Сейчас ей вдруг стало не до смеха. Ее бил озноб. Она слышала смех (как ей показалось), когда была у себя в комнате. Как будто смеялся… старичок. Именно старичок. Почему-то в сознании этот дробный смех вызывал представление о маленьком старичке. Что же бормотал во сне ее брат? О каком старичке? Все это казалось глупостью, но почему-то сейчас, в эти минуты, у девушки появилась уверенность, что в доме действительно кто-то смеялся.
Миранда сглотнула и почувствовала такую боль в горле, словно у нее была тяжелая ангина. У нее замерзла рука, сжимавшая банку пива, она переложила ее в другую. Музыка доносилась словно откуда-то издалека. Где-то там ее Пит, ее Пит, и она хочет быть рядом с ним, пусть он согреет ее. Боже, как ей холодно! Дом вдруг стал чужим и негостеприимным. Ее спальня, наверное, сейчас не ближе, чем Атлантическое побережье Джорджии. Может, ей стоит взять и себе баночку пива, как советовал Пит? Это поможет ей расслабиться, ведь действие шампанского уже почти закончилось. Хорошая мысль. Зубы у девушки стучали, кожа покрылась пупырышками, но не от страха перед молчаливым домом, который словно тянулся на десятки миль между ней и Питом, а от холода. Черт! Почему сегодня такой холодина? Словно январь на дворе. Ладно, сейчас она возьмет еще одну банку пива, поднимется к Питу и признается, что хочет его. Пусть он согреет ее. О да, он ее согреет как следует! Пит это умеет.
Миранда открыла дверцу, потянулась к банке и… отдернула руку. Банка была такая ледяная, что обожгла ей руку. Миранда застыла в полнейшем недоумении. Что за бред? Разве может быть банка такой холодной, даже если б она находилась в морозилке? Но в следующую секунду девушка забыла и про пиво, и про холодильник. Ее тело внезапно атаковал холод. Было такое ощущение, будто она вдруг очутилась на Северном полюсе накануне Рождества, хотя перед глазами по-прежнему была кухня родного дома. Дверца холодильника осталась открытой. Миранда в ужасе хотела закричать, но страшная ангина, которой не было еще и пять минут назад, так сдавила горло, что девушка с трудом сама расслышала свой хрип. В мозгу, охваченном паникой, осталась только одна мысль: «К Питу, к нему. Он поможет». Но ступать было очень больно. Каждый шаг обмороженных ступней отдавался в голове невыносимой болью. Не дойдя двух-трех футов до двери, Миранда упала, не удержавшись на ногах, которых уже не чувствовала. Сознание еще работало. Девушка понимала, что не сможет позвать на помощь, поэтому попыталась ползти. Но заледеневшие пальцы лишь скользили по линолеуму. Все ее существо пропитал страх. Казалось, кто-то понижает температуру по своей таинственной схеме, и спешит, спешит…
Сквозь пленку, мутную серую пленку, застлавшую глаза, Миранда видела, что кругом нет инея, вообще ничего такого, что бы указывало на резкое похолодание в кухне. Мороз сковал лишь ее тело. Это было единственное, что она понимала, страх за собственную жизнь не давал ей думать ни о чем другом. Каждая клеточка ее тела стонала от боли и всепроникающего холода. В конце концов она прекратила тщетные попытки выбраться из кухни: ей казалось, что ее пальцы просто-напросто сломаются, как сосульки. Она перестала скользить руками по полу и застыла неподвижно, свернувшись калачиком. Внезапно боль уменьшилась, превратившись из невыносимо жгучей в тупую, далекую. Постепенно и она прошла. Было уже не холодно. Наоборот — девушка почувствовала разливающееся по телу тепло. Как хорошо… а она боялась, что замерзнет. Но все позади, сейчас она согреется и пойдет к своему Питу. Все позади. Но почему она замерзала, ведь она дома? Миранда не могла этого понять. К счастью, теперь ей тепло. Нет, даже жарко! Миранде было жарко. Ей казалось, она покрывается потом. Ничего страшного — она примет душ. Только совсем немножко отдохнет — и в ванную. Пит не должен остаться хоть чем-то недоволен. Но почему так жарко? Как будто лежишь на солнцепеке. Тело словно плавится.
