— Так вот, миледи графиня, я сказал тогда землевладельцу: “Миледи, это бейсбол !”
— Поняла? — гордо спросила Хонор. — По-моему, совершенно логичное объяснение.
— Почему-то я не совсем уверена, что слово “логичное” в твоих устах сохраняет свое обычное значение, — хихикнула Хенке. — С другой стороны, мне говорили, что Грейсон слегка повернут на традициях, и глупо было бы ожидать, что местные жители внесут какие-то изменения в игру на том смехотворном основании, что ей уже две тысячи лет и её, возможно, стоит немного обновить.
— Обновление хорошо только тогда, когда ведет к усовершенствованию, миледи, — заметил Лафолле. — И не стоит обвинять нас в закоснелости: кое-какие изменения мы внесли. Если архивы точны, было время, когда питчер — по крайней мере, в одной лиге на Старой Земле — вообще не должен был занимать место бьющего. Кроме того, тренер мог менять питчеров сколько угодно раз за одну игру. Хвала Испытующему, святой Остин положил конец подобным нелепостям!
Хенке закатила глаза и безвольно обмякла в кресле.
— Надеюсь, вы не поймете меня превратно, Эндрю, — сказала она полковнику, — но знаете, почему-то это маленькое открытие — что основатель вашей религии был фанатом бейсбола — меня нисколько не удивило. По крайней мере, это объясняет, почему вы так бережно относитесь к некоторым, хм... архаичным аспектам этой игры.
— Я бы, миледи, не стал называть святого Остина фанатом, — вежливо поправил Лафолле. — Судя по всему тому, что я читал, “фанат” — это слишком мягкое слово.
— Никогда бы не подумала, — ехидно сказала Хенке, еще раз обведя взглядом стадион.
Огромное сооружение с рядами мягких удобных кресел вмещало по меньшей мере шестьдесят тысяч зрителей. Мишель страшно было подумать, сколько все это стоило. Особенно на такой планете, как Грейсон, где все соревнования, традиционно проводимые на открытом воздухе, требовали стадионов, оборудованных множеством разных приспособлений вроде систем фильтрации воздуха, чтобы защитить местное население от тяжелых металлов, насыщавших атмосферу планеты.
Но при возведении Мемориального стадиона имени Джеймса Кэндлесса такие приземленные соображения в расчет не принимались. Безупречную изумрудно-зеленую гладь аккуратно подстриженной игровой площадки нарушали только белые полосы традиционной меловой разметки и голая темно-коричневая земля на месте баз. Яркие краски поля и еще более яркие цвета праздничных одежд болельщиков переливались в солнечном свете, проникавшем сквозь прозрачный защитный купол. Ряды были щедро украшены флагами команд и плакатами, зовущими родную команду к победе. Была предусмотрена даже специальная установка в системе вентиляции в точности воссоздающая на стадионе погодные условия за пределами купола, так что планетарный флаг Грейсона, со скрещенными мечами и открытой Библией, не висел, а гордо развевался на вершине одного из двух шестов, обозначавших фаул-линии. На другом реял штандарт лена Харрингтон.
Мишель на секунду задержала взгляд на флаге лена, затем глянула на огромное голографическое табло, “повисшее” над внутренним полем, и вздохнула.
— Я знаю, я еще пожалею о том, что спросила об этом, но, может быть, кто-нибудь из вас, всезнаек, возьмет на себя труд объяснить мне, откуда вот это , — она указала на ярко-красную цифру “2”, появившуюся в колонке “страйки”, — черт побери, взялось? Я же своими ушами слышала, что объявили только первый страйк.
— Это было до фаул-бола, — доходчиво объяснила Хонор.
— Но он же попал по мячу! — возмутилась Мика.
— Ну и что. Фаул-бол считается как страйк.
— Но...
Хенке замолчала на полуслове, увидев, что питчер послал крученый мяч. Бьющий отбил, но криво — мяч, пролетев над третьей базой, ушел в фаул. Мишель выжидательно посмотрела на табло — и глубоко втянула носом воздух: счет не изменился.
— Кажется, ты только что сказала... — начала она.
— Фаул считается как страйк только до тех пор, пока число страйков не дойдет до двух. А после двух они как страйки уже не считаются — и как болы, кстати, тоже. Если только мяч не поймает один из полевых игроков. Тогда вместо “мертвого мяча” засчитывается аут.
Мишель скорчила кислую рожу. Хонор ухмыльнулась. Графиня сердито зыркнула на нее, заодно наградив неодобрительным взглядом телохранителя...
— Очень простая игра, — фыркнула она. — Точно. Проще не бывает!

* * *
“Харрингтонские древесные коты” продули со счетом “одиннадцать-два”.
К эллингу ложи, чтобы забрать хозяйку и её гостей, подлетел роскошный аэрокар. Мишель Хенке героически попыталась отразить на лице приличествующее случаю соболезнование. Получилось, увы, не очень.
— Нехорошо злорадствовать, Мика, — заметила Хонор с оттенком строгости в голосе.
— Злорадствовать? Это я-то злорадствую? Я, пэр Звездного Королевства, злорадствую всего-навсего из-за того, что твою команду надрали, как котят, пока вы с полковником на два голоса высмеивали мое дремучее невежество? Как ты могла даже предположить, что я на такое способна!
— Возможно, дело в том, что я слишком давно тебя знаю.
— И, возможно, в том, что на моем месте ты и сама бы не удержалась, — прибавила Хенке.
— Все возможно, — согласилась Хонор. — С другой стороны, одни поступки более вероятны, а другие — менее. Принимая во внимание силу моего характера, твое предположение более маловероятно, чем все остальные.
— О, разумеется. Я все время забываю, Хонор, какая ты скромная, робкая и застенчивая, — сказала Хенке.
Они заняли места в аэролимузине, за ними проследовали Лафолле с подругой Нимица Самантой на руках и три постоянных телохранителя Хонор.
— Нет, не скромная и застенчивая, а более зрелая и ответственная личность.
— Не настолько зрелая и ответственная, чтобы не назвать свою команду в честь одного мохнатого шестилапого любителя таскать сельдерей и его приятелей, — выпалила в ответ Хенке и потянулась почесать за ухом древесного кота, который сидел у Хонор на плече.
— Нимиц и Саманта не имели к моему выбору никакого отношения, — ответила Хонор. — Прошу заметить, они одобрили название, но выбирала я меньшее из двух зол. — Она скривилась. — Альтернативой были “Харрингтонские саламандры”.
Хенке вскинула на нее взгляд, едва не подавившись.
— Ты шутишь!
— Если бы. Собственно говоря, когда комитет владельцев команд и судейская комиссия приняли решение расширить лигу, председатель тут же окрестил моих “Саламандрами”. Кошмар, что мне пришлось пережить, пока я их уговаривала переиграть.
— А мне кажется, чудненькое было название, — с ехидной усмешкой протянула Хенке.
— Не сомневаюсь, что тебе так кажется, — отрезала Хонор. — У меня другое мнение. Оставим в стороне вопрос о скромности, но попробуй представить себе, как бы отреагировали Высокий Хребет и его шайка! Это ж готовая сенсация!
— Хм...
При упоминании о политическом раскладе, изменившемся не в лучшую сторону после прихода к власти правительства Высокого Хребта, усмешка на губах Хенке растаяла сама собой. Ситуация за последние три с лишним стандартных года становилась все более и более неприятной и все сильнее и острее цепляла их лично — по крайней мере Хонор. Именно в этом, насколько было известно Хенке, заключалась истинная причина того, что её подруга с радостью вернулась ненадолго на Грейсон для исполнения обязанностей землевладельца Харрингтон. И именно поэтому сама Хенке с такой готовностью приняла приглашение провести здесь отпуск в качестве гостьи.
— Наверное, ты права, — сказала она, помолчав. — Разумеется, в любой прилично устроенной вселенной Высокий Хребет, для начала, никогда бы не стал премьер-министром, и уж точно его не стали бы терпеть на этом посту так долго. Надо подать жалобу на мироустройство верховному руководству.
— Я этим занимаюсь каждое воскресенье, — заверила её Хонор без тени улыбки. — И, подозреваю, по просьбе Протектора то же самое делает преподобный Салливан, для пущей доходчивости.
— Для пущей или не пущей — все равно без толку, — заметила Хенке, покачав головой. — Поверить не могу, что им удалось протянуть так долго. Боже мой, Хонор, но ведь большинство из них просто ненавидят друг друга! А уж если вспомнить про их убеждения...
— Конечно ненавидят. К сожалению, в настоящий момент твою кузину они ненавидят еще больше. Или, по крайней мере, настолько её боятся, что держатся заодно вопреки чему угодно, только бы сохранить силу для противостояния ей.
— Знаю, — вздохнула Хенке. — Знаю. — Она вновь покачала головой. — У Бет всегда был характерец не дай Боже. Очень жаль, что она не научилась его обуздывать.
— Ты не вполне справедлива, — не согласилась Хонор, и Хенке удивленно подняла бровь.
Мишель Хенке, в силу того, что её отец и старший брат (а вместе с ними герцог Кромарти и весь экипаж королевской яхты) погибли от рук убийц, оказалась пятой в списке претендентов на наследование короны Звездного Королевства Мантикоры. Её мать, Кейтрин Винтон-Хенке, герцогиня Винтон-Хенке и вдовствующая графиня Золотого Пика приходилась королеве Елизавете III теткой, у отца королевы не было других братьев и сестер, а Мишель теперь оказалась единственным оставшимся в живых ребенком своей матери. Прежде Хенке никогда и не думала о том, что будет стоять так высоко в списке претендентов, как и о том, что унаследует титул отца. Но Елизавету она знала всю свою жизнь и со взрывным винтоновским темпераментом, который в полной мере унаследовала королева, была знакома далеко не понаслышке.
Несмотря на это, Хенке понимала, что за последние три с лишним года Хонор общалась с королевой намного больше, чем она сама. Герцогиня Харрингтон была хорошо известна как один из самых решительных сторонников королевы в Палате Лордов (и как член домашнего круга “кухонных советчиков”, к которым королева обращалась за советом, избегая членов официального правительства). Именно поэтому проправительственные средства массовой информации лезли из кожи вон, пытаясь всеми доступными им средствами дискредитировать Хонор. Завуалированное (а иногда и не слишком завуалированное) злопыхательство в её адрес проявлялось порой совершенно омерзительно. Как бы то ни было, Хенке признавала, что Хонор не только больше времени работала с Елизаветой, но и обладала кое-какими отсутствующими у других людей дополнительными способностями, касающимися оценки людей и их эмоций. И тем не менее...
— Хонор, я люблю Бет как кузину и уважаю как монарха, — сказала Хенке, помолчав. — Но если её завести, то характер у нее становится как у гексапумы, которая сломала себе зуб. Мы с тобой хорошо это знаем. Если бы она всего лишь постаралась сдержаться, когда ещё только формировалось правительство Высокого Хребта, то ей, возможно, удалось бы разделить их, вместо того чтобы сплотить в монолитную оппозицию по отношению к самой себе.
— Я не говорила, что она все делает правильно, — заметила Хонор, откинувшись на сиденье.
Нимиц уютно устроился у нее на коленях. Саманта соскользнула с рук Лафолле и присоединилась к мужу; Хонор нежно поглаживала уши кошки.
— По сути дела, — продолжила она, — Елизавета первая согласится, что потеряла прекрасную возможность взять ситуацию под контроль, когда набросилась на них. Но пока ты искала на свою задницу приключений в космосе, я просиживала свою в Палате Лордов, наблюдая за тем, что вытворяет Высокий Хребет. И, судя по тому, что я видела, думаю, в конечном счете не важно, как повела себя она.
— Прости, я не совсем понимаю, — сказала Хенке, ощутив некоторую неловкость.
Она знала, что Хонор не собиралась её упрекать, но невольно чувствовала себя виноватой. Ее мать как герцогиня имела полноправное место в палате лордов, поэтому они решили, что Мишель вполне может передать ей все полномочия и мать будет представлять их обеих. Для герцогини Винтон-Хенке политика всегда была намного более увлекательным делом, чем для Мишель, к тому же смерть мужа и сына заставила её искать способа отвлечься. Мишель и самой надо было отвлечься, вот почему она как офицер Королевского Флота Мантикоры с головой погрузилась в глубокий космос, наполненный множеством дел и обязанностей.
Хонор этого способа отвлечься от вредных мыслей лишили.
— Даже если предположить, что в правительстве Высокого Хребта нет идеологических разногласий, в Палате Лордов все равно недостаточно консерваторов, либералов и прогрессистов, чтобы Высокий Хребет получил безоговорочное большинство голосов без поддержки по крайней мере части независимых лордов, — начала объяснять Хонор. — Высокому Хребту, правда, удалось еще привлечь в союзники “Новых людей” Уоллеса, но даже этого недостаточно, чтобы существенно изменить соотношение сил основных партий. И как бы сильно ни испугала или разозлила королева Высокого Хребта и его приспешников, независимым, которые решили его поддержать, она ничем таким страшным не угрожала, так ведь?
— Так, — признала Хенке, припоминая обрывки разговоров с матерью, и внезапно пожалела, что в свое время отнеслась к ним без внимания.
— Разумеется. Он сумел завоевать их поддержку без того, чтобы она на них набросилась. А даже если бы и набросилась, что-нибудь вроде “Скандала с Рабсилой” отвратило бы от правительства большинство независимых.
— Кстати, когда Кэти Монтень бросила свою бомбу, я ожидала, что именно это произойдет, — подхватила Хенке и пожала плечами. — Лично мне Кэти всегда нравилась. Мне казалось, что к тому времени, когда она отправилась на Старую Землю, у нее, пожалуй, немного съехала крыша, но она всегда была верна своим принципам. И, черт побери, как красиво она сработала!
— Я пришла к выводу, что мне она тоже нравится, — призналась Хонор. — Никогда бы не подумала, что смогу сказать такое о члене либеральной партии. Правда, если не считать негативной позиции либералов по отношению к генетическому рабству, я не понимаю, что общего у неё и у “её” партии.
Голос Хонор остался невозмутимо ровным, но глаза опасно прищурились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136