Затем провел правой ладонью по левой, остановив ее запястьем у кончиков пальцев.
— Предатель, — мрачно пробормотала Хонор, прочитав знак “ОК”.
Нимиц насмешливо чирикнул и снова заговорил знаками.
“Я не виноват, что тебе нужна нянька , — сказали мелькавшие пальцы. — Кроме того, он приносит сельдерей ”.
— Кто бы мог подумать, что твою преданность можно купить так дешево, — сказала ему Хонор, горестно качая головой.
“Не преданность , — ответили лапы Нимица. — Просто сотрудничество ”.
— Да уж, — фыркнула Хонор и перевела взгляд на Максвелла. — Ну что ж, теперь, когда вы завербовали себе этого мохнатого приспешника, выбора у меня нет, придется прочитать вашу записку. Вот только куда, по-вашему, я должна это вставить в свое расписание? Для меня это остается загадкой.
— Я уверен, что Мак с Мирандой найдут для вас часок-другой, который вы могли бы уделить чтению. Со своей стороны обещаю быть как можно немногословнее. Но прежде чем вы одобрите какие-либо планы, вам действительно надо прочитать несколько больше, чем краткое содержание и заголовки отдельных частей, ваша светлость. Я польщен вашим доверием, но окончательные решения и последствия, которые они могут повлечь за собой, — на вашей совести.
— Знаю, — сказала она уже серьезнее и ввела команду на терминале своего стола.
Несколько секунд она вглядывалась в дисплей, затем ввела короткую запись.
— Я выбрала среду наугад, — призналась она, — но, похоже, и впрямь может получиться. Она удобна еще и потому, что днем у меня экзамен на Острове Саганами. По меньшей мере, до самых выходных я буду завалена экзаменационными работами, которые надо проверять в свободное время, его ведь у меня навалом. Так что если вы сможете прислать мне документ к утру среды, а еще лучше к вечеру вторника, я как-нибудь постараюсь уделить ему время, пока не утону во всех этих контрольных.
— Рад слышать, ваша светлость, — ответил Максвелл, — но разве у вас в среду, помимо этого, нет заседания в Палате Лордов? Кажется я видел сообщение о том, что правительство намеревается продвигать на этой неделе свой новый бюджет, и, несмотря на то что наше дело очень важно, я бы не хотел, чтобы оно мешало подготовительной работе.
— Нет, — сказала Хонор, снова скривившись, и на этот раз намного выразительнее. — Перенесли на следующую среду. Я не знаю точно почему, но правительство уведомило нас позавчера, что переносит слушания на неделю вперед. Да и подготовительной работы там будет немного. Высокий Хребет скажет в точности то же самое, что он говорит последние три стандартных года, а граф Белой Гавани и я будем говорить в точности то же самое, что мы говорим последние три стандартных года. Затем палата проголосует — разумеется, с крохотным перевесом — за проект бюджета, который нужен правительству, Палата Общин выдвинет свои поправки, лорды снова их отклонят, и абсолютно ничего не изменится.
Максвелл смотрел на нее, гадая, слышит ли она сама как много горечи (и усталости) сквозит в ее голосе. Впрочем, удивляться было нечему.
Полномочия выступать с инициативой финансовых законопроектов входили в число преимуществ, которыми пользовалась Палата Лордов, контролируя финансы Звездного Королевства. Кроме того, любой законопроект должен был получить одобрение у лордов в своем окончательном виде. Это означало, что — как сетовала Хонор — лорды успешно вычеркивали любые продавленные Палатой Общин поправки, после чего выносили свой проект на безальтернативное голосование. При нормальных обстоятельствах Палата Общин сохраняла за собой довольно много власти, поскольку могла, в свою очередь, отказаться одобрить вариант Палаты Лордов и — главное — отвергнуть любые чрезвычайные финансовые меры, заложенные в бюджете лордов. Но сейчас обстоятельства нормальными не были. “Чрезвычайные финансовые меры” были уже введены, а лорды, вдобавок, имели полномочия в условиях чрезвычайной ситуации в случае если дебаты по бюджету зашли в тупик передавать право принятия финансовых решений правительству даже без одобрения общин.
Разумеется, благоразумные премьер-министры, как правило, не слишком активно эксплуатировали попадающее в их руки оружие. Чтобы лорды могли заниматься самоуправством, требовалось наличие такой ситуации, при которой заметная часть избирателей была готова обвинить в неспособности пойти на компромисс именно Палату Общин. При подобных обстоятельствах выборная палата оказывалась в фатально невыгодном положении. Но если бы лорды по неразумию попали в ситуацию, когда уже их обвинили бы в неизбежной пробуксовке работы большей части государственных служб, то длительное недовольство избирателей давно бы дало Короне основания лишить верхнюю палату контроля над финансами.
