https://wodolei.ru/catalog/unitazy/Santek/boreal/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

На классы болельщиков: «А», «Б», «В», «Г», «Д».
Класс «А» собирается на матч торжественно и к стадиону подъезжает солидно, в такси.
Класс «Б» шагает пешочком. Это самый многочисленный класс болельщиков. На матч отправляется компактно, гурьбой. Отправляется в компании: по три, по пять и даже по двадцать пять человек...
Одна бабуся смотрела-смотрела и говорит:
— Куда это столько народу идет? На уборку, что ли?
— Да, да, бабуся, угадали: на футбольную уборку спешим.
Болельщики класса «А» и «Б» — самая мощная когорта болельщиков. Это, так сказать, застрельщики бо-лельщицкого движения.
Болельщики класса «В», «Г» и «Д» возникли несколько позднее. Возникли на почве отчаянной любви к футболу. Болельная тропа их довольно тернистая. Все в напряжении ищут: где бы найти такую дырку, куда бы лучше всего просунуть свои будущие футбольные ноги?
Просунув туловище, эти болельщики затем лихо пропихивают и пятки и то, что выше пяток...
А раз пролезло и то, что выше пяток,— они на футбольном поле равноправные болельщики.. Вопят, орут: «Нога!.. Рука!.. Судья!..»
Болельщики класса «В», «Г» и «Д» действуют согласно неписаному спортивному тезису:
Класс «В» — «Возьмите и меня с собой. Возьмите, дяденька! Возьмите и проведите...»
Класс «Г» — геройски хватает любую тетю за юбку и геройски при входе доказывает: «Это моя тетя! Ей-богу, моя!»
Класс «Д» — «Да куда он делся? Вертелся, крутился и провалился? Между ногами прошмыгнул чертенок!..»
Сочувствовал я очень этим малолетним болельщикам. Брал за руку маленького болельщика и заранее кричал! «Внука веду!»
Мне завидовали:
— И много же у вас внуков. А внучки есть?
— Конечно, говорю, есть. Только они еще не умеют кричать «Судью на мыло!»
Ширится футбол, растет и пламенная любовь к футболу.
Как-то я заглянул к одному довольно высокому и весьма симпатичному начальнику.
Зашел к нему, чтобы утвердить командировочные, поскольку эти командировочные просили — утряси нас
Наложит начальник вот этак резолюцию,— значит, разрешит проезд в мягком. А если вот так — и пешком не разрешит.
Начальник сразу четырех посетителей принимал и сразу по четырем телефонам разговаривал.
Я уселся поодаль, на диванчике, и перелистывал спортивную газету.
Листаю, листаю и читаю вслух:
«Команда «Динамо» (Киев) победила команду «Локомотив». Счет 2:1».
Читаю дальше:
«...Воинов блестяще отбивал настойчивые атаки. Ловко, мастерски парировал мячи в самых острых ситуациях...»
Услышав, что я читаю о футболе, симпатичный начальник вскочил, подбежал ко мне, нежно взял за обе руки и тепло пригласил:
— Прошу вас!.. Прошу поближе к столу!
В интонациях начальника послышались ласковый укор и особенное внимание.
— Тоже выдумал! Сел и сидит себе где-то на диване, в углу. И хоть бы что... Подумайте, товарищи, что делается? В наш век, в наше время человек с таким кругозором молча сидит в уголке. Да разве тут вам сидеть?! Вот где вам сидеть! В кресле сидеть. Рядом садитесь!
Он повернулся к посетителям:
— Извините, друзья, но я слишком занят. Загляните через часок, охотно приму вас. Ей-богу, простите! Мне необходимо с этим товарищем по серьезному делу поговорить.
И снова обратился ко мне:
— Должен признаться, я вас сразу раскусил, по голосу догадался: на диване сидит какой-то особенно приятный человек. Вот ей-богу! Да... Безусловно, Воинов — исключительный мастер. Он так ловко берет мячи, даже сердце радуется. Противники уже кричат: «Штука!» А Воинов хвать — и штуки уже нет. Полина Ивановна! Пожалуйста, принесите нам чайку с лимоном. Одну минуточку! И пирожных прихватите. Хочу угостить хорошего человека. Да!.. А центр «Динамо» как мяч гонит!.. Коля хватает мяч и, сукин сын, никому не дает, из-под своих ног не выпускает. Вы никуда не торопитесь? Мы в перерыве забежим в буфетик. На минуточку заскочим. Да!.. А Петя? Кто Петра обведет? Да никто! Виртуоз!
