— Это ж надо… до такого додуматься!
Саманта прекратила орудовать пилочкой, переключив внимание на мужа.
— Нет, Алекс! — авторитетно заявила она. — Нет, не надо.
— Я осторожно, — буркнул мистер Тревор.
— Нет! Ты разойдешься и… Нет, не надо мне твое «осторожно»! Вспомни прошлый раз, когда он измазал Стефи чернилами. Я просила тебя не бить по лицу, но ты… — Она замолчала, рассеянно разглядывая левую руку. Затем поправила свои роскошные волосы и продолжила: — Рут и Барбара несколько раз спрашивали, кто посадил Рори синяк. Я устала повторять, что он упал с лестницы, но ты бы посмотрел на их глаза. Нет, Алекс, не хватает, чтобы это случилось еще раз…
— Как знаешь! — Тревор начал раздеваться.
— Что? — не расслышала Саманта.
— Я говорю, давай сама. — Алекс почесал мощное бедро, покрытое кучерявыми черными волосами. — Но… — Он замолчал.
— Что «но»?
— Но ведь надо же что-то делать! Он… Это уж слишком, понимаешь? Может, пусть с ним поговорит шериф или директор школы? — Он повернул голову к жене.
— Что?! — Она смотрела на него так, словно он предложил ей завтра часиков в десять утра трахнуться перед муниципалитетом. — Да что ты несешь? Говорить КОМУ-ТО!
— Саманта! Это была ПОПЫТКА ИЗНАСИЛОВАНИЯ! Он чуть не совершил уголовное преступление. Он докатится…
— Нет! — закричала она, комкая одеяло. — Нет! Я не хочу быть посмешищем! Нет! Со Стефи и Анной ничего не случилось и не случится, если ты еще раз поговоришь с ним, но только без рук! Никаких следов. У него была дурь в голове, он бы ничего такого не сделал…
— Ты уверена? — прервал ее крики Алекс.
— Да, я уверена! Предлагать такое! — возмутилась Саманта, размахивая пилочкой для ногтей. — Об этом узнают все! Понимаешь, ВСЕ! Я не хочу уезжать отсюда только потому, что Рори выкинул глупую шутку.
— Это ты называешь глупой шуткой? — откликнулся мистер Тревор, но по его голосу можно было понять, что он уже готов согласиться с женой.
— Ну, я… Нет, это конечно же не шутка. — Она виновато улыбнулась. — Но… говорить об этом… кому бы то ни было… Мы только сделаем хуже! Мальчик, наверное, боится, что об этом узнают его знакомые, учителя. Я думаю, этого страха будет достаточно. Иначе он замкнется еще больше, в него будут тыкать пальцами. Нет, Алекс! Только не это.
— Как знаешь, — пробурчал мистер Тревор, залезая под одеяло.
Миссис Тревор продолжала убеждать мужа, рассматривая свои пальцы.
— Я представляю все эти рожи, гнусные, ухмыляющиеся рожи. Барбара с ума от счастья сойдет, ведь она терпеть не может Рори. Да и Анну.
«Аналогично, дорогая!» — пронеслось в голове у мистера Тревора.
Где-то в другом мире Дэнни Шилдс почувствовал себя так, словно его схватила за горло холодная рука. Он СЛЫШАЛ ЧУЖИЕ МЫСЛИ! Отчетливо, ясно, как будто они ничем не отличались от сказанных вслух слов.
— Барбара замучает меня своими пошленькими вопросами, стараясь выудить подробности. Будет качать головой с сочувственным видом. А за моей спиной растрезвонит всем, какой хороший сынок у меня вырос.
— Ты говорила с Анной? — полусонным голосом спросил Тревор.
— Да, я успокоила ее как могла, и она пообещала никому не рассказывать. Я предупредила ее, что в противном случае нам всем будет стыдно. Она будет молчать. Разве что… расскажет Стефи, но это… не проблема. Она побоится, Алекс, ей самой неловко. Быть может, она ничего не скажет даже Стефи.