Именно потому-то правительство Высокого Хребта столь прилежно старалось купить общественную поддержку... и именно это сделало герцогиню Харрингтон и графа Белой Гавани такими ценными фигурами для оппозиции в Палате Лордов. Во всем, что касалось бюджета военного флота, их голоса звучали для избирателей наиболее весомо.
И именно поэтому барон Высокого Хребта и его союзники стремились уменьшить их влияние любыми доступными способами.
Сами члены кабинета должны были соблюдать предельную осторожность, чтобы не показалось, будто они сводят личные счеты с двумя самыми знаменитыми героями прошедшей войны. Но на практике требовалось минимальная изобретательность, чтобы перепоручить атаку достаточно отдаленному стороннику. А уж финансируемых правительством “комментаторов” и газеты, а также идиотов, которые им искренне верили, и вовсе никакие тормоза не сдерживали, и накапливающаяся усталость леди Харрингтон проявлялась все отчетливей.
Разумеется, она привыкла иметь дело с предвзятой прессой и в Звездном Королевстве, и на Грейсоне, и реагировала на выпады с таким внешним спокойствием, что Максвелл про себя считал его маской. За последние несколько лет он достаточно хорошо изучил леди Харрингтон, чтобы понять: при всей излучаемой ею безмятежности и спокойствии темперамент у нее был не менее взрывоопасный, чем у самой королевы. Пожалуй, её труднее было заставить выйти из себя, но если уж это удавалось, никакие преграды на пути не в силах были ей помешать... что могли засвидетельствовать призраки Павла Юнга и Денвера Саммерваля.
В каком-то смысле, размышлял Максвелл, ей приходилось даже хуже, чем обоим братьям Александерам. По крайней мере, барон Высокого Хребта и его шайка воспринимали их как одного, хотя и опасного противника, в то время как леди Харрингтон — и это ни для кого не было секретом — выступая в Палате Лордов, представляла не только себя, но и Протектора Бенджамина и Елизавету III.
И все они ни в грош не ставили барона Высокого Хребта и его коллег-министров.
Поверенный начал было что-то говорить, но передумал. Вряд ли он скажет ей нечто новое. И даже если скажет, неуместно с его стороны предлагать ей непрошеные политические советы. И тем более делиться сплетнями, каких бы он ни нахватался..
“Кроме того, — подумал он, — все можно устроить гораздо лучше... если, конечно, я решу, что имею право сунуть нос в её частную жизнь. Не надо ничего рассказывать ей, надо переговорить с Мирандой или Маком. И пусть они соображают, как ей это преподнести”.

* * *
— Прибыли лорд Александер и граф Белой Гавани, ваша милость.
— Спасибо, Мак. Будь добр, пригласи их прямо сюда.
— Разумеется, ваша милость.
Хонор положила ридер на подставку, остановив его на третьей странице экзаменационной работы гардемарина Зилвицкой с анализом битвы у мыса Сент-Винсент, и с улыбкой подняла глаза. Джеймс МакГиннес, единственный стюард Королевского флота Мантикоры, который на самом деле служил не на флоте, улыбнулся ей в ответ и, склонив голову в полупоклоне, удалился. Она с нежностью посмотрела ему вслед. Последние двадцать стандартных лет Мак играл ключевую роль в эффективной организации ее жизни.
Она бросила взгляд на Нимица, в блаженном одиночестве разлегшегося поперек двойного насеста, который он обыкновенно делил со своей подругой. Сегодня был четверг, и Саманта отсутствовала — она сопровождала Миранду и Фаррагута во время обычного визита в Академию имени Андреаса Веницелоса, приют для сирот и частную школу, которые учредила Хонор для тех, чьи родители погибли на войне, как мантикорцев, так и грейсонцев. Академия имела филиалы и в Звездном Королевстве, и в системе Ельцина, и Миранда, числившаяся теперь шефом персонала Хонор, регулярно посещала её вместо герцогини, у которой прочие обязанности поглощали все больше и больше времени. Детишки были без ума от Нимица, Саманты, Фаррагута и древесных котов вообще, а все коты, не важно, четыре у них лапы или шесть, любят играть с детьми. Для них это было заранее предвкушаемым удовольствием, и Нимиц часто ездил к детям с остальными котами, даже когда Хонор не могла. Но не тогда, когда в личном расписании его человека значилось нечто вроде сегодняшней встречи.