— И Петра,— говорю,— и Васю никто не обгонит.
— Верно, верно... Кого, Васю?.. Да боже сохрани! Еще такой человек не родился, чтобы Васю обогнал. Да!.. Вы знаете, какая это все-таки радость встретить культурного человека. Едва только вы скрипнули дверью, верьте не верьте, а я сразу подумал: «Да!» Вот именно, да! Вот именно вы тот, с кем приятно поговорить. Какие курите папиросы?
— Я курю сигареты «Новость». Начальник снял телефонную трубку:
— Сережа? Заходи-ка, голубчик, ко мне. Вошел молодой парнишка:
— Я вас слушаю.
— Дорогой, золотой... Не в службу, а в дружбу, сбегай к Остапу Тарасовичу, попроси парочку сигареток «Новость». Да! Вы заметили, как хавбек Диденко мячиком играет... А как он головой хватает...
— А как пасует,— добавил я.— Какие у него броски!
— Да, да!.. Вот, вот!.. Лев!.. Диденко — Пете: «Хватай!» Петя Васе — бах! Смотреть любо-мило. Спасибо вам. Спасибо, что зашли. Порадовали вы меня. Ей-ей, утешили. Нет, мы, должно быть, не пойдем в буфет. Прошу ко мне домой. Моя Леонтьевна болельщица высшего класса. Она будет вам рада-радехонька. А каким борщом угостит — аромат!
Я встаю и прошу:
— Командировка у меня. Вот тут, видите, неясность..
В мягком или купейном?.. Или?.. А если в международ ном, то какая категория.
— Какая там неясность?!. При чем тут «или»?.. Вам ведь нужно сходить и в театр, и в кино, и на футбол..,
— Дважды,— говорю,— на матчах был.
— Какие могут быть разговоры. Давайте!
Вот так, значит, встретились настоящие почитатели футбольного искусства.
Любим мы и уважаем футбол и просим футболистов:
— Играйте и радуйте нас. Играйте на высоком культурном уровне. На уровне мастеров.
Тактично и корректно играйте.
Чтобы, значит, во время игры «ножки» не подставляли.
Чтобы не в колено, а в мяч бутсами попадали...
И вообще искренне рекомендуем; носите колени и поясницы целыми, носите на поле, носите их целенькими и с поля.
Будьте взаимно приветливы и вежливы. И мы, болельщики, будем сердечно и тепло вас приветствовать,
б
КУРИЦА-ПТИЦА СЕРЬЕЗНАЯ
До чего живописно наше 'колхозное село Мандрики. Хаты беленькие, тополя стройные, высокие... И сады расчудесные. Каких только фруктов нет в этих садах.
Идем мы зеленой улочкой и встречаем тетеньку.
— Здравствуйте. С праздником, будьте здоровы,— говорит она.
— Здравствуйте. И вам того же. Далеко до вашей птицефермы?
— Э-э... Это вы, голуби мои, не туда идете... Вам надо сюда... Отсюдова и дотуда... А оттудова туда... А там увидите школу. Пройдете оттудова, а потом вот так... Никуда не поворачивайте и все вот так... Влево, влево, мимо больницы и выскочите на гору. На горе стоит Дом культуры. От Дома культуры спускайтесь вниз, до самого яра... Идите яром, яром, яром... А там стежка такая... Вам эту стежечку и малое дите покажет. И спрашивать'йико-го не надо. Идите прямо. Видите вон ту хату с зелеными окошками?.. Куда вы смотрите?.. Вот сюда поглядите.,. Там Домаха, наша звеньевая, живет. Первая хата — Филимон. Другая — Варивон. А третья, с зелеными окошками— Домаха, Сразу за Варивоном, он на той неделе сына женил... Максима. С действительной пришел. И меня позвали на свадьбу,— спасибо им. Хоть я им такая же родичка, как и вы. Максим сразу узнал меня. «Здравствуйте, говорит, тетка Килина. Садитесь рядом со мною». Воспитанный. Взял он Оверкову Галю. Она у нас и делегатка и депутатка. Золото девка. Умненькая и красивенькая. Тьфу! Заморочила вам голову. Ох! Может, вы еще и не завтракали? А я тут болтаю. Растарахтеласьна дороге. У меня же сегодня пироги. Не отказывайтесь, заходите, заходите... И рыбы нажарила. Карпов. Ей-богу, заходите. Это нашему звену всяких премий понадавали. Сюда идите... Сюда. Я напротив Домахи живу.