«Заткнулась бы ты, дорогая!» — подумал мистер Тревор, широко зевая.
— Кошмар! Я как подумаю, что об этом кто-нибудь узнает, Алекс, мне становится плохо! Нам придется уезжать отсюда! Потому что я не перенесу даже одну Барбару…
— Дорогая! — не выдержал Тревор.
— Что? — Она осеклась, словно услышала голос из преисподней.
— Можно тебя попросить?
— О чем? — Саманта нахмурилась. Она не любила, когда ее о чем-то просили, и муж не составлял исключения.
— Я очень хочу спать! Может, ты тоже…
— Он хочет спать! Тут такое происходит, а он, видишь ли, хочет спать. Да тебе, как я вижу, просто наплевать на то, что сделал Рори…
«Впрочем, как и тебе, дорогая!»
— …раз ты можешь вот так спокойно лечь и уснуть!
— Может, ты еще скажешь, что сегодня нам лучше вообще не спать? — спокойно произнес Алекс и повернулся к ней спиной.
— Что? — рассвирепела Саманта. Она напоминала кошку с горящими во мраке глазами. — Если надо будет, то и скажу! Или, может, ты согласен, чтобы весь Оруэлл смеялся над нами и каждый подходил выразить нам сочувствие по поводу ужасного поступка… И почему это ты лежишь ко мне спиной, когда я с тобой разговариваю? — Поджав свои губки, миссис Тревор зло смотрела на мужа. Алекс ничего не ответил, делая вид, что уже спит. — Почему ты молчишь?
«Неужели тебе не надоело? Когда ты наконец заткнешься, дорогая?» Он глубоко и ровно дышал, и боевой пыл Саманты вдруг растаял, как туман на рассвете. Она фыркнула и нырнула под одеяло. На какой-то (очень короткий) миг Алексу показалось (когда он рукой нечаянно коснулся ее спины), что жена сейчас полезет к нему с ласками. Мистер Тревор брезгливо поморщился, словно обнаружил, что по его волосатой обнаженной груди путешествует таракан. Но это быстро прошло. Саманта отодвинулась, и он понял, что ошибся. «И для кого ты, дорогая, так следишь за собой? Спорю, что у тебя нет даже любовника. Нет, потому что он тебе (ха-ха) не нужен! Так для кого ты, дорогая, так стараешься? Для кого?..» Волны сна подхватили его.
4
…Сначала Дэнни не понял, где находится. Миссис Тревор почему-то превратилась в рыдающую тетю Берту, и Дэнни осознал, что «вернулся». Он ВЕРНУЛСЯ, и это было ужасно. В комнате Джонни что-то с грохотом упало, и шум фонтанирующей крови прекратился. До мальчика дошло, что это упал его отец и, скорее всего, он мертв.
— Папочка! Па-а-а-а-а… — Его истошный крик перешел в рыдания.
Берта безуспешно дергала ручку двери, но Дэнни ни за что не хотел, чтобы тетя открыла. Мальчик попытался оттащить тетю от двери.
— Нет, не надо. Мы ему ничем не поможем.
— Дэнни! Ведь там твой отец!
— Уже поздно, тетя Берта! — Дэнни вдруг почувствовал необычайную ясность ума. — Поздно! Лучше не надо.
Он неожиданно для себя решил, что им нельзя больше оставаться в своем доме. Если какая-то зараза действует и после смерти Лилипута, то это, наверное, может распространиться на весь дом. Теперь человечек не может контролировать свою сущность.
— Надо помочь ему! — Берта пыталась освободиться от рук племянника. — С ним что-то случилось!
— Нет, тетя, нет, нет! — Дэнни тянул ее за собой. — Папа мертв, нам надо уходить из дома!