Когда за МакГиннесом закрывалась дверь, Хонор краем глаза заметила Лафолле, даже здесь стоящего на посту у её двери. Затем она заставила себя подняться с кресла и подошла к самому краю большого эркера, который нависал над благоустроенными территориями вокруг особняка, словно крепостная башня. Наружная стена, целиком сделанная из кристаллопласта, выходила на залив Язона, восхитительно синий сегодня, и она на секунду позволила себе замереть, любуясь видом, затем снова повернулась к двери и поправила сшитые по грейсонской моде платье и жилет.
За эти годы она сроднилась с традиционным грейсонским одеянием. Она по-прежнему считала его совершенно непрактичным, пригодным лишь для того, чтобы выглядеть нарядно, но вынуждена была признать, что выглядеть нарядно — не так уж и плохо. Кроме того, здесь, в Звездном Королевстве она носила эти одежды — по крайней мере, когда не надевала военную форму — почти постоянно не без причины. Грейсонское платье напоминало всем, включая её саму, кем она является... а также что Звездное Королевство и весь Мантикорский Альянс многим обязаны людям планеты, которая стала её второй родиной.
“Еще одно соображение, которое Высокому Хребту, похоже, с легкостью удается не замечать... или того хуже”, — с горечью подумала она, но привычно подавила волну гнева. Множить в мыслях причины, по которым ей так хочется вцепиться в горло премьер-министру, сейчас было неуместным.
МакГиннес вернулся несколько секунд спустя в сопровождении Хэмиша и Вильяма Александеров.
— Ваша светлость, граф Белой Гавани и лорд Александер, — вполголоса объявил стюард и мажордом Хонор — и удалился, неслышно закрыв за собой полированные деревянные двери.
— Хэмиш. Вилли.
Хонор подошла к ним, протягивая руку. Ей уже не казалось странным, что она здоровается с ними без соблюдения лишних формальностей. Время от времени накатывало, правда, некое ощущение нереальности происходящего, особенно когда она обращалась по имени к своей королеве или к Бенджамину Мэйхью, но такое случалось все реже и реже. Как ни странно, она постоянно помнила, кто она такая и из какой среды вышла, несмотря на то, что со временем поднялась к самой вершине политической власти даже двух звездных наций. Она редко задумывалась об этом специально, но когда неожиданно приходило осознание, становилось ясно, что её отношение к происходящему сформировано как раз поздним вхождением во внутренние круги правления двух наций, к которым она принадлежала.
Она была “чужим”, возвысившимся до статуса влиятельнейших “своих”. Поэтому многое она видела другими глазами, с другой точки зрения — которую, как она знала, многие её союзники часто считали едва ли не простодушием. Изощренные, порочные, бесконечно любезные (по крайней мере, внешне) политические баталии, которые эти люди, пусть и с сожалением, принимали как должное, ей были чужды и по натуре, и по жизненному опыту. В какой-то степени ее грейсонские и мантикорские друзья понимали друг друга намного лучше, чем она понимала и тех и других, но постепенно она пришла к мнению, что само неприятие бессмысленной политической возни служит ей своеобразной броней. И противники и сторонники в равной мере считали её прискорбно бесхитростной и прямодушной, не желающей — или не способной — “играть” по хорошо известным им правилам. И это делало её “темной лошадкой”, непредсказуемым фактором — особенно для оппонентов. Они знали всё о тончайших нюансах занимаемой ими позиции, о выгодах и шансах, которые руководили их собственными решениями и тактическими маневрами, но простота и прямота позиции леди Харрингтон их попросту обескураживала. Они словно не в состоянии были поверить, что она и в самом деле такая как есть, что она искренне верит именно в то, о чём говорит... ведь про себя они твердо знали, что это невозможно. И поэтому они продолжали следить за ней с напряжением и опаской, постоянно ожидая, когда же она наконец раскроет свою “подлинную” натуру.
С врагами это было полезно, но, к сожалению, даже самые близкие ее союзники, особенно из аристократической среды (что ей прекрасно было видно из эмоций её гостей), порой не верили, что ей нечего скрывать. Они еще могли принять это разумом, но, будучи плотью от плоти мира, в котором родились, пэры Звездного Королевства не в состоянии были отрешиться от инстинктов, как бы им этого ни захотелось. А им, кстати, и не хотелось, да и с чего бы? Это был их мир, и Хонор вполне искренне признавала, что в нем найдется по меньшей мере столько же достоинств, сколько и недостатков. Но даже лучшие его представители — даже такие люди, как Хэмиш Александер, лет семьдесят-восемьдесят прослуживший офицером, — никогда в полной мере не могли освободиться от условностей игры, по правилам которой они играли с самого детства.
Она отмела в сторону эти мысли, поздоровалась за руку с каждым из Александеров по очереди и с улыбкой указала им на кресла, которые они всегда занимали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136