Уилл прекрасно помнил подробности, о которых ему рассказал шериф. Смерть жены была воистину загадочной. Но он даже и не пытался разгадать, как это могло случиться, храня в душе надежду на то, что в один прекрасный день доктор Лок пригласит его к себе и уверенно скажет, что Энн пала жертвой редчайшей болезни. Это внесло бы в его душу некое подобие спокойствия. А пока Уилл старался просто не думать о причинах смерти жены. Вот почему и сейчас, охваченный паникой, он не вспомнил об Энн. Дэнни что-то невнятно бормотал и показывал рукой в сторону спальни. Подоспевшая Берта о чем-то испуганно спросила, и Уилл, освободившись из объятий сына, ступил на порог спальни.
— Нет! НЕТ! — закричал Дэнни. Он уцепился за пижамные штаны отца, пытаясь удержать его. — Нет, не ходи туда! В ящике убитый Лилипут, я его бил ножом, но он еще жив, он еще говорит, он грозит кулаком!
— Дэнни, успокойся! — Уилл повернулся к сыну, который что было сил тащил его назад. — Дэнни, прекрати! Не ори как сумасшедший! — Он попытался отцепить руки мальчика, но тот держался мертвой хваткой.
— Не ходи туда, па! — кричал Дэнни. — Он живой! Он живой, он говорит! Его нельзя убить! Он будет жить ВЕЧНО! Нет, не ходи! Тебя ВЫРВЕТ! Не ходи, там…
— Что ты несешь? Что за бред ты несешь? — Уилла так и подмывало ударить ребром ладони по запястьям мальчика. Он, наверное, так бы и сделал, но в последний момент сообразил, что если он это сделает, то наверняка переломает сыну руки.
— Он живой, его нельзя убить! Мне не надо было его трогать, нет, не надо было! Это он убил нашу маму! И нас убьет! И всех у…
Берта, подойдя к племяннику сзади, крепко обняла его, и Дэнни замолк и как-то сразу обмяк, словно силы внезапно покинули его. Его руки ослабели, и Уилл без труда освободился. Повернувшись, он сделал несколько шагов, когда услышал невнятное бормотание сына (тот повернул голову, прижатую к груди тети, чтобы можно было двигать губами):
— Па, осторожно. Он… еще не умер, не совсем умер. Это он убил нашу маму! — Дэнни тихо заплакал, а Берта снова сильно прижала его, словно стараясь заглушить своим телом рыдания ребенка.
Уилл обернулся. Несколько секунд он смотрел на дрожащую худенькую спину младшего сына. Лицо мальчика было обращено к Берте, но Уилл как будто смутно видел его (так, словно смотришь сквозь оконное стекло, в которое стучит дождь). Перекошенное от плача лицо, не вызывающее, однако, неприятных эмоций (это мой ребенок!), текущие по щекам слезы, обегающие маленький носик и спешащие к верхней губе, где будут частично слизаны языком. Но Дэнни, сын Уилла Шилдса, вовсе не выглядит безобразно, даже когда он вот такой — плачущий, жмурящий глаза, пускающий сопельки из маленьких ноздрей. Уилл отчетливо представил лицо сына, расстроенного каким-то кошмаром. «Не ходи туда, па! Нет, не ходи!» Сколько раз Уилл видел мальчика с таким вот выражением лица, его слезы, как по волшебству рождающиеся из полуприкрытых глаз. Когда он еще не был отцом, он представлял своего ребенка улыбающимся, смеющимся, в крайнем случае, с серьезным выражением лица. Разве могут родители представить будущего ребенка с искривившимся (для посторонних — неприятным личиком уродца) лицом, со слезами, льющимися рекой? Возможно, могут, но… не хотят! Они видят его таким, каким ЖЕЛАЮТ видеть, и Уилл не был исключением.