Неожиданно он бросился ей на шею и… заплакал. Берта остановилась. Казалось, она очнулась. Она не могла понять, что случилось с Уиллом, но что она понимала хорошо — так это то, что она отвечает за двух его детей — ее родных племянников. Она почувствовала уверенность (хотя не знала, откуда она у нее) в том, что брата больше не увидит. Это был абсурд, но она знала, что не ошибается. Дэнни посмотрел на свою тетю и понял, что уговорит ее: она его послушает. Казалось, эта ночь никогда не кончится.
Глава двадцать первая

1
День двадцать девятого октября, среда, наконец-то подарил Оруэллу слабое осеннее солнце. Низкий свинцовый купол туч, словно грозивший придавить землю, дал трещину. Солнце с застенчивостью новичка посылало на землю робкие лучи. Для конца октября день выдался на редкость теплым, как будто природа спохватилась, испугавшись уже недалекой зимы. Не чувствовалось ни дуновения, над городом повисла странная тишина. Некоторые жители городка, успевшие заметить, поднимаясь с постели, что денек выдался на редкость погожий, выйдя во двор, с неудовольствием отметили, что стоит полное безветрие. Казалось, город накрыт огромным куполом, сквозь который не смог бы проникнуть и ураган. Воздух был неподвижен. Звуки в этой тишине распространялись дальше обычного. Но не все жители маленького городка имели возможность в то утро задуматься над этим: многие не проснулись.
2
— Джеки! — сказал Лоулесс своему заместителю. — Я чувствую здесь какой-то подвох, только не понимаю, в чем он заключается. Пока не понимаю.
Шериф скривился, словно от сильной боли. Он знал, что Монро, как и двое других мужчин, оба — жители городка, избегают смотреть на него. Еще бы, ведь сейчас он стал таким, каким был в двадцатипятилетнем возрасте. Ему даже пришлось обождать на дороге, выбравшись из машины, пока Монро ездил к нему домой и уговаривал (нет, приказал) миссис Лоулесс вместе с детьми оставить дом, взяв с собой лишь самое необходимое, и отправиться в здание начальной школы. Естественно, перед этим Чарли сам позвонил ей и (глядя на собственное отражение в зеркале и чувствуя, как все поры его тела источают страх) потребовал, чтобы она немедленно уехала из дома и не тратила время на сбор всяких тряпок. Она попыталась узнать, в чем дело, но Чарли ушел от ответа, сославшись на чрезвычайную спешку и нехватку времени.
Он не мог показаться на глаза своей семье, просто не мог. Он нисколько не сомневался, что очень скоро она узнает, КАКИЕ ИЗМЕНЕНИЯ произошли с ее мужем (и продолжают происходить), но пусть это лучше случится позже.
Он ни за что на свете не покажется семье. С него достаточно, как на него смотрят другие: при взгляде на него глаза у них становятся как стеклянные пуговицы. Чарли представлял себе, что они чувствуют. Увидеть шерифа… помолодевшим лет на двадцать. Сам Чарли был уверен, что ему по-прежнему сорок девять (и очень скоро должно стукнуть пятьдесят), но вот с организмом его происходило что-то странное. Он и раньше ничем особо не страдал, разве что время от времени (чаще с каждым годом) побаливала печень — последствие перенесенной в молодости болезни Боткина. Но сейчас он ощущал, что организм его здоров совершенно, никаких покалываний в правой стороне больше не было. Чарли даже обследовал область печени легкими надавливаниями и пришел к выводу (конечно, он не был профессионалом), что печень вроде бы полностью здорова. Он помнил, что подхватил желтуху в двадцать семь, а сейчас, по мнению Монро (и других), он выглядел на двадцать пять. Выходит, организм его сейчас такой, каким был до болезни. Это было бы хорошо… если б не было так плохо. Просто хуже некуда. Сейчас ему (как это ни абсурдно) двадцать пять, а что будет дальше? Он постепенно, но неуклонно молодел, то есть молодел его организм. А что дальше? Лучше не думать об этом. Сосредоточиться на чем-то другом — иначе можно просто свихнуться. Он хотел, очень сильно хотел увидеть семью, успокоить их, но не мог себе этого позволить. Одного его вида будет достаточно, чтобы ввергнуть самых близких ему людей в панику. Чарли заметил, что даже совершенно посторонним людям при встрече с ним удается сдержать себя по одной-единственной причине: в той кошмарной ситуации, в которой они все оказались, им просто не до шерифа и его внешности.
