Но был еще кое-что любопытное в этой истории, о которой знал сполна только мистер Галлимар. И это было весьма важна для понимания той тайны, которая не давала Пьеру Робийяру покоя.
Рассказ Галлимара
Это слишком утомительно всю неделю питаться сплетнями об Чарльзе Батлере. Я уже истратил свои последние деньги. Когда я проходил мимо портье, он красноречиво смотрел мне в спину, намекая о сроке оплаты. Я – ощетинивался, делал вид, что слишком важен, чтобы допускать сомнения в свой адрес.
Однажды ночью в дверь моего номера забарабанили. Я запрещал себя беспокоить.
– Кто там? – произнес я как можно строже, хотя коленки мои затряслись от страха.
– Портье, мистер, – раздался гнусавый голос. «В такой час!»
– Я уже сплю, – зарычал я.
– Откройте, вам посылка!!!
– Мне?
Я с сомнением открыл дверь. На пороге стояли восемь негров. Сейчас выволокут, и будет что-то ужасное. Началась икота.
– Кем вы посланы, – сухо просипел я.
– От мистера Харвея – банкира, – глухо произнесли негры.
Портье прятался за их спинами. Я облизал губы пересохшим языком и посторонился, жестом давая понять, что подчиняюсь ситуации. Черные посетители ввалились в комнату. Двое из них держали огромный сверток. Я подумал, что это вполне может быть миниатюрная виселица. Только для чего?
Портье испарился.
Неужели это возможно?
Я посмотрел в глаза чернокожих.
Один из них что-то властно произнес.
Остальные, как высыхающая на дороге лужа, стали исчезать из комнаты.
Я полез в свой самый большой кофр. Там у меня лежал мой тесак. Вожак не проявлял к моим действиям ни малейшего интереса.
Негры испарились окончательно.
Когда я повернулся, передо мной стоял белый человек, с черной краской на лице. Я неожиданности вскрикнул. Это был окаянный Батлер.
Сдается мне, он вылез из того пакета, что принесли мне негры. Но сверток был завязан по-прежнему. Лицо Батлера было в размазанных черных подтеках. В руках он держал платок, который когда-то был белый. И вообще его костюм… Сдается мне, что я видел такой совсем недавно. Портье был в нем одет или я путаю.
– Вы? – спросил я как можно невозмутимее. – После всего, что вы сделали со мной, я бы мог не пускать вас на порог этого убежища, мистер Чарльз.
Фамильярность с «Чарльзом» я сказал специально, чтобы он не очень злился на дерзость речей. Еще прибьет.
– Меня скоро вышвырнут из гостиницы по вашей милости, а вы еще пугаете меня по ночам!!! Чем обязан такому вторжению. – Потихоньку я стал кипятится.
Казалось, мой словесный поток сбил с Батлера спесь. Но уже через секунду его наглое лицо исказила ухмылочка.
– Я принес вам деньги, мистер директор. Только сначала хочу, чтобы вы забрали из кабинета шерифа свою жалобу на меня и написали покаянное письмо, в котором черным по белому, скажите, что приносите мне извинение за вымогательство крупной суммы денег.
Я всегда знал, что Батлер наглец. Но настолько!
– Вы заблуждаетесь, мистер…
Он меня прервал как нашкодившего слугу. Бросил мне на кровать пачку купюр. А я не смог сдержать себя – кинулся не на него, а к деньгам – пересчитывать. А вдруг он блефует? о деньги оказались настоящие. Мне показалось, что ночью выглянуло солнце…
– Вроде все точно, мистер Батлер. Он даже бровью не повел.
– Присаживайтесь, – сказал я еще любезнее.
– Садитесь вы, – заорал он – и пишите записку шерифу.
Я попробовал отшутиться, хотя конечно было понятно, что он не шутить и собирается меня бить.
Мои резоны покончить дело утром его не тронули. Более того, он пристал ко мне с бредовой идеей, будто я должен залезть вместе с ним в кабинет шерифа сейчас! ночью! – изъять мою жалобу и положить взамен оправдательное письмо. Он достал пистолет.
– Мистер Чарльз Батлер, – заюлил я, – вы как будто знали, что в молодости я был акробатом. Мне приятно, что я смогу вспомнить молодость и воспользоваться ее уроками, но скажите, зачем вам этот цирк ночью, если завтра утром я сделаю все то самое, войдя через двери.
– Мне это нужно сейчас, и это достаточный повод! – заорал Батлер. – О'кей?
Это его «о'кей» меня убедило больше всего. После такого вопроса не шутят.
В конце концов я ничего не теряю. Залезу в окно к шерифу и оставлю у него все свои извинения.
– Главное, не оставить следов, так мистер Батлер? – спросил я его как можно веселее.
Как мне раньше не пришло в голову: он одет как те негры, что принесли фикус.
– А как вы умудрились проникнуть в номер за спинами черномазых? – пытался я создать непринужденную атмосферу, судорожно одеваясь.
– Секрет, – отрезал он.
Меня осенило. Батлер имеет талант фокусника. Черный платок – от следов грима. Пожалуй, с ним стоит иметь дело на арене цирка.
