– А еще я научился замечательным способам обработки кремня, хотя это вас не особо интересует. Но даже Даланар удивился.
– Если уж Даланар удивился, то мне сама Мать велела, – сказал Вилломар.
– И еще у нас есть приспособление для протягивания нити, называется иглой, – сказала Эйла.
– Игла для протягивания нити? – удивленно переспросила Мартона.
– Да, для шитья. Мне просто никак не удавалось просунуть тонкий шнур или жилы через проделанную шильцем дырочку. И тогда у меня возникла одна идея, которую помогали осуществить все обитатели Львиного стойбища. Хотите, я могу прямо сейчас достать мой швейный набор и показать вам, – предложила Эйла.
– Ты думаешь, что игла сможет помочь тому, у кого ослабло зрение, легче попадать в дырочки? – спросила Мартона.
– Думаю, да, – сказала Эйла. – Сейчас я принесу набор.
– Давай лучше отложим просмотр до утра, будет лучше видно. Свет костра не такой яркий, как солнечный, – сказала Мартона. – А завтра я с удовольствием взгляну на твое приспособление.
– Ну, Джондалар, ты вызвал здесь у нас настоящий переполох, – сказал Вилломар. – Хватило бы уже и одного твоего возвращения, но ты вернулся с целым ворохом сюрпризов. Я всегда говорил, что странствия открывают новые возможности, побуждают к новым изобретениям.
– Наверное, ты прав, Вилломар, – согласился Джондалар. – Но скажу тебе откровенно, я устал от странствий. Теперь меня долго никуда не заманишь, я хочу спокойной семейной жизни.
– Но ты ведь пойдешь на Летний Сход, Джонди? – спросила Фолара.
– Конечно, сестренка. Мы с Эйлой собираемся пройти там Брачный ритуал, – сказал Джондалар, обнимая Эйлу за плечи. – Поход на Летний Сход – это легкая прогулка, особенно после того Путешествия, которое мы проделали. Летний Сход – лишь часть домашней жизни. Кстати, я вспомнил, что Джохарран хочет устроить охотничью вылазку перед выходом, ты не знаешь, Вилломар, где бы нам раздобыть маскировочные наряды? Эйла тоже хочет отправиться на охоту, и нам обоим нужно приодеться.
– Уверен, мы что-нибудь придумаем. У меня есть лишние рога, если мы пойдем на оленей. У многих есть запасные шкуры и прочие атрибуты, – сказал Торговый Мастер.
– Что такое маскировочные наряды?
– Мы покрываем себя шкурами и иногда привязываем ветвистые или небольшие рога, чтобы подойти поближе к стаду. Животные подозрительно относятся к людям, поэтому мы пытаемся показать им, что мы тоже животные, – пояснил Вилломар.
– Джондалар, может, мы сможем задействовать лошадей, как в тот раз, когда мы с Уинни помогли Мамутои в охоте на бизонов, – сказала Эйла и перевела взгляд на Вилломара. – Когда мы сидим на спинах лошадей, животные не замечают нас, они видят только лошадей. Мы сможем подобраться к ним очень близко. Обычно с помощью Волка и наших копьеметалок нам удавалось успешно поохотиться.
– Ваши животные помогали охотиться на других животных? Вы не упомянули об этом, когда я спрашивал, какие еще сюрпризы вы припрятали. Разве вы не думаете, что это будет потрясающее зрелище? – улыбаясь, заметил Вилломар.
– У меня такое чувство, что они еще сами не осознают всех тех неожиданностей, что припасли для нас, – немного помолчав, заметила Мартона. – Может, кто-нибудь хочет выпить настоя ромашки перед сном? – Она взглянула на Эйлу. – По-моему, она хорошо успокаивает и снимает напряжение, а у нас сегодня был очень волнующий день. Я даже не представляла, что люди Клана могут иметь древние традиции и предания.
Фолара сразу навострила уши. Сегодня все только и говорили об этом долгом совещании, и ее друзья приставали к ней, чтобы она намекнула, о чем они так долго совещаются, предполагая, что ей это известно. Она говорила им, что знает не больше любого из них, но умудрилась внушить при этом, что просто не может сказать того, что знает. И наконец, сейчас у нее возникли некоторые идеи по поводу предмета этого совещания. Она внимательно прислушалась к продолжению разговора.
– …они, видимо, обладают многочисленными достоинствами, – говорила Мартона. – Они лечат болезни, и их вожди, похоже, больше всего заботятся об интересах людей. Знания их целительниц, должно быть, очень обширны, если судить по реакции Зеландони, и у меня возникло ощущение, что она хочет побольше узнать об их шаманах. По-моему, Эйла, у нее осталось к тебе еще очень много вопросов, но она сдерживала себя. А Джохаррана больше интересовали люди и их образ жизни.
