Все для ванной, цена удивила 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Но он еще и твой друг, и пусть даже мы накрыли не всех, кто был в списке, но Звездное Королевство — образец добродетели в сравнении с Силезской Конфедерацией и Солнечной Лигой, если говорить о генетической работорговле. Я уверен, ему на много лет вперед хватит силли и солли, которые также были в списке, без распространения охоты на Мантикору. Тем более, если нам с тобой удастся продолжать давить наших домашних свиней без того, чтобы Джереми сделал из них фарш.
— Ты, пожалуй, прав, — сказала она, подумав, — Но, заметь, прав только потому, что ему действительно есть кем ещё заняться. И я не уверена, что наш нажим и дальше будет результативным, после того как Высокий Хребет и эта законченная задница МакИнтош ухитрились своими подковёрными играми “минимизировать потери”.
— Давай не забывать о Новом Киеве, — ответил Зилвицкий, и на этот раз в его глубоком голосе прокатился грохот сдвигающихся тектонических платформ. — Что бы там кто ни думал, у Высокого Хребта и МакИнтоша ни черта бы не вышло без её позволения, — прорычал он на вопросительный взгляд графини.
Леди Кэти начала было открывать рот, но он жестом прервал её.
— Я не говорю, что они были настолько глупы, чтобы напрямую втянуть её в свои махинации, когда спускали дело на тормозах. Но она, как любой долбанный аристократ, взявший сторону Высокого Хребта, и пальцем не пошевелит, если при этом есть риск раскачать лодку и позволить Александеру сформировать правительство. Тем более, что ей всего-то и надо было закрыть глаза на такую ерунду, как генетическое рабство!
— Ты прав, — помолчав, с огорчением признала графиня и вновь заходила по комнате. — Я знаю, многие думают, что я слишком однобоко воспринимаю вещи, когда речь заходит о рабстве. Остальные считают, что я на нем помешалась. Пожалуй, они даже правы. Но каждый, у кого рабство не вызывает ярости, проваливает тем самым тест на элементарную человечность. Кроме того, как они могут говорить о борьбе за гражданские права, защиту закона, улучшении социальной политики и всех этих благородных материях, о которых так глубокомысленно вещает направо и налево Марица Тернер, если закрывают глаза на торговлю человеческими существами — созданными и выведенными специально под чей-то заказ? Где же тогда их благочестивые принципы?
Её голубые глаза сверкали, бледные щеки горели от гнева, и Антон Зилвицкий откинулся на спинку стула, в который раз залюбовавшись ею. Друзья в шутку называли её “Леди-Скакун”, и недаром. В её неутомимости и взрывном темпераменте явно проглядывало что-то от породистой кобылицы. Но не только. Было в ней что-то ещё, что-то смутно ассоциирующееся с охотничьим голодом сфинксианской гексапумы. Зилвицкий был одним из очень немногих людей, которым было дозволено видеть обе её ипостаси, и он находил их равно привлекательными, каждую по-своему.
— То есть ты, если я правильно понял, не считаешь графиню Нового Киева идеальным лидером либеральной партии? — иронично спросил он, и она невесело хмыкнула.
— Если у меня и были какие-то сомнения, они рассеялись в тот самый момент, когда она согласилась лечь в парламенте под Высокого Хребта, — резко объявила графиня. — Может, там и были сиюминутные тактические выгоды, но долгосрочные последствия будут катастрофическими. Как для нее, так и для всей партии.
— Значит, ты согласна со мной, что рано или поздно правительство Высокого Хребта зашатается?
— Разумеется, да! — Она смотрела сердито. — А что ты ожидал от меня услышать?! Что это еще за игра в угадайку? “Двадцать вопросов”? Я знаю, что ты намного лучше меня разбираешься в межзвездной политике — по крайней мере, во всем, что не касается рабства, — но даже я понимаю, что эти идиоты ведут нас прямиком к возврату тупого, ублюдочного противостояния с хевами. И что перед этим они расколют Альянс. И что они слишком слепы, черт побери, чтобы хотя бы увидеть, куда все катится! Или хотя бы понять, что избиратели вовсе не настолько глупы, как им это кажется. Когда всё это дерьмо прольётся дождем, всем станет очевидно, как чертовски правы были всё это время Белая Гавань и Харрингтон насчёт боеготовности нашего флота. И вот тут-то и начнется самая задница. Все рядовые члены либеральной партии поймут, что графиня Нового Киева по доброй воле подалась в политические проститутки к барону Высокого Хребта. Они посмотрят на все эти программы социального финансирования “Строительства Мира”, которыми она хвастается направо и налево, и поймут, чего эти программы стоят на самом деле. И все поймут, что её любимые проекты, как пылесос, вытягивали деньги у военного флота. И раз уж мы заговорили о тупых грязных политических интриганах, не будем забывать о том, что она и все остальное руководство либеральной партии собираются помочь Высокому Хребту сотворить с Харрингтон и графом Белой Гавани. Думаешь, маятник не качнется в другую сторону, когда все наконец поймут, как нагло было сфабриковано это дело? Я тебя умоляю!
