Новеллы про химеры
рассказы
укр
МИНИАТЮРЫ С НАТУРЫ
Весна!.. Сколько в этом слове прекрасного, чудесного! Какие радости приносит весна человеку и какие же он муки терпеливо принимает, красуясь по-весеннему...
Вы бы увидели, какими перманентными железяками парикмахеры разукрасили голову моей жены...
Я глянул — застыл! Какая кара вавилонская!
Дома — разительная перемена! Кудрявая, пышная, и ни одного седого волоска.
— Полина,— спрашиваю,— у тебя вроде на голове были белые волосы?
— Тю! Такое выдумал! То у тебя, голубчик, у самого в глазах побелело!
Весна!
Весна —оно таки весна. И в хате, и во дворе, и на душе.
И по улице идешь — радуешься. Каждого встречного хочется ласково поприветствовать, теплое, приятное словечко промолвить:
— Будьте здоровенькие! Будьте веселенькие! Приходите на вечер юмора и сатиры!
Идем и встречаем девочку. Одна играет, потому что мама с соседкой разговорилась: какие фасоны носят ранней весной?
Девочке лет шесть. Одета красивенько, сама беленькая, хорошенькая.
Товарищ и спрашивает:
— Чья ты?
Девочка с любопытством посмотрела на нас. Товарищ снова спрашивает:
— Где твоя мама?
Девочка посмотрела более выразительно и ответила:
— Иди ты в баню!
Мама стоит, смеется... Умненькая доченька растет! Усвоила мамину науку...
Перед входом в кинотеатр — большая цветная афиша: «Первый весенний поцелуй».
Я стою в очереди в кассу и гадаю: на этот сеанс попаду или не попаду?
Подходят две девочки со стороны и кричат кассирше:
— Тетя Клава, нам два! В очереди:
— Девочки! Вечерние киносеансы вам посещать негоже! Ваш отец сам же это решение подписывал!
Старшенькая, двенадцатилетняя:
— Тато подписали, а мама и тетя Клаеа отменили!..
Хороша колхозная весна! И танцуют, и поют, и времени не теряют: удобрение на поля вывозят. Да видите ли — беда! — четырех хомутов не хватает.
Отправили в район Ефима Ефимовича:
— Поезжай, голубчик, хомутиков привези!
Жена и подходященькую торбу в дорогу снарядила.
— Куда ты накладываешь? Не на курсы, за хомутами еду.
А жена не слушает, кладет.
— Не перечь! Припомни прошлогодние чересседельники. То-то же!
Поехал Ефим Ефимович в район. Открыл первую дверь — первая и резолюция: «Выяснить, кто закрыл магазин!» Вторые двери —вторая резолюция: «Выяснили. Зав закрыл, а ключ в удобрении потерял». Третья: «Немедленно открыть!..» Четвертая, пятая: «Зава предупредить, а хомуты отпустить!..» Шестая, седьмая, восьмая... Ефим Ефимович везет в колхоз хомуты да и думает: «И хомуты хороши, и резолюции неплохие. Одно неясно: хомутов четыре, а резолюций восемь...»
Хата... Возле хаты садок. Хорошенький. Расцветает... Пчелки летают, гудят, а кум с кумом пьют и пьют... Прибегает жена, с ухватом прибегает...
И ухватом толкает, и словами укоряет;
— Куда ты ее хлещешь? С самого утра сосешь и сосешь... Как ты ее глотаешь, такую вонючую, бураковую?! Посмотри, вон у тебя уже из головы ботва растет!..
Муж потрогал голову: боже праведный! — вместо ушей бураковая ботва растет!
Ох!.. Какая же чудесная свадьба весенняя! Представьте себе на минутку весеннюю свадьбу! Солнышко сияет, соловей поет. Музыка, танцы,.. Выкрики: «Горько!..»
Жених и невеста стыдливо целуются. Ей-ей, величественна людская красота!
На свадьбе, о которой мы рассказываем, одна только была беда: у молодых не гармонировали года. Жениху — пятьдесят пять, невесте — двадцать пять.
