По возвращении нам придется показать, что он не разрезан, и в обмен на него нам дадут традиционные ожерелья Зеландонии. – Скрутив и убрав ремешок, он всецело переключил свое внимание на молодую жену. – Вот так я люблю целовать тебя, – сказал он, прижимая ее к себе обеими руками.
– Мне тоже так нравится, – заметила она.
Он припал долгим поцелуем к ее губам. Положив Эйлу на спальные меха, он принялся нежно ласкать ее соски, вызвав у нее мгновенный чувственный отклик. Он продолжал посасывать один сосок, щекоча пальцами другой, усиливая остроту и глубину ее возбуждения.
Слегка оттолкнув его, Эйла начала стаскивать с него белую тунику.
– Джондалар, а что ты будешь делать, когда появится малыш? Они же будут полны молока.
– Я обещаю не красть слишком много, но уж поверь мне, обязательно попробую его, – усмехаясь, сказал он, снимая тунику через голову. – Ты ведь уже кормила ребенка и, наверное, испытывала такие же ощущения, когда малыш сосал твою грудь.
Она немного подумала.
– Не совсем, – решила она. – После первых нескольких дней действительно начинаешь испытывать приятные ощущения. Он сосет очень сильно, пока не привыкнет, так что поначалу соски даже болят. Но кормление ребенка никогда не вызывало у меня такого внутреннего жара, который я испытываю, когда ты посасываешь соски. Порой стоит тебе просто коснуться их, и меня всю охватывает острое желание. С малышом такого не бывало никогда.
– А меня порой охватывает острое желание, когда я просто смотрю на тебя, – сказал он. Он снял с нее широкий пояс и, распахнув тунику, погладил слегка округлившийся живот и внутренние стороны бедер. Ему нравилось прикасаться к ее телу. Он помог ей избавиться от распахнутого наряда. Развязав ремешки на талии, она сняла остальную одежду и помогла ему справиться с плотными обувными завязками.
– Я так обрадовалась, Джондалар, увидев, что ты нарядился в тунику, которую я сделала для тебя, – сказала Эйла.
Он взял белую тунику и, вывернув наизнанку, аккуратно сложил ее, потом начал стягивать узкие штаны. Эйла сняла ожерелье из янтарей и ракушек и вынула подвески из ушей – они еще немного болели после проколов – и сложила украшения в свою сумку. Ей не хотелось потерять их. Обернувшись, она увидела, что палатка явно низковата для Джондалара и он стоит согнувшись на одной ноге, пытаясь стащить с себя штаны, а его мужское копье уже наполнилось животворными соками. Не удержавшись, Эйла взяла его в руку, и Джондалар потерял равновесие. Он упал на лежанку, и оба они рассмеялись.
– Как же, ты думаешь, я смогу снять штаны, если ты будешь так нетерпелива? – сказал он, освобождая вторую ногу и отбрасывая штаны в сторону. Он вытянулся рядом с ней на лежанке. – Когда ты успела сделать эту тунику? – спросил он, поворачиваясь на бок и опираясь на локоть, чтобы лучше видеть ее. Из-за расширенных зрачков его яркие синие глаза казались почти черными и лишь едва синели в свете единственного светильника, согревая Эйлу взглядом, исполненным любви и желания.
– Когда мы жили на Львиной стоянке, – ответила она.
– Но ты же согласилась той зимой стать невестой Ранека. Почему же ты делала тунику для меня?
– Не знаю, – сказала она. – Наверное, у меня еще оставалась надежда. А еще у меня возникла одна идея. Я вспомнила, как ты говорил, что хотел уловить мой дух, вырезая ту фигурку в моей долине, и я надеялась, что смогу поймать твой дух, сделав что-то для тебя. Помнишь, когда все говорили о черных и белых животных, ты сказал, что испытываешь к белым особые чувства. Поэтому, когда Крози согласилась научить меня делать белую кожу, я решила сделать что-нибудь для тебя. Выделывая ее, я постоянно думала о тебе. Мне кажется, я была счастлива тогда, делая тунику. Я даже воображала, как ты наденешь ее на Брачный ритуал. Благодаря ей я поддерживала в себе надежду. Именно поэтому я и берегла ее во время Путешествия.
Его глаза подозрительно заблестели от влаги.
– К сожалению, она почти ничем не украшена. Мне никогда не удавалось хорошо нашивать бусы и прочие украшения. Я несколько раз пыталась освоить это искусство, но вечно что-то отвлекало меня. Тогда я украсила ее горностаевыми хвостиками. Хотелось бы, конечно, раздобыть их побольше, но в ту зиму мне больше не попадались эти зверьки. Может быть, будущей зимой удастся выследить еще нескольких горностаев, – сказала она.
– Все и так прекрасно, Эйла. Ее белый цвет сам по себе является достаточным украшением. Все решили, что ты специально оставила ее неокрашенной, в общем, этот наряд всем очень понравился. Мартона сказала мне, что ей понравилось то, что ты не побоялась оставить такую кажущуюся простоту, она отлично подчеркивает превосходную выделку и окраску. По-моему, скоро многие приоденутся в подобные белые туники, – заметил он.