Все постепенно успокоились и умолкли. Приглядевшись в этом приглушенном мягком свете горящего в очаге костра и расставленных по дому огоньков масляных светильников к красивой обстановке жилища Мартоны, Эйла отметила много изящных деталей. Этот дом являлся продолжением этой женщины и напомнил Эйле о том впечатлении, которое произвел на нее со вкусом обставленный очаг Ранека в длинном заглубленном в землю жилище Львиного стойбища. Он был художником, прекрасным резчиком по кости, и у него нашлось время, чтобы объяснить ей свое восприятие прекрасного и поделиться мыслями о творчестве и о ценности красоты самого человека и окружающей его домашней обстановки для почитания Великой Земной Матери. Она поняла, что у Мартоны должно быть таким же восприятие красоты.
Потягивая чай, Эйла наблюдала за семьей Джондалара, собравшейся в этой уютной комнате за низеньким столом, и испытала неизведанное прежде ощущение покоя и согласия. Здесь сидели люди, которых она понимала, люди, похожие на нее, и в этот момент она вдруг отчетливо осознала, что действительно принадлежит к Другим. Неожиданно перед ее мысленным взором встала иная картина: пещеры Клана Брана, где прошло ее детство, и она поразилась очевидности различий.
В Зеландонии каждая семья имела свой дом с перегородками и стенами, разделяющими его на отдельные помещения. Из этих домов могли доноситься голоса и звуки, на которые обычно никто не обращал внимания, но каждая семья сохраняла зрительное, ощутимое уединение. Мамутои также разграничивали пространство для каждой семьи в земляном жилище, и занавесы при желании обеспечивали зрительное уединение.
В пещере Клана были известны границы жилого очага каждой семьи, даже если они намечались всего парой специально положенных камней. Уединение являлось сущностью общественной жизни; никто не бросал прямых взглядов на соседние очаги, не смотрел за незримую границу. Клан умел не видеть то, что не положено видеть. С мучительной болью Эйла вспомнила, что даже те, кто любил ее, просто перестали ее видеть, когда на нее наложили смертное проклятие.
Зеландонии разграничивали пространство как внутри, так и снаружи жилых построек, у них имелись спальни, кухни, столовые и различные мастерские. В Клане места для разнообразной деятельности не были так четко разделены. В основном их жилое место состояло из спальных лежанок и очагов, но в остальном организация пространства определялась привычками, обычаями и манерой поведения. Для них существенным было мысленное и бытовое подразделение, но не физическое. Женщины избегали тех мест, где трудились мужчины, а мужчины не вмешивались в дела женщин, а трудились все в основном там, где им было удобно в данный момент.
«Зеландонии, похоже, имеют больше времени для изготовления бытовых вещей, чем Клан, – подумала Эйла. – Обстановка у них достаточно разнообразная, явно превосходящая набор необходимых вещей. Возможно, такие различия порождены иным способом охоты». Погруженная в свои мысли, она прослушала заданный ей вопрос.
– Эйла?.. Эйла! – громко позвал Джондалар.
– О! Извини, Джондалар. Что ты сказал?
– О чем ты так задумалась, что даже не услышала меня?
– Я думала о различиях между Другими и Кланом и размышляла о том, почему Зеландонии делают гораздо больше вещей, чем Клан, – сказала Эйла.
– И ты нашла ответ? – спросила Мартона.
– Не знаю, но, возможно, причина как-то связана с разными способами охоты, – сказала Эйла. – Когда Бран с отрядом мужчин уходил на охоту, то они приносили обратно целое животное, иногда двух. В Львином стойбище жило примерно столько же человек, сколько в Клане Брана, но они приглашали на охоту любых способных помощников, мужчин, женщин даже некоторых детей, конечно, только для преследования стада. Они обычно убивали много животных и приносили обратно только самые лучшие и вкусные части туш, и запасали много мяса на зиму. Я не помню случая, чтобы кто-то голодал, но к концу зимы запасы продуктов в Клане иссякали, и иногда приходилось охотиться весной на истощенных животных. В Львином стойбище также заканчивались некоторые виды продуктов, и все очень тосковали по зелени, но им удавалось хорошо обеспечить себя до поздней весны.
– Может, об этом стоит потом рассказать Джохаррану, – зевнув, сказал Вилломар и поднялся с подушек. – Но сейчас я, пожалуй, пойду спать. Похоже, завтра нам вновь предстоит напряженный денек.
Мартона, последовав примеру Вилломара, отнесла на кухню пустые тарелки.
Эйла с улыбкой заметила, что Фолара тоже встала, потянулась и зевнула, почти как Вилломар.
– И я пойду спать. Завтра я помогу тебе вымыть тарелки, мама, – сказала она, вытирая свою деревянную миску кусочком кожи, прежде чем убрать ее. – Сейчас я слишком устала.
– Ты пойдешь на охоту, Фолара? – спросил Джондалар.
– Еще не решила. Посмотрим, утро вечера мудренее, – ответила она, направляясь в свою спальню.