Когда Энн была беременна Дэнни (Джонни к тому времени уже подарил им множество бессонных ночей, описанных штанишек и так далее), Уилл автоматически переносил образ Джонни на будущего (он почему-то был уверен, что это опять будет мальчик) ребенка, но образ улыбающегося Джонни: все остальное не проходило через какой-то очистительный фильтр, стоявший в его сознании. Но жизнь есть жизнь, и с некоторых пор Уилл, услышав плач ребенка, мгновенно представлял себе плаксивую мордашку младшего сына. Сейчас Дэнни плакал на груди у Берты, и Уиллу захотелось подойти и утешить сына. Обнять, унести в его спальню, затем долго-долго сидеть рядом, даже после того, как равномерное дыхание убедит, что Дэнни заснул. Ему очень хотелось поступить именно так, но…
Уилл уже находился в спальне и намеревался выяснить, что же так всполошило сыновей? Откуда кровь на лице Дэнни и почему он так истерически визжал, не пуская отца в эту спальню? А сделать то, чего так хочет его душа, он сможет чуть позже. Однако последние слова мальчика пронзили его, словно током. «Это он убил нашу маму!» Уилл не понял, конечно, что имел в виду Дэнни, но упоминание о жене насторожило его. Он вдруг задумался над словами ребенка. Он слышал и разобрал все слова, что выкрикивал Дэнни, но как-то не вдумывался в них. Он давно заметил, как сильно подействовала на сына потеря матери. Дэнни стал более замкнутым… и странным. Возможно, он сам не до конца понимал, что говорит… Уилл беспокоился за его психику. Он чувствовал, что, потеряв жену, начинает терять и сыновей; во всяком случае, общался с ними все меньше. Для него оставалось загадкой, что заставило Дэнни ворваться ночью в комнату к Джонни… и что произошло потом? Теперь сын плакал, требовал, чтобы он не заходил в спальню. Уилл, до того вникавший в смысл слов младшего сына ровно настолько, насколько взрослый вслушивается в лепет годовалого ребенка, после выкрика Дэнни о смерти Энн вдруг увидел всю ночную сцену в ином свете. Произошло что-то серьезное, если в такое время Джонни охватила паника, а у Дэнни самая настоящая истерика. Уилл больше не пытался объяснить все происходящее лишь одним нервным срывом младшего сына, для которого смерть матери была тяжелым ударом. Внезапно до него дошло, что в спальню Джонни он заходит крайне редко. А сейчас здесь стояла такая удушливая атмосфера, дышалось так тяжело, что Уилл на секунду опешил. Как в такой обстановке спит старший сын? И дело даже не в том, что комната не проветрена, а…
У Уилла застучало в висках, ему вдруг стало жарко, словно все это происходило душной августовской ночью. Уилл заметил нож. Лезвие не блестело, оно было облеплено какой-то полужидкой массой с преобладанием грязно-бордового цвета. Уилл чувствовал спиной встревоженный взгляд сестры, стоявшей в коридоре, прижимая к себе рыдающего ребенка. Интересно, что думает она обо всем происходящем? Странно, но она ни разу не попыталась узнать какие-нибудь подробности смерти Энн, хотя понимала, что в возрасте тридцати шести лет просто так не умирают. Может, в этом выражалось характерное для нее чувство такта? Хотя кто знает? Сейчас она явно была напугана, это мешало ей заговорить.
Она не видела нож, и Уилл был этим доволен, потому что ему самому чуть не стало плохо от одного его вида. Мозг работал слишком медленно, чтобы сделать какие-то выводы, но на Уилла вдруг пахнуло каким-то мистическим страхом. У Дэнни он не заметил ни единой царапины, Джонни, судя по всему, тоже не имел (слава Богу!) никаких порезов, однако то, чем было облеплено лезвие ножа, очень напоминало кашицу из внутренностей человека. Если оба ребенка были целы, то кто, в таком случае, получил ножом в бок? У Уилла оказалось слишком мало времени для размышлений, потому что за его спиной захлопнулась дверь.
5
Удар был так силен, что дрогнули стены. Чтобы так хлопнуть дверью, нужна была недюжинная сила. На миг Уиллу почудилось, что его оглушило, словно совсем рядом разорвался снаряд. Полная тишина. Затем послышался испуганный крик Берты, Дэнни заплакал сильнее. Уилл был совершенно уверен, что дверь закрыла не сестра. Она стояла чуть поодаль, и руки ее были заняты ребенком. К тому же вряд ли она была бы в состоянии с такой силой ударить дверью. Каких-то особенных сквозняков в доме тоже не было, значит… Уилл не понимал, кто или что закрыло дверь. Ему стало еще неуютнее. У него никогда не было ничего похожего на приступ клаустрофобии, но сейчас такой приступ показался бы ему просто смешным. Уилл чувствовал себя так, словно его заживо замуровали в бетонную стену. Он хотел что-то крикнуть Берте, но слова застряли в горле. За дверью Дэнни заплакал еще громче, у мальчика началась истерика. Уилл забыл и про нож, и про то, что привело его в эту комнату, он понял какой-то частью своего сознания, что жизнь его в опасности. Спасение же зависит от того, как быстро он выберется из комнаты. Это был абсурд — стремиться вырваться из спальни старшего сына, опасаясь за свою жизнь (опасаясь чего?), ведь он прекрасно видел, что в комнате, кроме него, никого нет. Но Уилл чувствовал, что не ошибается, опасность существует, хотя и непонятно, откуда она исходит. Он стоял неподвижно и смотрел на злополучную дверь, одним бешеным хлопком оборвавшую связь с миром. От ужаса и страха за свою жизнь перехватило дыхание, кровь похолодела в жилах, ноги словно одеревенели и утратили чувствительность. Больше всего на свете Уиллу хотелось сейчас подойти к двери, открыть ее, но он не мог сдвинуться с места. Дэнни закатывался рыданиями.
— Уилл, где ты? Что случилось? Отзовись, Уилл! — Это был голос Берты.
Сестра поборола оцепенение и сдавленным, хриплым голосом пыталась дозваться брата. Но тот молчал. Оцепенение, разлившись по всему телу, сковало ему губы.
— Уилл, ответь, ради Бога! Что там такое? Ответь, не молчи! — В панике женщина говорила все быстрее. — Дэнни, не плачь, все в порядке! Папа сейчас выйдет! Уилл, почему ты молчишь?