Но ничего. Возраст не помеха, целуются на свадьбе хорошо.
Поцеловались, а кто-то и спросил жениха:
— Дермидор Дермидорович, а как же ваша дорогая Надя?
— Какая Надя? — ошеломленно переспрашивает жених.
— Надя! Ваша жена!.. У которой — Гриць, Петрик, Катя и Варя!
Ох, какие каверзные люди! Спросили и весеннюю свадьбу испортили.,.
КАК ГОЛОВА ГОЛОВЕ ГОЛОВОЙ ГОЛОВУ ПРИГНУЛ И СТУКНУЛ
Рассказ наш короткий и простой. Просто и начинаем: в одном хорошем селе и на виду у хороших людей на дверях клуба довольно долго висел замок. Маленький. Новенький. Кругленький.
Висит и висит. И никакой мороки. Приехала кинопередвижка— замок сняли. Уехала — замок повесили. Со временем кто-то спохватился.
— Братцы! — закричал.— Почему это на дверях уважаемого сельского культурного учреждения висит маленький замок? Давайте,— говорит,— прицепим большой! Тогда здоровенную железяку смогут увидеть не только сельские руководители, а и районные. А если протрет глаза, то сможет узреть и сам голова — председатель правления клуба. У меня,— говорит,— есть предложение: к клубному фасаду большой замок приладить!
Приладили. Хоть удивляйтесь, говорим, хоть не удивляйтесь, а большой замок первым заметил отец пресвитер. На мотоцикле подкатил, радостно висящую железяку поцеловал и молитвенно прошептал:
— На тя уповаю. Виси, благодетельная железяка. Просили тебя, о боже всевидящий, сотворить чудо, и ты, милостивый, соблаговолил: в культурном селе культурную единицу развалил. Слава в вышних богу! Аминь!
Вдруг — бах!—телеграмма. Нам сообщали: «На клубные двери два замка привинтили. Спасайте!..»
Мы сразу куда? В районный отдел культуры. Имели намерение караул кричать. Но нас тронули за рукав. Звеньевая из того села смекнула.
— Что вы, что вы! — крикнула.— Какая вам разиня такую странную телеграмму бухнула? Пишет — два замка на дверях висят? Ей-богу, он не туда глазами смотрел.
— А в чем дело? — спрашиваем.
— А в том... На нашем клубе уже три месяца не только замков, но и самих дверей нет!
Поехали мы тогда на место происшествия. В самом деле — село хорошее, цветущее. Хаты чистенькие, улицы ровненькие. В селе есть больница, школа-десятилетка, электростанция, радиоузел... А клуба нет. Собственно, есть, но он набок накренился.
Бросились к дверям — нет! Двери для курятника забрали. А окна с рамами, по строго установленному лимиту, знакомым раздали.
Мы к людям — почему, что, как?
— Да как же,— говорят,— второй год небесные воробьи на сцене летают. Славословно декорации обрамляют...
Пошли мы к голове сельсовета, а с ним направились к голове колхоза, а потом к голове потребительской кооперации и уже все вместе бодро двинулись к голове правления клуба.
Собрались и, как водится у добрых людей, сели за круглый стол.
Первым произнес речь голова сельсовета:
— Товарищи! Обещаю клуб отремонтировать. Уверенно говорю: наш клуб засияет огнями, зазвенит песнями и музыкой заиграет. Клянусь, сельсовет поможет!
Голова колхоза выразительнее обещал и громче кулаком по столу стучал:
— Клуб, товарищи, наше духовное украшение! Без обмана скажу: мы в зал стулья поставим, сцену оборудуем, окна вставим... Библиотеке две комнаты выделим, читальный зал отгрохаем... Натопим, аж... аж... Аж окна засмеются...
Голова кооперации скромнее обещал:
— Книг для библиотеки приобретем. Журналы и газеты выпишем. Пусть люди читают, пусть знания приобретают.
Приятную речь произнес и голова правления клуба:
— Замки я немедленно снимаю и на веки вечные в мешкотару прячу!