– Когда Мартона сказала, что мне запрещено видеться и говорить с тобой до самого ритуала, я готова была нарушить обычаи Зеландонии, лишь бы передать ее тебе. Но Мартона согласилась сама передать тебе сверток, хотя, по-моему, считала, что даже ее участие в таком деле не вполне правомочно. И все же мне пришлось помучиться, ведь я не знала, понравится ли тебе наряд и поймешь ли ты, почему мне так хотелось, чтобы ты надел его.
– Как я мог быть таким глупым слепцом в ту зиму? Я так сильно любил тебя. И ужасно скучал и терзался, когда ты уходила в очаг Ранека. Я не спал по ночам, слышал каждый звук. Вот почему я, не сдержавшись, овладел тобой тогда в степи, когда мы обучали Удальца. Я чувствовал каждое движение твоего тела, когда мы вдвоем скакали на Уинни. Простишь ли ты меня за ту необузданную страсть?
– Я все время пыталась поговорить с тобой, но ты не хотел слушать меня. Ты не принуждал меня, Джондалар. Как ты думаешь, почему я так быстро откликнулась? Как ты мог подумать, что мне было неприятно. Это был самый счастливый день в ту зиму. Я с наслаждением вспоминала о нем потом. Закрывая глаза, я постоянно чувствовала твое присутствие и хотела вновь соединиться с тобой, но ты не приходил ко мне.
Вдруг, словно изголодавшись, он вновь начал целовать ее. Он почувствовал, что не в силах больше ждать. Склонившись над Эйлой, он раздвинул ее ноги и погрузил свое мужское копье в ее теплый и влажный источник. Она была готова принять его. Застонав от предвкушения, она ощутила его полноту в своих собственных изголодавшихся глубинах. Ритм его движений увеличился, и она изогнулась к нему навстречу, стремясь усилить желанное давление. Да, их желания полностью совпадали. Она была более чем готова. И он тоже. Джондалар, почувствовал, что уже готов взорваться от полноты чувств, и тогда, уже ничего не осознавая, они оба достигли предельного чувственного напряжения, и вдруг огромная волна великолепной Радости захлестнула их обоих. После нескольких заключительных толчков он в изнеможении опустился, накрыв ее своим жарким телом.
– Я люблю тебя, Эйла. И не представляю, что бы я делал, если бы потерял тебя. Я всегда буду любить тебя, только тебя, – крепко обнимая ее, со сдержанной страстностью произнес Джондалар.
– О Джондалар, я тоже люблю тебя. И всегда любила. – В уголках ее глаз заблестели слезы, частично от полноты ее любви к нему, частично от чувственного напряжения, так стремительно взлетевшего к своему пику и завершившегося таким чудесным облегчением.
Они лежали тихо, едва озаряемые мерцающим огоньком фитиля светильника, потом он оторвался от нее, медленно извлек свое обессилевшее копье и лег на бок рядом с ней. Он вновь положил руку на ее живот.
– Я подумал, что, возможно, уже тяжеловат для тебя. Не знаю, полезно ли тебе сейчас, чтобы я давил на тебя всем моим весом.
– Пока мне еще не тяжело, – сказала она. – А когда малыш вырастет побольше, мы придумаем, как можно будет легче делить Дары Радости.
– А ты правда можешь чувствовать внутреннее движение новой жизни?
– Пока нет, но уже скоро почувствую. И ты тоже сможешь почувствовать это. Для этого тебе просто достаточно будет вот так же положить руку на мой живот.
– Мне кажется, я рад, что ты уже родила одного ребенка. Теперь ты знаешь, что тебя ждет.
– В этот раз у меня другие ощущения. Вынашивая Дарка, я все время очень плохо чувствовала себя.
– А как ты чувствуешь себя сейчас? – с явной озабоченностью спросил он.
– Замечательно. Даже в начале меня лишь немного подташнивало по утрам, но сейчас уже все прошло.
Они долго лежали в приятном молчании. Джондалар подумал, что она, возможно, уже уснула. В нем вновь начало просыпаться желание, хотя на сей раз чувственный голод был уже не столь сильным, и если она спит…
– Хотела бы я знать, как он там живет? – вдруг сказала она. – Мой сын.
– Ты тоскуешь по нему?
– Иногда так сильно, что не знаю, как и вытерпеть. На собрании жрецов Зеландони пела Песню Матери. Мне нравится эта легенда. Всякий раз, когда я слышу ее, мне хочется плакать в том месте, где говорится о том, что Великая Мать утратила возможность жить рядом с сыном, как они расстались навеки. Мне кажется, я понимаю, что Она чувствовала. Даже если я никогда не увижу его больше, я просто хочу знать, как ему живется, все ли у него хорошо. Как относятся к нему члены Клана и Бруд, – сказала Эйла и вновь умолкла.
Ее слова заставили Джондалара задуматься.
– В той песне говорится, что Великая Мать претерпела все муки, рожая дитя. Это очень больно?