Миранда неожиданно увидела себя маленькой, лет пяти, не больше. На ней ярко-желтые трусики, лифчика еще нет — она слишком мала для него, так как грудь совсем не отличается от мальчишеской. Сид еще не родился, она в семье единственная. Когда ей было пять лет, родители взяли ее с собой в Атлантик-Сити. Но, как ей кажется, сейчас перед глазами все происходит не так, как было на самом деле. Или, быть может, она уже просто забыла, как они тогда отдыхали? Ведь столько лет прошло! Миранда лежит на песочке и смотрит на волны, лижущие берег, как какое-то лакомство, толк в котором никто, кроме них, не понимает. Солнце. Оно печет бледную, незагоревшую кожу. Еще минута, и пора вставать. Родители сидят на пластиковых стульчиках под большим зонтом, таким же ярко-желтым, как трусики Миранды. До зонтика футов тридцать. «Миранда, хватит на сегодня!» — доносится до девочки голос матери. «Еще чуть-чуть, ма!» — кричит Миранда. Еще немного, ведь она такая белая, прямо как покойник. Солнце обволакивает тело густым горячим саваном. Лежать жарко до невозможности, однако упрямства Миранде не занимать. Она должна быть загорелой, словно провела все лето на Багамах. Жарко, конечно, но она потерпит. Внезапно она чувствует на себе чей-то взгляд. Девочка подымает голову. На нее смотрит Сид. Ничего себе, когда это он успел появиться? Господи! Да ему никак не меньше девяти, он на четыре года старше своей сестры, которая на самом деле старше его на семь лет. Разве может такое быть? «В этом мире может быть все!» — слышит она голос родного брата, хотя его губы даже не шевелятся. «Миранда! Ты многого еще не знаешь, хотя старше меня, — говорит Сид, девятилетний Сид пятилетней Миранде. — Встань, иначе обгоришь!» Девочка начинает злиться. Мало того, что родился раньше времени, так еще вздумал командовать. «Подымайся, Миранда, а то будет поздно!» О Господи, как надоел ей этот тупоголовый братец. Какого черта он мешает загорать? Она сама знает, когда ей укрыться под зонтиком. Внезапно Миранда замечает, что ярко-желтый зонт исчез вместе с родителями. Вдруг куда-то подевались все пляжники. Теперь она загорает одна. «Вот видишь, Миранда, — продолжает Сид. — Одна ты такая глупая, что паришься на таком солнцепеке!» — «Заткнись», — хочет сказать она брату, но у нее ничего не получается. Конечно же, как она могла забыть? Ведь у нее ангина, и говорить она не может. Тем более ей нужно прогреть свои косточки. «Вставай, Миранда!» Как же надоел этот Сидди! Но неожиданно она понимает, что это совсем не голос брата. Неужели это Пит? С трудом она поднимает голову, тяжелая лень не дает ей двинуться. Хочется лежать без движения, лежать, лежать… Точно — это Пит Андерсон. Собственной персоной. Но откуда он ее знает? Ведь ей всего пять лет, и они еще не познакомились. Да и ему должно быть не больше семи, но она видит перед собой симпатичного парня, да и оттопырившиеся плавки говорят о том, что он не ребенок. Как он прекрасен! Девочка удивлена его появлением, но, с другой стороны, какое это имеет значение? И все-таки приятно, что он знает ее так давно. «Миранда, вставай! Ты же замерзнешь насмерть!» — В голосе Пита слышится неподдельная тревога. Он что — шутит? Как она может замерзнуть на обжигающем песке под палящим солнцем Атлантик-Сити? «Ты умрешь, Миранда! Вставай немедленно!» Вот уж не ожидала такого упрямства от Пита. Мало того, что родители требуют, чтобы она перестала загорать, и Сидди-тупоголовый, так еще и Пит туда же. Миранда хочет, чтобы ее оставили в покое. Она лучше знает, когда укрыться от солнца. Ей необходимо загореть. К тому же приятно лежать вот так, не двигаясь.
«Миранда, вставай! Хочешь, займемся любовью? Только подымайся, пожалуйста. Тебе нужно встать, иначе умрешь! Тогда мы займемся любовью». Хочет ли она заняться любовью с Питом? Конечно, она сгорает от желания. Родителей нет, Сидди исчез, один только Пит. