Во первых, его не раскрыть.
Клеймо, "совершенно секретно", надежно закрыло, даже ваш нераскрытый
вариант, от ученых всего мира. Во вторых, пока у руля науки сидят такие
люди, как Рабинович и Кац - ни о каких испытаниях над людьми, разговора быть
не может.
- Неужели нет выхода?
- Есть. У вас есть рекомендательное письмо. Если вы от сюда уйдете, к
тем ученым, которых вам предлагал Борис Залманович, я вам тоже дам
рекомендацию, вполне заслуживающую внимания, для людей отдаленных от науки,
но очень заинтересованных в лечении рака. Здесь вам ни чего не светит.
- Не могу понять, - сказала Люба - у нас столько умных людей, столько
толковых руководителей и, причем, нужная для всех работа, а мы не можем
перебороть каких-то Рабиновичей.
- Любовь Владимировна, виновата во всем система. Ломка человеческих душ
начинается с детства, всей окружающей системой и в науку приходят забитые
марксизмом-ленинизмом, в большинстве, серые люди. Посмотрите, кто
выдвигается в руководящие кадры. Тот, кто имеет партийный билет и больше
всего шумит на собраниях о достижениях Советской науки. А где же наука? Она
движется потихоньку руками рядовых сотрудников и то, потому, что партия не
может позволить себе роскошь, отставать от капитализма. Правда и на верху
есть умные головы, но и их взяла в шоры эта система и, просто, от имени
общественности, ведет к победе социализма.
Мы, онемев от изумления, смотрели на Геннадий Федоровича. Первая
прервала молчание Люба.
- И вы все годы молчали? Как же вы жили с такими мыслями?
- Вот так и жил.
- А теперь?
Геннадий Федорович помолчал, покрутил карандашом по бумаге и, отбросив
его в угол, встал и подошел к окну.
- Стар, наверно, стал. Да и нутром чувствую, идут перемены.
Предсказать, что будет не могу, а вот Рабиновича не будет точно.
- Ошибаетесь, - сказал вдруг я - Рабиновичи уживутся в любой системе, в
любом месте. Они как хамелеоны будут менять краску и чтобы не произошло, они
будут вершить наукой, пока не вымрут.
- Я не согласен с вами Виктор Николаевич. Каждая смена поколений меняет
своих кумиров, каждое развитие науки выдвигает новых моторных людей, которых
даже некоторые лидеры, вынуждены выдвигать. У марксизма есть замечательная
мысль, о диалектике. Все течет, все изменяется. Изменяется наука, изменяемся
и мы.
В это время дверь с шумом распахнулась и мы увидели на пороге
Рабиновича.
- О, какая приятная компания. Вашу ручку Любочка. Здравствуйте,
здравствуйте товарищи.
Он пожал вялой ручкой наши руки и, бесцеремонно сев за стол, продолжил.
- Так о чем разговор? Все промываете, наверно, кости старому
Рабиновичу. Ох как я устал. Кругом одни неприятности и везде надо все
улаживать, сглаживать.
- Мы рассматриваем план на следующий квартал, - поспешила выступить
Любовь Владимировна.
- Интересно, интересно, дозвольте взглянуть.
Он вялыми пальцами ловко приклеил и подтащил к себе, листок из пачки
бумаг, лежащих перед Любой.
- Ага, разработка и изготовление препарата. Так кто же мне прояснит,
есть ли препарат или это блеф.
Мы молчали. Геннадий Рувимович поднял на меня глаза, полные
любопытства.
- Так у вас есть рецепт готового препарата?
- Да.
- Я так и думал. Вы оказались умнее, чем я предполагал. Ни эта ворона,
ни кто кроме вас, не знает изюминки. А вы ее спрятали в голове и даже
опытный криминалист, полковник Ампилов, заславший к вам шпионов, сел в лужу.
- Кстати, - опять прервала речь Рабиновича, Любовь Владимировна -
полковник предложил Виктор Николаевичу личный самолет.
- За что же? - изумился Рабинович.
- Еще квартиру, машину, дачу, бешеную зарплату, если он останется у
него работать.
- А что же Вы? - уставился в меня Рабинович.
- Я отказался. Уж больно, неприятное место и далеко от нашего города.
- Угу.
Рабинович опустил голову и задумался.
- А что ваши там подопечные, которых вы там лечили?
- Теоретически, трое выживут точно. Четвертая женщина очень запущена и
если бы мы продолжали лечение, она может быть и выжила.
- Что значит теоретически?
- Наверно, я отказался брать личный самолет и стал не интересен. К тому
же, полковнику не нужны лечители. Ему нужны убийцы, ну, например, заразить
раком пол Америки и умертвить ее.
- Как же он хотел это сделать, вирусом.
- По моему в этой области, после моих с ним разговоров, он на вирусах
поставил крест. Ему нужен канцероген, который подмешай в пищу и готов,
ложись в койку. Как довести канцероген до стола американца, это его забота,
а изобрести его, он предложил мне.
Мы опять замолчали. Рабинович усиленно работал головой.
- Мне бы хотелось поговорить с вами наедине.
- Мне этого не хочется.
От удивления у Рабиновича отвалилась нижняя челюсть.
- В чем дело Виктор Николаевич?
- Нам не о чем с вами говорить, Геннадий Рувимович. Тут мои коллеги, по
работе можно говорить и при них. В сделках я не участвую.
Рабинович начал краснеть постепенно, как медленно наполняющийся сосуд.
- Виктор Николаевич, о каких сделках. Я хотел предложить вам место в
моем институте.
- А как же самолет? - воинственно влезла Люба.
- Какой самолет?
- Да личный, который надо подарить Виктор Николаевичу, за работу в
вашем институте.
- Любовь Владимировна, Любовь Владимировна, мы печемся о благе науки а
вы так агрессивно на меня нападаете, как-будто я ей враг.
- А вы и есть ей враг.
Рабинович покраснел весь. В тишину комнаты слабо врывались звуки
трамваев и машин с улицы. Люба смотрела на него спокойно и гневно.
- Вы после похорон еще не отошли товарищи, - он изменил свой тон - Я
понимаю ваше горе и думаю, мы еще обо всем поговорим позже.
- Наше горе в том Геннадий Рувимович, - вдруг заговорил Геннадий
Федорович - что лучшие, толковые, талантливые люди, которые встречаются с
вами, либо погибают, либо уходят, либо их уводят. Вы в науке самый настоящий
убийца. Борис Залманович тоже на вашей совести.
- Думайте, о чем вы говорите.
- Мы то думаем, только думаем, какую пользу принести родине, а вы ради
своей выгоды приносите ей вред, - выпалила Люба - Я так просто дело с Борис
Залмановичем не оставлю. Зарубите себе на носу.
Рабинович встал и пошел к двери.
Мы сидели и каждый долго переваривал, все события, произошедшие в
комнате.
- Так мы о чем друзья. Кажется о прививках обезьянам. Пока Виктор
Николаевич не ушел, я считаю препарат надо попробовать на людях. У меня есть
знакомый онколог, главный врач онкологической больницы. Как он посмотрит.
Здесь полно факторов этических, юридических, наконец, и нашей совести.
- Я согласна, ждать не надо.
- Я тоже.
- Тогда по своим рабочим местам товарищи.
Днем я подошел к Любе.
- Люба, я у тебя не буду сегодня вечером.
- Это Наташа.
- Да.
- Она вся светится от счастья. Береги ее Витя. Она очень хорошая
девочка. Я ведь была готова к этому. Знала, что когда-то это произойдет.
Единственное не знала, что так быстро.
- Я хочу быть лучшим твоим другом всегда.
- Я тоже. И еще Витя, не буду тебе надоедать, но бабий век короток.
Если сможешь или тебе будет невмоготу от этой дурной жизни, приходи ко мне.
Я тебе буду рада всегда.
Я поцеловал ее крепко, крепко и пошел в свою комнату.
Геннадий Федорович сумел уговорить главного врача о нелегальной пробе
препарата в своей больнице. Через три дня, я приехал к врачу.
- Роберт Густавович, - представился тот.
Кабинет главного врача был обит деревянными панелями и все в нем было
деревянное: два стола, буквой "Т", стулья, пол и, даже, сам хозяин, казался
вырубленным из породы крепкого дуба.
- Виктор Николаевич, - ответил я.
Роберт Густавович пересел напротив меня, сложил свои крепкие руки в
замок и уставился на меня.
Так я слушаю.
- Вам Геннадий Федорович обрисовал наше положение и предложения по
поводу лечения рака.
- Да, что-то говорил.
- Ну и что же?
- А ни чего. Я же не хочу ссорится с законом.
Я с недоумением уставился на него.
- Тогда почему вы не сказали об этом Геннадий Федоровичу?
- Сказал.
- И что?
- Я сказал еще, что надо подумать, чтобы не ссориться с законом.
- ???...
- Есть три способа обойти закон. Первый - быть родственником больного.
Второй - быть знакомым больного. Третий - быть третьим лицом, то есть другом
родственника и другом знакомого больного. Есть еще условие, это когда ни
глав врач, ни лечащие врачи, ни мед. персонал, обо всех этих родственниках и
знакомых думают хорошо, предполагая, что какой-нибудь гадостью они больных
не накормят.
- Кажется я вас понял. Но как найти родственника или знакомого, чтоб
они поверили мне.
- В этом у вас отбоя не будет. Больные и родственники психологически
настроены на надежду на выздоровление и то, что не может врач, сделает
знахарь. Достаточно пустить слух и к вам повалят валом. Предупреждаю, я
слухи не распускаю.
- Спасибо доктор, вы в меня вселили надежду.
- Подождите. Я вас познакомлю с одним врачом, он вам кое в чем поможет.
Роберт Густавович подошел к вертушке телефона.
- Гриша, ты свободен, подойди ко мне.
Через минуту ввалился Гриша. Толстый, с добродушным лицом, в блюдечках
очках, он выглядел счастливым и радостным человеком.
- В чем дело Роберт Густавович?
- Познакомься, Виктор Николаевич. Поговори с ним, он тебе много
интересного расскажет.
- Опять хитрите Роберт Густавович. Опять в авантюру меня тянете.
Он засмеялся счастливым смехом, как будь-то каждая авантюра для него
радость.
- Иди с ним Гриша, иди. До свидания Виктор Николаевич.
Он пожал мне руку, своей клешней лесоруба.
Гриша привел меня в женское отделение, в одну из палат, где имелось
только две койки. На стульях у окна сидели две женщины, обмотанные
больничными халатами серого цвета. Одна из них была молоденькой, белобрысой,
с массой веснушек вокруг носа и глаз. Ее волосы были стянуты на затылке в
пучок, красивой оранжевой тряпочкой, а спереди на лоб вызывающе наброшена
челка. Другая постарше. Красивое лицо, с черными огромными глазами,
огражденными сверху стрелками темных бровей, контрастировало с большой
копной густых, чуть волнистых волос медного цвета, рассыпанных на плечи.
- Девочки познакомьтесь, это Виктор Николаевич. Он хочет поговорить с
вами, - так начал свою речь Гриша - А это, - он обратился ко мне - госпожа
Климович и наша любимица Катя.
Девочки уставились на меня, как на привидение с того света.
- У Виктор Николаевича есть некоторое предложение к госпоже Климович.
- А сказали, что Виктор Николаевич хочет поговорить с нами обеими, -
тихо прошелестела Катя.
- С тобой он будет говорить потом.
Умненькая Катя встала и, запахнув громадный халат, пошла к двери.
- Госпожа, - шутливо продолжил Гриша - по некоторым причинам я не могу
присутствовать при вашем разговоре, но прошу тебя, этому человеку верь.
- Неужели так все сложно Гриша, - прозвучал мелодичный голос.
- Думаю, да.
Он испарился из палаты. Мы остались вдвоем.
- Можно я буду звать вас Виктор.
- А как мне вас называть?
- У меня очень противное длинное имя, которое дал мне родитель. Я его
ненавижу. Зовите меня просто - Климович, если хотите, госпожой, сеньорой,
миледи. Как хотите.
- Вы не подскажете мне, диагноз вашей болезни.
- Не крутите Виктор. Вы знаете чем я больна. Но я догадываюсь, что вы
пришли для слишком серьезного разговора. Так что давайте говорить на прямую.
- Хорошо. Я работаю над проблемами лечения таких болезней, как ваша. У
меня есть препарат, который необходимо испытать на людях. По некоторым
обстоятельствам, я не могу это делать официально и вынужден тайком
обращаться к самим больным, с просьбой о помощи.
- Что за обстоятельства, не позволяющие вам лечить нормально больных
людей.
- Это очень много. Законодательство, этика, внутренние распри и многое
другое.
- Гриша мне сказал, чтоб я вам верила. Сам не захотел присутствовать
при этом разговоре. Это значит, что ответственность за результаты лечения вы
берете на себя.
- Да.
- Что будет с вами, если я умру.
- Меня посадят в тюрьму.
- Если я буду жива, я должна всю жизнь молчать.
- Да.
Климович задумчиво наматывала на палец локоны своих волос. Мы молчали.
Наконец она пришла к решению.
- Я все поняла. Скажу вам следующее. Я - врач. Врач терапевт. Только
три года практики, но о раке знаю почти все. Я знаю сколько мне жить. Это
приблизительно три месяца. Но я хочу жить. Я скептик и знаю, что ни кто в
мире не изобрел препарата от рака и, вдруг являетесь вы и говорите, что он
есть. Это похоже на шарлатанство. Целые институты, тысячи людей бьются над
этой проблемой и пока ни чего. Вы приходите со своим препаратом и бьете по
моей психике, предлагая вылечить не излечимое.
- Простите, что я прерываю. Так вы будете принимать мой препарат или
нет?
- Буду. У меня нет шансов. Буду. Когда есть последняя ниточка, за нее
цепляется каждый утопленник.
Из черной горошины глаза выкатилась прозрачная капля и поползла по
щеке, рывками пробивая дорогу. Климович плакала, не замечая, что она плачет.
- Вы обещали мне молчать.
- Когда вы придете в следующий раз?
- Послезавтра. С препаратом.
- Идите Виктор. Я хочу остаться одна, но послезавтра я вас жду.
- До свидания Климович.
Она кивнула в ответ.
Через день я пришел и сделал Климович укол. Я приходил еще три раза и
каждый раз мы выгоняли Катю и делали уколы. Климович была не разговорчива и,
однажды, неожиданно заглянув ей в глаза, я увидел в них страх.
- Все, - сказал я, сделав ей последний укол - Будем ждать результатов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186