После того как Мартона и Вилломар удалились в свою спальню, Джондалар отодвинул в сторону низкий стол и расстелил их спальные меха. Когда они улеглись, пришел Волк и свернулся клубочком рядом с Эйлой. Он спокойно оставался у входа, когда рядом с Эйлой были люди, но считал, что спать он должен рядом с Эйлой.
– Мне действительно понравилась твоя семья, Джондалар, – сказала Эйла, – и я думаю, мне поправится жить у Зеландонии. Я размышляла о том, что ты сказал мне прошлой ночью, и согласна с тобой. Не стоит судить обо всех по нескольким неприятным личностям.
– Но не стоит судить обо всех и по лучшим представителям, – возразил Джондалар. – Невозможно предугадать реакции людей. Однажды я сам испытал это.
– По-моему, в каждом человеке есть что-то хорошее и что-то плохое, – сказала Эйла. – Бывает, что одно немного превосходит другое. Но я всегда надеюсь, что хорошего в людях больше, чем плохого, и рада, что в большинстве случаев это правда. Помнишь Фребека? Каким он был противным вначале, но потом он очень изменился в лучшую сторону.
– Да, признаюсь, он удивил меня, – сказал Джондалар, подкатываясь к ней под бочок и утыкаясь в ее шею.
– И тебе не удастся удивить меня, – улыбаясь, сказала она, чувствуя его руку на своих бедрах. – Я догадываюсь, о чем ты думаешь.
– Я надеюсь, что ты думаешь о том же, – сказал он. Они обменялись долгим и нежным поцелуем. – И я думаю, что это возможно.
Они оба чувствовали, как растет огонек их взаимного влечения, но не стремились быстро раздуть его, теперь им некуда было торопиться. «Как хорошо дома», – подумал Джондалар. Через все трудности этого долгого и опасного Путешествия он привел ее домой. Теперь она находилась в надежном месте, все опасности закончились. Он прервался и взглянул на Эйлу, чувствуя, что любовь к ней переполняет все его существо, грозя прорваться наружу.
Даже в приглушенном свете угасающего костра Эйла увидела, как сияют любовью его глаза, выглядевшие ярко-лиловыми в огненных отблесках, и ее охватило такое же чувство. В детстве и юности она даже не мечтала о том, что может встретить такого мужчину, как Джондалар, даже не мечтала, что может стать такой счастливой.
У него перехватило дыхание, и, вновь целуя ее, он осознал, как ему хочется любить ее, слиться с ней в единое целое. Он с благодарностью понял, что их желания совпадают. Она всегда, казалось, ждала его ласк, хотела разделить с ним Дары Радости, когда бы ему ни вздумалось. Она никогда не прикидывалась скромницей рядом с ним, как делали некоторые женщины.
На мгновение ему вспомнилась Марона. Ей нравилось играть чувствами мужчин, хотя с ним она так не поступала. И вдруг он подумал о том, что, уйдя тогда вместе с братом на поиски неведомых приключений, избавился от Мароны. Если бы только Тонолан был жив…
Но Эйла осталась с ним, хотя он не раз был на волосок от того, чтобы потерять ее. Джондалар почувствовал, что ее рот приоткрылся, впуская его щекочущий язык, почувствовал тепло ее дыхания. Он поцеловал ее шею и, слегка прикусив мочку уха, начал ласкать ее нежным языком.
Она еще сдерживалась, сопротивляясь этим щекочущим ощущениям и порождающим внутренний жар предвкушениям. Он поцеловал впадинку на ее шее и, отклонившись ниже к отвердевшему соску, поймал его губами и начал покусывать. Ее предвкушение стало столь сильным, что она почти с облегчением вздохнула, когда он наконец начал посасывать его. Возбуждение достигло глубин ее существа, прокатившись горячей волной до сокровенного лона Радости.
Джондалар был готов, более чем готов к слиянию с ней, но ощущал прилив сокровенных соков, слыша ее тихие стоны, пока он посасывал и покусывал ее первый сосок и потом занялся вторым. Его желание вдруг так стремительно возросло, что ему захотелось слиться с ней в то же мгновение, но он хотел, чтобы она испытала такое же необузданное желание. И он знал, как усилить его.
Его горячее желание воспламенило Эйлу. Она была бы счастлива открыться ему в этот момент, но когда он откинул меховую полсть и опустился ниже, она затаила дыхание, догадываясь, что за этим последует, и, желая этого.
Его язык лишь на мгновение задержался возле пупка; им обоим не хотелось быть излишне медлительными. Когда он отбросил мех, она с опаской подумала о его родственниках, спавших в соседних помещениях. Отвыкнув жить в доме с другими людьми, она сейчас испытывала легкое смущение. Джондалар, видимо, ничего подобного не испытывал.
Тревога улетучилась из ее головы, когда она почувствовала, как он целует ее бедра, раздвигает ее ноги, лаская нежные складочки ее женского естества. Медленно, с наслаждением он ласкал языком ее лоно, нащупывая отвердевший бугорок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131