Она в отчаянии закатила глаза и заломила руки.
— Ну что? Я успешно прошла твою маленькую викторину? — спросила она.
Зилвицкий усмехнулся её фирменному свирепому взгляду и кивнул.
— Блестяще, — согласился он. — Но я вовсе не проверял, знаешь ты, что вода мокрая. Я готовил почву для следующего вопроса.
— То есть? — спросила она.
— То есть! — рявкнул он, и из его рокочущего голоса исчезли малейшие намеки на шутку. — Какого дьявола ты позволяешь ей утащить вместе с собой на дно и твою партию?
— Я позволяю?! Боже мой, Антон! Да с тех пор как я вернулась от солли, я только и делаю, что ору об этом на всех углах. И всё без толку. Может быть, я бы добилась большего, если бы на смену Кромарти не пришел Хребет или если бы я вернула себе место в Палате Лордов, но всё, что я могла сделать вне парламента, я сделала! А заодно, — уныло добавила она, — добилась того, что теперь почти так же непопулярна, как в тот день, когда меня выдворили из парламента.
— Отговорки, — без обиняков рубанул Зилвицкий.
Она уставилась на него, не веря своим ушам.
— Отговорки, — повторил он. — Черт подери, Кэти, неужели ты ничему не научилась, работая с Джереми и Антирабовладельческой Лигой?
— Да о чем ты, в конце концов? — воскликнула она.
— Я говорю о твоей неспособности отделить себя от графини Тор теперь, когда ты уже вернулась домой.
Она хлопала глазами, явно ничего не понимая, и он вздохнул.
— Ты пытаешься играть по их правилам, — объяснил он более терпеливым тоном. — Ты позволяешь, чтобы твое происхождение диктовало тебе образ поведения. Может быть, это и неизбежно, принимая во внимание твой титул и семейные связи.
Она хотела перебить его, но он быстро покачал головой.
— Нет, дело не в отвращении горца к аристократам. И я ни в коей мере не хочу сказать, что ты ведешь себя подобно этим высокородным кретинам вроде Высокого Хребта или Нового Киева. Я лишь говорю, что у тебя есть унаследованное тобой влиятельное положение. Которое заведомо формирует твой подход к любым проблемам и вопросам, и когда ты планируешь атаку, то делаешь это с позиции, которую привыкла занимать. Правильно?
— Пока что да, — медленно сказала она, изучая его выражение лица. На её собственном застыло выражение напряженного размышления. — И отсюда что-то следует?
— Конечно. Только не то, о чем способен быстро догадаться аристократ, — добавил он с легкой улыбкой.
— Как это?
— Скажем так. Мы оба согласны, что нынешнее правительство в силах не допускать тебя в Палату Лордов ещё неопределенно долгое время, а значит, твое положение пэра на самом деле не дает ровно никаких преимуществ. Иными словами, твои позиции при текущей политической обстановке просто бесполезны. Так?
— Может быть, ты излишне резко формулируешь, но в целом всё довольно точно, — согласилась она, глядя на него в удивленной задумчивости.
Одним из талантов, которые она любила в Антоне больше всего, была глубина прозрения и аналитического видения. Большинство случайных наблюдателей не замечали его острого ума за сдержанным поведением. У него не было свойственной Кэти стремительности, её способности интуитивно выделять главное. Но порой этот дар исчезал или изменял ей, и тогда она зачастую подменяла анализ энергией и энтузиазмом. То есть проламывалась сквозь проблему, вместо того чтобы мысленно анатомировать ее и найти наиболее эффективный способ решения. Такого Антон не допускал никогда и все чаще не позволял совершать подобные ошибки и ей.
— В таком случае тебе необходима новая позиция, — сказал он. — Причем получить ее ты можешь с помощью того, что у тебя уже есть, но это будет нечто совершенно иное.
— Например?
— Например, место в Палате Общин, — просто сказал он.
— Что?! — Она сморгнула. — Я не могу получить место в палате общин — я пэр! И даже если бы я им не была, всеобщих выборов Высокий Хребет точно не допустит, так что я не смогу выставить свою кандидатуру, даже если бы это было законно!
— Графиня Тор не имеет права на место в Палате Общин, — согласился Зилвицкий. — Но Кэтрин Монтень может его получить... если перестанет быть графиней Тор.
— Я... — резко начала она, но застыла в шоке.