Ночью, вернее, уже рано утром в муниципалитет, в офис шерифа, посыпались телефонные звонки. С десяток машин приехали уже с самого утра, так как многим не удалось дозвониться. Преобладали конечно же сообщения о том, что у соседей что-то не в порядке. Когда начался этот шквал звонков, Лоулесс был на Канзас-стрит, 19.
Младший ребенок еще держался, старший же был явно не в себе. Заторможенный в движениях, с пустыми, ничего не выражавшими глазами, он не улавливал смысла слов, когда ему что-то говорили. Чарли отвел его к «шевроле» погибшего отца и оставил там под присмотром Берты. Женщина, негромко всхлипывая, уговаривала шерифа не заходить в спальню на втором этаже. Чарли обещал последовать ее совету. Да и уговоры эти были ни к чему — он прекрасно помнил, что случилось с Ларри Донером и семьей Холистер.
Именно в этот момент Чарли отметил про себя, что Холистеры жили в самой крайней западной точке города. Лоулесс отметил это механически, не догадываясь пока, что это будет иметь очень важное значение.
К Шилдсам он заехал, так как чувствовал крайнюю необходимость еще раз поговорить с Дэнни. Он даже не стал дожидаться утра, подозревая, что и без того уже опоздал. Это чувство только усилилось, когда он увидел, что в доме горит свет. А ведь небо на востоке еще не начало бледнеть. Было темно. Раннее утро двадцать девятого октября. Лоулесс почти бегом преодолел подъездную дорожку, он услышал детский плач, и внутри у него все похолодело. Он не удивился, когда Берта, размазывая по лицу слезы, сообщила, что Уилл мертв.
— Мистер Лоулесс! Я не знаю, что там, но я чувствую — мой брат мертв. Только не заходите туда… Не заходите, потому что… — Она чуть понизила голос. — Дверь не открывается. Она не открывается, я пробовала, а… из комнаты течет… кровь… ручьи крови… не ходите туда, мистер Лоулесс, нет, не ходите ту… — Она захлебнулась плачем, и Чарли понял, что у него почти нет времени.
Он начал буквально выталкивать ее из дома. Если б Чарли спросили, он не смог бы даже объяснить толком, почему он это делает (разве можно объяснить то, что происходит в Оруэлле в последнее время?), но он всем своим существом чувствовал какую-то невидимую связь между событиями в этом доме и тем, что случилось на Западной Мэйн-стрит в доме Холистера. Ларри находился там, когда все были уже мертвы, он пробыл там совсем недолго, но этого оказалось достаточно, чтобы тоже скончаться. Шериф считал, что Ларри умер по его вине. Чарли не должен был его отпускать одного. Хотя, как знать, может сам Лоулесс наказан еще сильнее — он молодеет и с ужасом думает, чем же это закончится?
Лоулесс спешил и не позволил бы Шилдсам взять с собой даже самое необходимое — возможность почистить вечером зубы или сменить нижнее белье представлялась гораздо менее важной, чем угроза смерти. К счастью, Шилдсы кое-что уже собрали, так что Чарли легко справился со своей задачей. Он захлопнул дверь дома, даже не заперев ее (надо быть самым бестолковым вором, чтобы забраться в такой дом), и внимательно посмотрел на Дэнни, как будто боялся, что заметит у него какое-нибудь изменение. Ничего такого не было, по крайней мере пока.
Дэнни тяжело опустился на ступеньки, и шериф, хоть и чувствовал, что времени в обрез, присоединился к нему, усевшись рядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99