– По рукам, – подобострастно сказал я.
Мой вес уже не тот и возраст дает себя знать, но почему бы ради красивой шутки, которую умеет рождать Батлер, не испытать свое старое дряхлое тело на прочность.
– Вы падших дам любите? – спросил он меня без всякой видимой связи.
Я как можно простосердечнее признался, что «романы» – это мое хобби.
– Я свожу вас в клуб, куда пускают только плантаторов по рекомендации, – добавил он со значением. – Вы представляете себе, какие там девочки?
Я представил и сделал вид, что в этот час ночи мне все это безумно интересно.
– Тогда за дело, – разорался неугомонный южанин. – Моими стараниями к нему медленно возвращалось хорошее настроение. С ним он не казался мне таким опасным.
– Прежде всего садитесь и пишите. Если у вас нет ума, воспользуйтесь моим. Я могу вам надиктовать.
Как всегда его наглость не имела границ. Я изобразил любезность и уселся за конторку.
– Диктуйте, мистер Умник, – попробовал пошутить я, чтобы сохранить за собой хоть долю самостоятельности.
Батлер воспарил за мыслью.
– Итак, обращение – «судья». Нет, лучше «мой судья». «Хочу развеять ваше недоумение. Дело слишком неотложно, чтобы тянуть его, как»… «чтобы тянуть его как»… Мистер Галлимар, за что можно тянуть прилично?
– За хвост, – промямлил я.
– За хвост – это банально, хотя и вполне добропорядочно, – согласился Батлер. – Значит «дело слишком неотложно, чтобы тянуть его как питона за хвост. Он у меня в руках». Следите за нитью моего рассуждения.
– Вы это судье или мне? – прервал я его.
– Вам, конечно, – оборвал меня Батлер. – Впрочем, если вы находите это красивым, можно и судье.
Давайте дальше: «…как питона за хвост…Посему мне показалось неприлично не показать вам нить моих рассуждений. Я знаю, что мистер Батлер Чарльз, эсквайр, пострадал…»
– «Эсквайр» через «е» или через «э»?
Я зря отвлек Батлера, это было понятно по его лицу.
– Вас что, в Европе грамоте не обучают? – его взгляд выражал презрение и в том числе то, что он сам этого не знает.
– Пишите без первой буквы, – решил он, – «…засим, сообщаю вам, что я не имею ни йоты сомнения в порядочности причин задержки мистером Чарльзом Батлеро-ом»…, обойдемся без эсквайра…. «задолжения мне денег на неопределенный срок. Скорее я усматриваю свою торопливость в деле получения денег, достойной всяческого порицания-я…, зачем и приношу свои извинения… Чарльзу Батлеру Сэмуэлю – эсквайру».
Тут я возмутился.
– Мы же договорились без «эсквайр»!
Батлер долго на меня смотрел.
– Если вам не нравится мой эпистолярный слог, – он хотел сказать «пишите сами», но это был явно не лучший вариант. Он сказал как Соломон.
– …Пишите как пишется. В конце концов с судьей мы учились в одном пансионате. Я думаю, он так же относится к слову «эсквайр», как и я.
Его последующее молчание было красноречиво.
– Написали?
Я вытер пот со лба.
Он понял мой жест по – своему.
– Хорошо. Запечатайте конверт вашим перстнем. Это признак благородного происхождения? Да? И отнесите письмо судье.
– А вы?
Он, конечно, не отказался быть моим компаньоном.
Я уже одевался. Прикидывал как мы будем проходить мимо стойки портье. Это было бы забавно. Я не знал, как объясню тайное появление в номере белого господина.
Но портье спал. Во сне он пускал слюни.
– Счастливый человек, – скептически заметил Батлер, – видит, наверное, сон, как вышвыривает вас из гостиницы.
– Бросьте. Он видит сны про то, что он флибустьер. У него же рыло потомственного пирата.
Мы вышли из отеля. Дома судьи достигли быстро. Все окна были завешаны тьмой.
– Он в самом деле здесь не ночует, – спросил я Батлера.
– Если бы вы знали, какая у него жена, Галлимар, вы бы не задавали этого вопроса.
– Что, такая строгая?
– Привлекательная! Ночь вдали нее – это преступление. Знаете, я подумаю о том, чтобы сменить профессию плантатора, на профессию директора цирка. Столько знакомств с новыми людьми, с новыми местами!
– И новыми долгами. Не платит, практически, каждый второй. Поэтому я хожу с пистолетом.
Я обошел дом со всех сторон. Надо было найти место поуязвимей.
– И что, помогает пистолет?
– Как правило нет. А вот знание человеческих душ – очень. Вы думаете, если бы я этого не знал, я бы дождался от вас денег?
– То есть как бы это дождался? Меня скрутили не вы, а обстоятельства.
– Может быть, может быть… Но то, что обнаружился труп в порту, о котором вы так неосторожно наврали Макинтошу – и на ваше честное имя навесили обвинение в убийстве, из-за чего вам стало вдвойне опасно жить в городе. И потом – бегство Филиппа, и ваше желание его найти.
На лице Батлера было написано такое изумление! Мне стало приятно.