– У меня были трудные роды. Я не люблю вспоминать об этом. Но, как сказано в Песне Матери, он оправдал Ее страдания.
– А тебе страшно, Эйла? Ты боишься новых родов? – спросил он.
– Немного. Но в этот раз я так хорошо себя чувствую, что, возможно, и роды также будут менее мучительными.
– Я не представляю, как женщины выдерживают их.
– Мы рожаем, потому что это достойно того, Джондалар. Я так ждала появления Дарка, а потом мне сказали, что он родился уродцем и его нельзя оставлять в живых. – Она заплакала. Джондалар обнял ее. – Это было ужасно. Я просто не могла сделать этого. В нашем племени мать по крайней мере имеет право выбора. Никто не станет вынуждать меня.
Где-то далеко завыли волки, и в ответ им раздался гораздо более близкий и знакомый волчий вой. Волк нашел их, но в палатку не заходил.
– Неужели он тоже покинет меня? – с грустью сказала она. Она зарылась головой в его плечо.
Нежно обнимая Эйлу, он пытался хоть как-то утешить ее. Джондалар задумался о том, какие трудности приходится испытывать избранницам Дони. Дар новой жизни, конечно, велик, но все-таки… Он попытался представить, как новая жизнь начинает расти в нем, но это было выше его понимания. Мужчины не рожают детей. Зачем же тогда Великая Мать вообще создала мужчин? Если бы не было мужчин, женщины могли бы сами о себе позаботиться. Они не всегда беременны одновременно. Одни ходили бы на охоту, другие – помогали беременным или кормящим матерям. Женщины обычно помогают друг другу во время родов. Они могли бы, вероятно, обойтись и без охотничьих вылазок. В любом случае женщине с маленьким ребенком легче собирать плоды земли.
Его и раньше интересовал этот вопрос, и он подумал, задаются ли другие мужчины такими же вопросами. Если даже задаются, то предпочитают не говорить об этом. Дони, наверное, имела какие-то причины, чтобы разделить людей на мужчин и женщин. Все Ее действия обычно кажутся вполне разумными. В земном мире все очень правильно устроено. Каждый день встает солнце, луна постоянно проходит свои фазы, и сезоны четко следуют друг за другом каждый год.
Права ли Эйла? Неужели действительно мужчина необходим для зарождения новой жизни? Может, именно поэтому созданы мужчины и женщины? Погруженный в свои мысли, Джондалар продолжал обнимать любимую женщину. Ему хотелось найти причину, оправдывающую его существование, серьезную причину. Ему недостаточно было просто наслаждаться Дарами Радости и обеспечивать помощь и поддержку. Он хотел, чтобы его жизнь была необходима, чтобы его мужской пол был необходим. Очень хотелось верить, что без мужчины невозможно зарождение новой жизни, что без мужчины не может быть детей, что без него Дети Земли не смогли бы продолжить свой род.
Он так увлекся размышлениями, что не заметил, когда Эйла перестала всхлипывать. Он взглянул на нее и улыбнулся. Она уже уснула и дышала тихо и спокойно. Это был трудный и долгий день, она встала самая первая. Осторожно вытащив из-под нее свою руку, Джондалар помахал ею, чтобы восстановить циркуляцию крови, и широко зевнул. Он и сам устал. Приподнявшись, он потушил скрученный из мха фитиль масляного светильника и на ощупь забрался обратно под меховое покрывало, под бочок к спящей жене.
Утром, открыв глаза, Джондалар не сразу понял, где он находится. Он уже привык спать в лагерном шатре; в походной палатке было гораздо теснее. Хотя и к ней он успел привыкнуть. Целый год они спали вдвоем в этой палатке во время Путешествия. И вдруг он вспомнил. Вчера вечером они стали мужем и женой. Он протянул руку на ее половину лежанки, но место уже опустело. Потом до него донесся запах от кухонного очага. Сев, он машинально потянулся за своей чашкой и удивился, обнаружив, что она уже полна горячего мятного напитка. Он сделал глоток. Чай немного остыл, как раз как он любил, и кроме того, рядом с чашкой лежала свежеочищенная зубная веточка грушанки. Она опять позаботилась о нем, догадавшись, что именно ему захочется сделать утром, и все заготовила. Как же ей это удается?
Он сделал еще глоток чая, потом откинул меховое покрывало и встал. Эйла была возле лошадей, там же крутился Волк. Сполоснув рот, Джондалар пожевал кончик палочки и почистил зубы и, опять сполоснув рот, допил остатки чая. Он потянулся за одеждой, но потом, решив, что вокруг все равно никого нет, вышел из палатки обнаженным. Она улыбнулась ему и мельком глянула на его мужской орган. Он уже вполне взбодрился и начал расти. Ее улыбка превратилась в озорную усмешку. И он также усмехнулся ей в ответ.
– Какой прекрасный денек, – сказал он, приближаясь к ней с гордо поднятым мужским копьем.
– Я подумала, что нам неплохо было бы поплавать сегодня утром, – сказала она, глядя, как он приближается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131