Короче говоря, все головы клуб на ноги искренне поставить обещали и свои клятвенные обещания сполна в протокол записали.
Прошел день, неделя, месяц... Один месяц, другой... Получаем из кип же села удивительное письмо. Пишут:
«Зашел голова сельсовета в библиотеку, а там —собачий холод. Постучал-постучал голова сельсовета зубами — и скорее к голове колхоза:
— Друже, не выматывай души! Говори —ты обещал окна вставить? Ты кричал — пусть будет тепло в библиотеке?
— Я!.. Так я что же... Я же давал... Я же материалы отпускал...
— Кому? Когда?
— Голове кооперации...
Вдвоем побежали выяснять: где окна, где газеты, журналы?
Словом, все вышеупомянутые головы собрались в холодном клубном зале. Начали выяснять: кто кому на окна давал, кто кому утеплять библиотеку поручал.
Выясняли и выяснили: голова колхоза головой голову кооперации —трах! — я же тебе на окна давал, я же тебе стулья перебрасывал...
А голова кооперации головой голову правления клуба— раз! — я же тебе окна и двери передал... Где они?
— Кто?
— Да кто — окна!
— Да какие?..»
Вот какие фокусенции случаются, когда на клубных дверях огромные замки болтаются.
Вы спрашиваете: в каком это селе такое диво случилось?
Да в каком? Поищите... Может, и в вашем районе такое чудное и грустное бывает.
ПУСТЬ РАСТЕТ!
1
Так вот, значит, взяли мы лопаты да и накопали ямок. Порядочно накопали. И много, и хорошо, и глубоко.
Посадили в те ямки молоденькие деревца. Засыпали корешки землей и сказали — точка! Пусть растут!
Принялись деревца... Замахали веточками, затрепетали листиками. Вверх начали тянуться стройные ростки.
А чтобы ни коза, ни поросенок или еще какая-нибудь скотина с копытцами туда не полезла, эти деревца предусмотрительно огородили новенькой, крепкой оградой.
Пусть никто не скачет и зеленых веточек не ломает!
Пусть молодое дерево растет, расцветает!
Кажется, на этом пункте можно и закончить наше деловое заседание. Так нет же, есть еще такие завзятые ораторы, которые провозглашают: «озеленить», «посадить», «охранять», «будем заботиться», «будем следить», а выскочив за порог, обо всем этом начисто забывают и со всего разгона начинают через ограду перескакивать.
Прыгают по «текущим делам»...
Во многих городах и селах нашей великой Советской Украины чудесная молодежь густо насадила каштаны, и тополя, и берестки... Посадили, оградили и написали: «Ходить и лазить через ограду не рекомендуется».
А вот нате вам, Клеопатра Серафимовна, солидная дама с солидной походкой, ножками топает к универмагу и, простите, шпарит прямо через ограждение.
— Клеопатра Серафимовна! Выше ногу поднимай-т е — дерево сломаете!
А Клеопатра Серафимовна выше не может поднять— мода не позволяет. И трещит ограда, и падают на землю веточки, нежненькие, зелененькие.
А то еще и так бывает:
— Оксана! Эй, Оксана! Иди сюда! Сама иди и мешки тяни. Тут хоть какой-нибудь холодок.
Мешком на тоненький ствол напирают. Да чего греха таить, порой и поясницей налегают...
А деревцо еще молодое, хрупкое—тресь!
— Тю!.. Я вроде не очень и налегала, а оно, вишь, треснуло.
Я слыхал, что тогда рекомендуется брать в руки вот тот сломанный дубок да и по пояснице. Раз вдоль, да раз поперек...
2
Что и говорить — факт! Много садят у нас молодых деревьев. И фруктовых, и берестовых... Но, по правде говоря, немало тех посаженных деревьев ломают и уничтожают...
Путешествовали мы как-то чудесными дорогами, что так густо промережили нашу великую Родину.