– Чарльз, не стоит допрашивать меня здесь. Я сделал все возможное, чтобы обстоятельства сложились таким образом, дабы деньги вы заплатили сейчас, а не через год. Я складывал обстоятельства вслед за вами. То, что я подал жалобу судье – это только одно средство. А вот то, что я помог Макинтошу увидеть несуществующий труп, – это другое средство.
Я подошел к форточке первого этажа. Она была не заперта.
«Вот здесь у хозяев осечка. Попробуем ею воспользоваться».
Я потребовал у Батлера, чтобы он подставил мне плечи.
– Нет, уж расскажите, как это вы все устроили, что меня ищет весь город, и я ночью к вам приношу денежки.
Я сказал, что если мы будем перескакивать с дела на дело, то мы никогда не закончим с судьей. А историю про Батлера я ему расскажу после.
Чарльз, трясясь от нетерпения, подставил мне плечи. Стоять на них было так же удобно, как на вулкане Везувий.
Я залез в дом. Темнота была настораживающая. Такое ощущение, что лиса-судья спрятал в каждой комнате по собаке, которые налетят из темноты неожиданно и покусают мои икры.
Найти Среди письменных столов тот, в котором лежала моя жалоба, было также легко, как одного китайца отличить от другого.
По меньшей мере десять столов в той комнате, в которой судья принимал меня. И в каком из них лежит мое заявление на Чарльза Батлера – эсквайра. Может быть в этом? А может быть в том. Неясно.
Слава Богу, кто-то закурил под окном. Пламя на миг осветило часть комнаты. Но ведь Батлер был без трубки. Хотел курить в дороге и выругался, что оставил табак у меня в номере. Внутри у меня все затряслось. На цыпочках я подкрался к окну. Батлер стоял под окном. И с ним стоял еще кто-то. Это было слишком.
Этот кто-то был вполне дружелюбен. Я прислушался. Господи, это был мистер Харвей. Старый банкир пришел к дому судьи. Видно он был как-то завязан в этой истории.
Не знаю, какими уж дедуктивными методами он пришел к тому, что Батлер будет у дома Элайхью.
Джентльмены стояли и разговаривали. По всей видимости – на языке английских ищеек – это называется «алиби». Два джентльмена делают вид, что встречаются ночью друг с другом и говорят о погоде. В это время третий занимается своими делами в доме, который они выбрали местом встречи.
«Между этими южанами гораздо больше солидарности, чем между европейцами».
Я бросился вальсировать между столами. Кажется, вот тот ящик, куда судья опустил мою жалобу!
Ящик не открывался. Я тряс его как вора и рычал. Надо потолкать нижние ячейки стола.
Другие ящики открывались от малейшего прикосновения. По-видимому, странностями обладал только этот. Он был последний в моей череде проб и ошибок: я рванул на себя ручку.
Не помогло.
Рванул сильнее.
Ящик поддался чуть-чуть.
В полумраке я разглядел свой жалобный лист. Мой почерк. Сквозь щелку я изъял эту бумагу, всунул на ее место – другую. Закрыл ящик и полез обратно: неудачно – застрял в форточке.
Повис между домом и улицей. И орать было страшно, и дергаться страшно, и я не представлял как меня вытащат.
– Эй, джентльмены. Я застрял, – тихонько позвал я.
Джентльмены молчали как истуканы. Я еще раз крикнул, погромче:
– Господа, промашка вышла!
Полное молчание.
«О, господи». Каждую минуту мог раздаться топот ночного патруля Макинтоша.
– Эй, мистеры, вы слышите или нет?
И тут я заметил, что два силуэта, к которым я обращался – всего лишь переплетенные стволы вязов, у которых десять минут назад стояли Харвей и Батлер.
Каждую секунду могло треснуть стекло и тогда прощай свобода. Из-за угла вынырнули две тени. Я сделал какое-то судорожное движение животом и провалился обратно в комнату.
Под окном раздался приглушенный голос Батлера.
– Эй, Галлимар. Опасность рядом! Кажется, тут собирается съезд патрулей Макинтоша. Немедленно на выход.
– Не могу, – я опять был в форточке, – не пролезаю обратно.
– О, господи, бейте стекла!
– Будет шумно, это не выход.
– Вы же циркач, сделайте что-нибудь с вашим животом. Может вы выдохнете воздух?
Я стонал от своего усердия, но ничего не получалось. Батлер подпрыгнул, ухватил меня за мою руку, что торчала из форточки, и изо всей силы потянул на себя. Как пробка из бутылки, я выскочил из форточки. Костюм мой был порезан – стекло-таки лопнуло.
– Бежим отсюда, – скомандовал бравый плантатор!
Мы помчались.
– А где мистер Харвей? – спросил я, чуть мы отбежали на солидное расстояние.
– Спасает нашу репутацию. Он встретился с патрулем и взял огонь на себя. Что он врет, удерживая их на месте, я не знаю. Тем не менее, кажется, мы – в безопасности. Можем зайти к вам. Вы все сделали?
– Да, все. Хотя мне это стоило последнего костюма.
– Ерунда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51