— Через окно!
Реэт впереди, Йоэль следом за нею, так неслись они словно ветер по мокрому полю клевера. Но где же веточка, которую нужно бросить, чтобы перед преследователями вырос лес? Где капля воды, которая должна превратиться в озеро? В темноте, казалось, кто-то действительно пыхтел, настигая их. Куда бежать? Крест святой, как спастись? Влезть на эту березу! Одинокая раскидистая береза стояла на холме — туда, туда! Уже Йоэль подсаживал Реэт на нижнюю ветку, уже влез и сам. Задыхаясь, сдерживая дыхание, с бьющимися сердцами слушали они, не догоняют ли уже преследователи, не впиваются ли их клыки в ствол дерева.
— Вы видите эту тучу, это они! Туча опустится и потопит нас вместе с березой!
Они знали, что все это только игра, но Реэт в страхе прижималась к Йоэлю, даже залезла ему под полу пиджака и, выглядывая оттуда, шептала:
— Мне страшно, мне, право, страшно!
Она даже задрожала. Йоэль попытался успокоить ее, но и сам заразился ее страхом.
Со стороны дома донеслось ауканье. Это добрый, бесконечно добрый дух звал их, предлагая приют двум бесприютным, залезшим на дерево путникам. Они слезли, всей душой радуясь, что существует добрая волшебница, которая накормит их волшебными кушаньями, даст им пуховики для сна, наколдует им хорошие сны...
Но колдовские слова доброй волшебницы не принесли хорошего сна, заглушенные голоса неслись ночью из одной комнаты в другую, трещали полы, и кругом реяли духи. Только к утру, когда начало рассветать, в комнатах стало спокойнее.
Так как дождь прекратился и ветер утих, Йоэль отправился за лодкой. А Реэт поспешила к озеру, разделась и, хотя было еще холодно, прыгнула в воду, чтобы раньше Йоэля доплыть до лодки.
Из-за этой смелой проделки у нее потом два дня была лихорадка.
Кики, которой приходилось быть свидетельницей всей этой игры, не могла развеселиться даже тогда, когда ее втягивали во все эти шалости. Странное дело, к Реэт ее дружба, правда, охладела, но за Йоэля она все же радовалась, потому что ему ведь было хорошо. И когда сердце Кики подчас болело, то и боль эта была сладка, потому что ее причинял Йоэль. Она прощала ему все, она ничего не могла поделать, — думая о Йоэле, она всегда теряла свою волю. Не требовалось большой проницательности, чтобы понять взаимоотношения Йоэля и Реэт, но что делать, язык не повиновался, чтобы сказать Нийнемяэ правду! Когда она побывала в городе, ей удалось намекнуть ему только на то, что супруге его хотелось бы чаще видеть его в деревне.
Как только погода немного разгулялась, Нийнемяэ поспешил в деревню. Из боковой коляски его мотоцикла был вынут большой сверток с ранней зеленью, которую рано утром закупили на рынке служанка вместе с барышней Розалиндой. Не был забыт и купальный халат, потому что уже наступала пора купания.
Реэт, ожидавшая приезда Йоэля, вначале была весьма разочарована, но вскоре справилась с собой. Надо_ было только поспешить к озеру, чтобы вовремя известить Йоэля, если случится, что он приедет из города. Она боялась лишь одного: если Йоэль не сможет встретиться с ней, он рассердится и надолго уедет в город. Поэтому она лихорадочно придумывала, как бы встретиться с ним сегодня хотя бы на полчаса. «Ильмар устал от поездки, — думала она, — он скоро ляжет спать, и тогда... хотя бы на десять минут...»
Уже дома Ильмар облекся в свой сине-красный купальный халат и надел на голову белую дачную фуражку с длинным козырьком. Он не забыл даже зеленых очков. Жена его в тонком цветастом платье, надетом поверх красного трико, с большой простыней под мышкой возбужденно семенила рядом, еле прислушиваясь к рассуждениям мужа насчет освящения дачи и гостей, которых нужно будет пригласить на эту церемонию. Реэт соглашалась со всем, своих особых желаний у нее не было.
Когда за холмом показалось озеро, пастор остановился в своей купальной ризе, сложив руки на животе. Если бы не очки и фуражка, то его, с его сандалиями и благостным выражением лица, можно было бы принять за святого, который собирается сказать проповедь своей невидимой пастве о красоте божественной природы и ее глубоком смысле.
Реэт побежала вперед, он медленными шагами шел за ней. Торопиться не было смысла, только вспотеешь. Жирку накопилось уже немало и на животе и на загривке, и это, создавая потребность в покое, порождало влечение к подушке, к мягкой постели и к лежачему положению. К тому же эта быстрая ходьба вверх и вниз по холмам утомляла икры, как бывает иногда во сне, когда ляжешь, скрючив ноги так, что они принимают положение полусогнутых лезвий перочинного ножа. Нет, торопиться не имеет никакого смысла.