— Вот это я и имел в виду, когда говорил, что нельзя позволять унаследованному положению становиться тебе поперек дороги, — мягко сказал он. — Я знаю, что ты не больше моего благоговеешь перед аристократическими привилегиями — даже в каком-то смысле меньше моего, потому что ты родилась в этой среде и знаешь, как часто безотчетное благоговение не имеет под собой никаких оснований. Но иногда я думаю, что социальная среда, в которой ты выросла, всё же ослепляет тебя. Тебе никогда не приходило в голову, что с тех пор, как им удалось выхолостить твое пэрство, выбросив тебя из Палаты Лордов, твой титул стал для тебя скорее помехой, чем подспорьем.
— Я... — Она встряхнулась. — Вообще-то, никогда, — медленно сказала она. — Я хочу сказать, в какой-то степени, это просто...
— Это просто определяет, кто ты такой, — закончил он за нее. — Но ведь на самом деле это не так, правда? Может быть, так было до того, как ты улетела на Старую Землю, но с тех пор ты очень повзрослела. Насколько важно для тебя быть пэром Королевства?
— Важнее, чем бы хотелось, — откровенно призналась она после долгого обдумывания и замотала головой. — Черт! Пока ты не спросил об этом, я думала, что мне на это наплевать. Оказывается — нет.
— Я не удивлен, — мягко сказал он ей. — Но позволь мне спросить у тебя вот что. Быть графиней Тор для тебя важнее твоих убеждений?
— Еще чего! — мгновенно выпалила она с энергичной безапелляционностью, немного удивившей даже её саму.
— Тогда рассмотрим такой сценарий, — предложил он, закидывая ногу на ногу и усаживаясь в кресле поудобней. — Пылкая дворянка, переплавившись в огне своих убеждений, отказывается от всех притязаний на один из самых уважаемых и почетных титулов Звездного Королевства. Преисполненная решимости бороться за принципы, она приносит в жертву привилегированный статус, принадлежащий ей по праву рождения. И делает она это, чтобы принять участие в выборах — заметьте, в выборах — в Палату Общин, поскольку из Палаты Лордов её изгнали за эти самые убеждения. И, будучи избранной, она, разумеется, приобретёт такой положительный резонанс, который обладательнице наследного титула и не снился. Она заплатила дорогую цену, отставая свои принципы. Она по собственной воле отреклась от того, что никто не мог бы у неё отобрать. Но это был единственный способ продолжить борьбу за то, во что она верит. И, в отличие от своих противников-аристократов, которые как минимум отчасти преследуют цель сохранить привилегированное положение в сложившемся status quo , эта женщина начала с того, что отказалась от всех привилегий. А её успешная избирательная кампания продемонстрирует широчайшую народную поддержку, и, значит, она войдет в парламент на основании прежде всего собственных заслуг. Никто из них не может сказать о себе того же. По крайней мере, ни один из них не готов рискнуть, выясняя, есть ли у него хоть какая-то поддержка в народе.
— Пожалуй, я всё-таки не вполне узнаю самоотверженную героиню твоей маленькой нравоучительной сказки, — сухо проговорила она, но глаза её запылали. — И даже если я откажусь от титула, это вряд ли сойдет за принятие обета бедности. Я точно не помню, надо поговорить с моими бухгалтерами, но навскидку за титулом графов Тор закреплено не больше четверти семейного состояния. По правде говоря, намного больше половины состояния семьи Тор пришло с маминой стороны и не имеет абсолютно никакого отношения к титулу.
— Я это понимаю, но мне почему-то кажется, что твой брат не будет так уж сильно возражать, если ты неожиданно свалишь титул на его плечи, — сказал он еще более невозмутимо, и она рассмеялась. Если Анри Монтень неожиданно для себя превратится в графа Тор, то он столь же неожиданно переместится в десять процентов самых богатых подданных Звездного Королевства Мантикора. Разумеется, Кэти Монтень по-прежнему останется в числе первых трех-четырех процентов, но это уже совершенно другое дело. — Но заметь, хотя отказ от титула и не ввергнет тебя в нищету, и не заставит прозябать в трущобах, — продолжил он, — это не будет чисто символической жертвой. Люди это поймут. И это позволит тебе превратить то, что барон Высокого Хребта и ему подобные, сделали тебе в помеху — твое изгнание из Палаты Лордов — в ценнейшее преимущество.
— Ты на самом деле считаешь, что я смогу достичь большего, став начинающим парламентарием, чем в том положении, в котором нахожусь сейчас?
— Да, — просто сказал он.
— Но ведь я лишаюсь всех преимуществ старшинства, и не смогу даже стать председателем какой-нибудь парламентской комиссии.
— А в каких именно комиссиях Палаты Лордов ты состоишь в данный момент? — сардонически спросил он и усмехнулся, увидев ее гримасу. — Право, Кэти, — продолжил он уже серьезнее, — вряд ли ты добьешься меньшего, заседая в Палате Общин, чем оставаясь пэром, которого лишили места в Палате Лордов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136


А-П

П-Я