Зашли. В хате нарядно, приветливо. Мебель хорошая, радио поет. На столе и в шкафу книги.
— Это моя Оленка всякие науки изучает. После десятого класса пошла дояркою, а книг не бросает. Вы, наверно, издалека? Так хоть и из далекого края, а Домаху, нашу звеньевую, должны знать. Ее вся округа знает/ Вы ешьте, ешьте... Я вам еще пирогов подам. Слава богу, есть чего и поесть, есть чем и человека угостить. Ой, я вам все такое говорю. Спасибо, что хоть слушаете. Я же в звене Домахи состою... На бураках трудимся. Господи! Чего вам, наверно, не приходится выслушивать. Тот вам рассказывает, тот поясняет... У нас говорят — «повезло теткам». Это нашему звену, значит. Что бурак!.. Посади, мол, сделай прополку, он и сам вырастет. А мы ведь посадили восемь гектаров в долине и два возле верб... Взошел бурак, который у верб... Взошел и увял. Приходим, смотрим, а он головки склонил... Что делать? А тут еще погода испортилась... Холодина такая пошла...
Не вам мне говорить,— бывало, ночами не спим, все гадаем, как посевы спасти... Ешьте, ешьте, не стесняйтесь... Пирогов хватит... Подпушили мы свой бурак, подкормку сделали... Еще раз подкормили, еще раз подпушили, чтоб вокруг него земля была мягкой-мягкой... И что вы думаете, начал наш бурак подыматься... Поднял, как говорят, уши и сам поднялся... Такой уродился — хоть на выставку его вези...
Насмешников зависть взяла. «Смотрите, говорят, сколько бабы заработали. Тут что-то не то».
«Помилуйте, —отвечаем.— Как это не то? Вы с утра на базар едете торговать, а мы, еще солнце не взошло, уже на бураках работаем, прополку делаем».
...Значит, так... Мимо Домахииой хаты огородами, огородами, огородами... Вот так, прямо, прямо...
По точным указаниям гостеприимной колхозницы — «отсюда и дотуда и отатечки» — мы и дошли до птицефермы.
Расположилась птицеферма в тихом, огражденном самою природою живописном уголке. С одной стороны гора, с другой — гора и с третьей — тоже гора. На взгорье сад. Чуть выше — рощица. Внизу небольшой пруд. Хороший пруд, глубокий. В этом пруду и полощется разная водоплавающая... А вокруг рощицы и сада по низине разгуливает «сухопутная» птица — курочки. Шумит пернатое «поголовье». Шумят пепельные, рябенькие и беленькие. Квохчут, кудахтают и кукарекают, как положено.
—( Галя,— зовет Таврило Васильевич,— возьми карандаш и записывай.
Таврило Васильевич — завфермой. Галя — его помощница. Гаврилу Васильевичу шестьдесят с гаком. Гале— восемнадцать. Пришла Галя на птицеферму сразу после десятилетки.
Взяла? Пиши. В правом флигеле — две тысячи двести... Написала? Во флигеле у пруда — три тысячи сто... Есть? Пиши дальше. В новом кирпичном — три тысячи.
— Восемь тысяч триста, Таврило Васильевич!
— Погоди! А на деревьях записала? На деревьях ночует сто двадцать две... До самых морозов на деревьях ночуют. Галя, а та хохлатка до сих пор на дерево ле тает?
— Летает, Таврило Васильевич.
