещущий вопрос поставлен: выбрать женщину делегаткой на районное женское совещание.
На первом собрании первое удивительное решение вынесли: «Ввиду того, что в нашем селе женская сознательность еще не поднялась на должную высоту, делегаткой на женское районное совещание выбрать осведомленного в женском движении Ефима Ничипаренко...»
Прочитав решение, председательствующий сказал:
— Может, у кого будет какая-нибудь другая кандидатура, то давайте.
Пауза. Потом:
— Да какая там другая кандидатура!.. Ефим вполне подходит...
— Пусть Ефим едет. Если не так, то у него есть жена. Она ему пояснит, какие на совещании узлы развязать, а какие завязать.
А где-то от самого порога:
— Мне можно внести предложение?
— Почему же... Конечно, можно. Вносите...
— Вот я стоял-стоял, слушал-слушал, да и подумал: чтобы на женском совещании никакого недоразумения не возникло, то, пожалуй, пусть Ефим сверху штанов наденет юбку...
Еще собрание, многолюдное, большое. Большевик-матрос Самойленко снял бескозырку:
— Товарищи, я предлагаю избрать в президиум женщину из бедного сословия Олену Деркач.
Ладур, крепенький, зажиточный хозяин:
— А что это — президиум?
— Это значит — избранные вами представители будут руководить собранием.
Молчание. Тихо. Вдруг голосина:
— Да она, извините, в юбке. Как же она будет руководить?
Снова тишина, и снова голос разорвал тишину:
— Это, значит, чтобы нами правила баба? Это же форменное издевательство!..
А молодицы — га-ла-ла:
— Какое издевательство?! Что вам юбка плохого сделала — хлеба не напекла?
А председательствующий:
— Кто за то, чтобы в президиум избрать Олену Деркач?
Женщины все «за», мужчины — нет, десять — «за», остальные — «против»:
— Чтобы я да руку за женщину поднял? Чтобы, значит, мной женщина правила? Да никогда!
Нежданно-негаданно от самой печки:
— Ну и потеха! Председательствующий:
— Позвольте? Какая потеха?
— Да как-то оно потешно... Если, говорю, мы начнем женщин во всякие президиумы выбирать, кто ж тогда нам будет борщ варить?
4
В президиум собрания избрали Олену Деркач. Пузатый Ладур:
— Царя скинули, а Олену посадили. Бабл во власть пошла. Конец света!
А по селу:
— Пойдемте посмотрим, как Олена Деркач в президиуме сидит!
— Да ну! В президиуме? Олена? Деркачиха?
— Ей-богу, Олена, ей-богу, Деркачиха. Сидит в президиуме, как королева!
5
Шли года, расцветало советское село. Расцветало и росло. Росли и люди.
В школе открытое партийное собрание. Особенное партийное собрание: впервые в нашем селе в ряды Коммунистической партии вступает женщина-крестьянка.
Председатель собрания:
— Товарищи, мы принимаем в партию женорганиза-тора села — Олену Павловну Деркач. Просим высказывать свои мысли и «за» и «против». Давайте, спрашивайте...
— Позвольте?
— Прошу.
— А разве в партию с детьми принимают? У Олепы же их четверо...
— Принимают. Кто еще просит слова?
— Я.
— Пожалуйста, говорите...
— Скажу: Олена Деркач хорошая женщина, аккуратная. Своих деток воспитывает и за чужими присматривает. Это так. Это правда. Так вот я и думаю: может, сначала пусть Петро, ее муж, вперед бы шел, а тогда уже и Олене открыть двери в партию. Ибо что ни говорите, а она таки баба. А это же дело серьезное!
Взяла слово и старейшая женщина в селе, Мокрпна Ганда:
— Люди добрые!.. И что там говорить... Олену нашу, все мы ее знаем. Знаем как облупленную. Это же она в селе переворот сделала. Издевается муж над женой, а она его за усы — не бесчинствуй! А ясли-то кто устроил? Олена! А детский садик?.. Олена наша дорогая его организовала и украсила... Так пусть наша Олена идет в славную Коммунистическую партию. Мы, женщины, всей душой за это голосуем.
6
Как в водовороте клокотала новая, социалистическая жизнь. Спустя много лет судьба забросила меня в колхоз «Завет Ленина».
Иду по чистой, ровной улице и встречаю Петра Деркача — мужа Олены Павловны.
— Здравствуйте,— говорю.— Вы как,— спрашиваю,— очутились здесь?
— Как? Разве вы не знаете?
— Не знаю.
— Да моя жена здесь председательствует. Она — председатель колхоза, а я — бригадир!
Заглянул я к своей землячке, как говорят, непрошеным гостем. Но немного ошибся, Олена Деркач встретила меня как желанного гостя, и пригласила поглядеть, как хлеба высокоурожайные колосятся, как кукуруза вверх тянется, как на щедро удобренных степях густо свекла растет.
Радуется Олена Павловна, радуются и люди, смеются и колхозные поля.
Потому что все растет, все цветет, все буйствует...
Хочется в этот раздел вставить одну интимную деталь. Пошли, сели мы под вербами компанией. Ну, известно, появилось и сальце, и чеснок, и то, о чем говорят: «Выпьем тут, на том свете не дадут...»
Предлагают Петру Деркачу чарку — отмахивается и руками и ногами.
— Капли,— говорит,— в рот не беру. На прощанье я и спрашиваю:
— Олена Павловна! Петро же вроде основательно закладывал. А вчера пригласили — отказался. Что? Н пьет водку, что ли?
А Олена Павловна шутит:
— Он же мой подчиненный... Так он не только водки, воды скоро не будет пить.
Училась женщина и выучилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33