Уиллу внезапно вспомнилось лицо жены. Кровь, она потеряла всю кровь. Из нее как будто высосали всю кровь. Ни раны, ни царапины, но кровь каким-то образом выступала из тела тоненькой струйкой, как через невидимую, но глубокую рану. Нет, он должен убраться отсюда! Сейчас же! В эту комнату никто больше не войдет! Уилл не мог бы объяснить почему, но знал, что должно быть именно так. В какую-то долю секунды у него возник план уехать из Оруэлла вообще. Продать дом как можно скорее, согласившись на любую цену, и… уехать отсюда НАВСЕГДА!
— Уилл! Уилл, Господи, почему ты молчишь? Скажи хоть слово! Что с тобой? — Берта говорила с трудом, подавляя рыдания.
— Берта, со мной все нормально! Я уже иду… — Уилл запнулся, с удивлением услышав странный шум. Точно такой шум производит вода, льющаяся из шланга на стекло!!!
… Шум льющейся воды! Уилл удивленно вслушивался в этот звук, глаза его округлились, сердце замерло, руки похолодели… Он выйдет отсюда, вот только этот звук льющейся воды!.. Уилл понял, что вода льется где-то сзади… Он вслушивался в этот обволакивающий, расслабляющий, лишающий воли шум, который, казалось, погружал его мозг в состояние какого-то дьявольского умиротворения, пока вдруг до него не дошло, что это из его спины фонтанчиком хлещет кровь, поливая окно, находящееся не ближе девяти футов. Кровь вылетала как из пробитой артерии исполинского животного. Казалось, кто-то устроил внутри Уилла маленький шланг и поливает свежей кровью сквозь неповрежденную плоть окно спальни. Страха не было, боли не было, но Уилл чувствовал, как из него выходит ВСЕ, ВСЯ ЕГО СУЩНОСТЬ. Уилл повернул голову, звук бьющей в стекло кровавой струи завораживал, притягивал его, хотя он знал, что это уходит его собственная кровь и нею — жизнь. Оборачиваясь назад, он немного повернулся всем телом. Направление струи изменилось. Уилл услышал более приглушенный шум жидкости, ударяющейся о стену, штору, шкаф. Безумными глазами он смотрел на окно. Тоненькие ручейки крови спешили соединиться в лужу на подоконнике, отдельные капли не спеша следовали вниз, вырисовывая незамысловатые узоры. Верхняя половина окна, оказавшаяся выше направления фонтанчика, была почти чистой, лишь кое-где чернели точки брызг. Уилл пытался (не сознавая зачем) увидеть фонтан собственной крови, но, поворачиваясь, он изменял направление полета струи. Это походило на болезненное любопытство человека, который непременно желает увидеть, как травматолог вытаскивает из его сломанной руки спицу или освобождает тело от швов. Уилл никак не мог увидеть фонтан, который бил у него из спины между лопатками. Струя как будто не желала, чтобы ею любовались. Описав круг, Уилл остановился прямо напротив двери. Страх наконец накинулся на него, как дикий зверь, раздирая когтями его мозг. В этот момент Уилл почувствовал, как что-то распирает его грудь, и глаза его увидели еще один кровавый фонтан, ударивший с глухим шипеньем в дверь спальни.
Глава девятнадцатая

1
Минула целая вечность, прежде чем вопли Клинга вновь огласили здание окружного морга. Эти звуки, полные нечеловеческого ужаса, на какое-то время погрузили шерифа и его помощника в состояние полнейшей прострации. Все было настолько неожиданно, что оба они не смогли вовремя отреагировать на крики владельца похоронной конторы. Они ожидали чего угодно, но только не этого. На миг перед мысленным взором Чарли предстал Бен Ламбино, хватающий костлявой рукой Клинга за горло, но он тут же отбросил эту мысль. В голосе Олафа слышалась не физическая боль, а страх, ужас человека, готового вот-вот потерять рассудок от увиденного, тем более… тем более что Лоулесс больше не сомневался, что валявшаяся сзади отчлененная человеческая нога принадлежала когда-то Бену Ламбино. Только он мог носить такие мешковатые, никогда не стиравшиеся штаны. Внезапно вопли оборвались, послышались какие-то непонятные звуки и… все опять смолкло. Шериф не успел даже задаться вопросом, что ж такое происходит там, у входа, как крик Олафа оборвался. Раздался глухой стук. «Странно, — подумал шериф, — такой звук, как будто со стола свалился арбуз или что-то вроде этого…» Потом послышалось легкое шуршание — так шуршит снежная крупа, падая на мерзлую землю в тихую, безветренную погоду. И все затихло. Снова наступила полная тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием заместителя шерифа.
— Шериф, что это было? — прошептал Монро. — Вы слышали?
Лоулесс почти пришел в себя. Он обернулся, бросив еще один взгляд на отрубленную ногу, резко шагнул к помощнику и тихо проговорил ему в самое ухо:
— Стой здесь, Джеки. Я быстро. Надо кое-что проверить. Никуда не ходи, только прижмись к стене, а то тебя видно в дверном проеме.
— Вы куда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99