— Допиши... Сто двадцать две плюс хохлатка. Это куры. И гусей пятьсот, уток шестьсот... Слышите, на пруду— гел-гел-гел. Курица — птица смирная. Тихая. Бывает, что и она кричит. А раз кричит, то недаром. Либо яйцо снесла, либо ее обидели. Может, не накормили, не напоили. Да! Курочка любит, чтоб ее ласково подзывали: «Путь, путь, путь...» Чтоб ее просом, ячменем или вареным картофелем кормили. Да! И соль уважает. И мел любит... И песочек следует ей подсыпать. И черепашку дай ей... Все в пропорции и вовремя. Тогда курица настоящая получается. Яйценосная. Тогда не нужно беспокоиться, и щупать ее не требуется, сама яичко принесет.
Да! Не щупать надо, а следить — всего ли ей дадено вволю. А то что получается?.. «Дядя! Вы не видели мою рябенькую?» — «Видел,— говорю,— за селом бегает, провиант добывает».— «За селом? Куда ее холера понесла. И нашла дорогу, чтоб ты сдохла!»
Бродит бедная курочка где попало. Хватают ее, на руки берут, и начинается словесная баталия: «Что же вы, кума, моего петуха заманиваете?! Третью курицу щупаю, и все без яичка».— «Я — вашего петуха? У меня, кума, нет вашей привычки. Не успел мой Василь выйти из хаты, а вы сразу: «Добрый вечер, кум!» — «Это я сказала «Добрый вечер»? А вы слышали?» — «А вы, кума, не кричите... щупайте, щупайте себе .. У вас есть свой петух».
Таврило Васильевич демонстрирует птичье хозяйство,
— Вот здесь главный питательный провиант: кукурузные отходы, пшено, картофель... Здесь черепашник, песочек... А это часы. Курица понятливая птица, по часам встает, по сигналу засыпает. Деликатная птица. Пришло время завтракать, обедать — она на месте. Да-да!
— Гаврило Васильевич, а как ваши несушки яйце-носят?
— Дай бог всем... За лето... Галина! Сколько за лето каждая несушка принесла?
— По сто шестьдесят два яйца...
— Слыхали? Сознательная птица... Правильная, прибыльная... Большой доход дает колхозу. Скояько мы государству сдали курятины?
— Двадцать девять центнеров.
— Вот какая курица птица! Серьезная.
— Гаврило Васильевич, а что это за новые кирпичные строения па горе?
— Фермы. Вон там коровы, в тех свиньи, а дальше овцы. У них такая механизация — куда там! Электрика работает. А вон то высокое здание — клуб. Для доярок. Были мы на областном слете, нас и пристыдили. Говорят: «Одеты как инженеры... На доярках шелка, а про культуру забыли...» Критику приняли и специально для доярок клуб построили. Там теперь так танцуют, так поют, чистые артисты...
— А давно действует электродойка?
— Давненько. Чтоб не соврать, года три... Сперва доярки стеснялись, не верили: «руками, говорят, лучше доить». А потом привыкли, одно удовольствие...
— А кур не хапают разные коршуны, лисицы?
— Что вы! Мы их из ружья... Заявился к нам один хорек... Видный такой мужчина... Круглый, роскошный. Любитель курятины. Рассказывал, будто его на какой-то базе снабжения не поняли... Тогда он на низовую работу спустился, грехи свои исправлять на... курятине.
А меня то сюда, то туда вызывают... В район, в область. Требуют, чтоб я рассказал, каким зельем я кур привораживаю. А моя помощница — молодая еще, несмелая дивчина... Придет сюда тот хорек, при галстуке, при портфеле, и приказывает Гале: «Лови вот ту беленькую».— «Вы что... это же несушка».— «Лови, тебе^ говорят».
Как-то я поймал его:
«Несушек, говорю, вам подавай? А кто яйца нести будет?» А он, такой гордый, важный, отвечает
«Я ваше руководство. Я буду...» «Вы?..» Ну я палочкой и замахнулся... Ноги его больше тут не было. Слышно было — куда-то его передвинули... Может быть, на гусиную ферму.
Мы же главным образом кур выращиваем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33


А-П

П-Я