Ехали автобусом. Пречудесный агрегат автобус. Места мягкие, окна светлые. Смотришь сквозь автобусное окно и радуешься: колышется густая озимь, желтеет высокая рожь. Слева яблоньки вас встречают, а справа— вишенки.
Остановка. Выходят пассажиры напиться воды. Напились и увлеченно любуются природой: как много ягод растет у дороги! Маняще на веточке ветерок их качает, колышет...
А из садочка выходит дедусь. В руках длинная дубинка. И дубинка длинненькая, и дедок высокий. Симпатичный дедусь. Вежливо здоровается и тепло спрашивает:
— Здравствуйте, Дай боже счастливо ехать. Вы, извините, по каким делам? Шефы или экскурсия?
— Да мы... Водички сошли попить.
— Ах!.. Оно конечно... в дороге... Пейте на здоровьичко. Только вода там вон, под вербами. Планировали колодец возле вишен... так... Оно ведь как вам сказать: автобусов много останавливается...
Не вышел бы тот симпатичный дедусь, не взял бы в руки дубинку — готово. Полезли бы в автобус и красненькие ягодки и зелененькие веточки.
К великому сожалению, в дороге ягоды рвут с ветками.
Много деревьев портят и по милости божьей...
Скажем, идет вербная неделя. Та вербная суббота, когда ломают и вербу, ломают и лозу.
Наломали. Связали. Понесли к церковке, святой водичкой побрызгали. Покропили. Покропленной вербой можно глушить свата или брата. Смело можно любому залепить по уху и:
— Не я бью, верба бьет!
Мне в молодости такой вот освященной вербочкой как дали по затылку, так я долго чесался. Никак не разберу— где вербы шумят, а где церковные колокола гудят.
А что делается на троицу? Ох, и трещат тогда бедные деревья!
К образам надо? Надо. Поднавесы украсить стоит? Стоит. У ворот хоть маленький клен поставить надо? Надо.
Над свинарником пусть дрожит осина?
Э, нет, осина не годится.
— Алена! Осиной свинарника не украшай. Слышишь, Алена, осины не ломай! На осине Иуда повесился! Клен ломай!..
Мы, конечно, и за осину, и за явор, и за клен... И за грушу, яблоню, абрикос... Не ломайте! Пусть растут!
ПАПА УЧИЛ СУБЪЕКТИВНО, МАМА-ОБЪЕКТИВНО
I
Слава богу, вырос. Стукнуло двадцать... Оглядываясь на пройденные бурные юношеские годы, честно скажу— школьные годочки весело пробежал. Проскочил — даже эхо по школе прокатилось. Все ходуном ходило.
Шумно садился за парту, шумно на ней подскакивал, штаны протирал, понос вверх не задирал. Не задавался...
Сам не любил курносых, не любил и задавак.
Бывало, намекнет Жора: «Сема! Смотри не прозевай. Твоя жертва рядом. Гляди — у дверей торчит кривляка-задавака! Горячий... Пятерками чванится... Плесни на голову чернил, пусть остынет!»
Украдкой выплеснуть чернильницу мне, верно, на роду написано. Плесну — до капли выплесну, и я не я, и рука не моя.
Ошеломленный чернильным ливнем, горделивый задира сразу каменеет. Вытаращит глаза и удивленно смотрит на потолок: из какой тучи на затылок брызжет густой фиолетовый дождь?
Он растерянно черные пятна трет-вытирает, а на нас с Жорой очередной стих находит: кому из задавак п^ ложить самую замысловатую свинью?
В школе шум, гам, позвали отца. А отец по телефону передал резолюцию мамусе: «Выясни!»
Мой отец к оценке за поведение подходил административно и объективно. Снимал ремень и давал мне нюхать. Да еще и грозно шумел:
— Не тот конец нюхаешь! К этому кончику притронься носом!
Выполнив все эти воспитательно-семейные формальности, отец переходил на более ласковые тона:
— Садись, сукин сын, к столу. Люба! — звал маму.— Подай стаканчик... Пусть, глупенький, глотает и в науку с головой окунается.
Мама воспитательный вопрос ставила острее — более решительно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33