Место для купания находилось несколько поодаль от дачи, среди кустов. Реэт расстелила простыню, но так, чтобы ее не видно было с того берега, а то это белое пятно тотчас же явилось бы сигналом для Йоэля. Оставив Ильмара принимать солнечную ванну, она через голову стянула платье и, проделав несколько движений, бросилась в воду.
Скоро она была уже возле дачной лестницы, где привязала лодку к кольцу слева.
В окне Йоэля незаметно было еще никакого сигнала, — как видно, автобус опять опаздывал.
Плывя обратно, Реэт была уже гораздо спокойнее. Ильмар поджаривал себя то с одной, то с другой стороны, жара хорошо прогревала кости, не хуже полка соэкуруской бани, где они подчас соревновались с отцом, нахлестывая себя горячими вениками. Ильмару нравилось, когда Реэт, выходя из воды, в шаловливом настроении садилась на него верхом, шлепала его по спине, теребила за уши и щекотала подошвы. Утомившись возней, Реэт, наконец, клала голову на спину мужа и тоже грела колени на горячем солнышке.
— Знаешь, Ильмар, кого мне часто приходилось встречать здесь? — начала Реэт свою исповедь, потому что было все же лучше предупредить возможность сплетен. К тому же в таком положении, лежа на спине, разговор казался беспредметным, как бы направленным в воздух.
— Ну?
— Архитектора! Йоэля Хурта! Ты и не представляешь себе, насколько он серьезно относится к постройке этой дачи.
— Я всегда говорил: славный малый. Беспокоится больше, чем надо.
— Да, но мне кажется, что он не только ради дома...
— Ради чего же?
— Когда Кики поселилась там возле мельницы, то и он снял себе комнату на той стороне озера. Там он и останавливается, когда приезжает из города. И оба ведут себя так таинственно...
— Ах, пустяки! — небрежно проронил Ильмар, как бы махнув рукой, чего он, однако, не сделал из-за лени. — Я не верю, что Хурт интересуется Кики. Это все сама Кики. Когда она последний раз была в городе и мне рассказывала, как вы там вместе варили эту щуку...
— Вот как, значит, ты уже знаешь? А я как раз собиралась рассказать тебе, как я схватила свою маленькую лихорадку.
— Это с их стороны было все же мило, что они не отпустили тебя домой вечером, в дождь. Ты бы насквозь промокла в лесу и основательно простудилась... Могла даже воспаление легких получить. В другой раз будь осмотрительнее и не занимайся своими глупостями в такую ужасную погоду. Ведь лодка могла опрокинуться...
— Но я умею плавать.
— В такую бурю лодку могло отнести на тот берег, и тебе пришлось бы под дождем пройти эту длинную дорогу. Счастье еще, что ты попала к Кики. Да, насчет Хурта, но я не верю, что он ради Кики...
— Но ради кого же? — испугалась Реэт.
— Правда, Кики сама утверждала это, но я ей что-то не верю. Хурт не мальчишка, чтобы бегать за каждой юбкой. Впрочем, я-то знаю!
— Что ты знаешь? - с дрожью в голосе спросила
Реэт.
— Кики сама по уши влюблена! Когда она мне в городе рассказывала обо всех этих приключениях, она то и дело повторяла его имя, все Иоэль да Йоэль...
— Не верь женщинам! — ответила Реэт, подавляя свое волнение. — Кики не так глупа, как кажется. Твердит все Йоэль да Иоэль, а сама дожидается возвращения Рыйгаса, да, Рыйгаса. Мы, женщины, в этих делах наблюдательнее. Это именно Йоэль влюблен в Кики! Я замечаю это по каждому взгляду, по каждому слову, когда он с Кики или когда говорит о ней.
— Вот как! — протянул Ильмар в ответ. — Ишь старый холостяк!
— Какой он старый холостяк, — прервала его Реэт, как будто Йоэлю была нанесена обида. — Он же гораздо моложе тебя.
— Ну ладно, ладно, — примирительно ответил Ильмар. — Я хотел сказать, что он как раз в таком возрасте,
когда мужчины чаще всего приходят венчаться, так лет тридцати или около того.
— Ах, ты смотришь на жизнь всегда только с точки зрения крестин, венчания и похорон.
— О, я знаю жизнь и с другой стороны, и, кстати, гораздо больше, чем ты. Ты же совсем молоденькой, прямо с конфирмации венчалась со мной. Так оно и лучше. Если ты теперь и знакомишься с жизнью, то под моей защитой. И тебе нечего бояться, у тебя всегда есть защитник и советчик, к которому ты можешь обратиться.
Ильмар оперся на локти и поднял голову. Реэт испугалась, что теперь его мысли могут вступить на нежелательную стезю. Она несколько раз провела рукой по волосам мужа, и тот снова, опустив голову, принялся жариться на солнце.
Вдруг Реэт заметала поодаль, на болотистом берегу реки, незабудки. Она вскочила, напевая песенку, собрала целый букет, тихонько вернулась к мужу, который теперь, закрыв глаза, грел на солнце живот, и пощекотала у него под носом.
— А ты знаешь, как называют эти цветы? — спросила она, присев возле него на корточки.
— Не забудь меня!
— Это тебе Розалинда сказала? Кстати, приедет она этим летом в деревню?
— Каждый год приезжала. Если теперь будет готова новая дача, то места хватит. Было бы странно, если бы мы именно теперь отказали ей.
Ильмар ожидал от жены большего сопротивления, но Реэт не продолжала этого разговора, занятая своими незабудками. Она сказала, что по дороге домой хочет собрать большой букет синих цветов, только синих, и Ильмар должен помочь ей.
-- Полно, ты и сама наберешь, — отклонил Ильмар этот план, суливший ему в эту жаркую погоду одно лишь беспокойство.
Пока Ильмар спускался к озеру, чтобы окунуться, Реэт сидела на простыне, обхватив руками колени, и оглядывалась, не видно ли Йоэля. Она и надеялась на его приход и боялась его.
Лишь когда супружеская чета собралась уходить, на том берегу из тростников выехала одинокая лодка. Реэт колебалась — уходить или нет, но Ильмар уже перекинул мокрую простыню через плечо и направился к дому. Реэт послушно зашагала вслед за мужем, не смея даже оглянуться. Когда озеро уже скрылось за спиной, Реэт ухватила мужа за руку и спросила, пристально глядя ему в глаза:
— Ты мне никогда не говоришь, что ты делаешь там один в городе. Может, у тебя появились секреты от меня?
— Откуда у тебя, милая, такие мысли? У меня секреты?
— Да, когда я тут далеко от тебя, в деревне одна, а ты в городе, среди других людей... В городе ты всегда рассказываешь, куда ходишь и что делаешь, а теперь ничего не говоришь. Откуда мне знать, что ты там делаешь? Смотри, чтобы ты у меня не начал проказничать, как все твои коллеги...
— Но, милая Реэт, разве ты слыхала обо мне что-нибудь плохое? — спросил Ильмар, читая в наигранно-боязливом взгляде жены любовь и тоску по себе.
— Если я что-нибудь и услышу, — ответила Реэт, — то всегда последней.
Ильмар был тронут сердечной тревогой своей супруги. Он положил ей руку на плечо и, оглянувшись кругом, весьма нежно поцеловал ее в висок.
Тем временем Йоэль добрался до места купания Реэт. На песке он обнаружил двойные следы: много легких и знакомых и лишь редкие следы тяжелых ног — к воде и обратно.
— Так, так! — сказал он громко, угрюмо прыгнул в лодку и оттолкнулся от берега. Нет, он не ревновал к Нийнемяэ, но напрасным показались этот приезд в деревню, эта прекрасная погода, свободное время, бессмысленным это озеро, эта дача там, наверху, и это катание на лодке. Реэт просто издевается, вертелась мысль в голове у Йоэля. Гнев и отчаяние совершенно заглушили его обычную рассудительность. Он начал грести с удвоенной силой. Он сейчас же отправится в волостное правление, вызовет из города машину и уедет отсюда. Но посреди озера этот план уже поблек, и Йоэль поплыл вдоль озера в сторону мельницы.
Кики, в зеленой бархатной кофте, с распущенными волосами, сидела как раз в плоскодонке среди лопухов и удила.
— Не распугай мою рыбу! — крикнула она уже издали, устремив пристальный взгляд на поплавок. — Видишь, клюет! На твое счастье! — воскликнула она вдруг, выхватывая лесу.
Счастье оказалось небольшим, но крючок глубоко засел в горле плотички, так что Кики пришлось с ним повозиться. С окровавленным ртом рыбка еще трепыхалась на дне лодки.
— А тебе не жалко? — спросил Йоэль.
— Конечно, жалко! Как только подумаю об этом...
Кики взяла длинного, извивающегося дождевого червя, загнала в него крючок, поплевала и снова забросила его в воду.
— А ты разве никогда не удил? — спросила она у Йоэля.
— Чтобы я живого червяка нацепил на крючок? Подумай — живого червяка!
— Я об этом не думаю. Когда удишь, то мысли уплывают так далеко, что за ними не угнаться. Если думать так, как ты, так вообще нельзя ни удить, ни есть рыбу. Однажды и со мною было так, что я никак не могла проглотить кусок курятины, потому что я видела, как резали курицу. Но не нужно думать об этом, тогда ничего. Если бы я стала думать, так и раков не могла бы есть, а я очень люблю раков. Но не нужно ничего думать: берешь лягушку, спокойно снимаешь с нее шкурку и кладешь в сачок. Она должна даже чуточку шевелиться. Но это ничего. Когда я была маленькой, я однажды нашла целое гнездо ужей, положила их за пазуху и принесла домой. Они расползлись по комнате, так что трудно было поймать их. Я слыхала, что если им отрезать хвост, как ящерице, то вырастет новый. Я попробовала, но они все разбежались, и я теперь не знаю, выросли у них новые хвосты или нет. Как ты думаешь?
— Брось говорить гадости! Подымемся наверх, у меня к тебе серьезный разговор, — хмуро сказал Йоэль.
Придя домой, Кики заметила нахмуренный лоб Йоэля и постаралась усадить его поудобнее, развлечь болтовней, напоить хорошим кофе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44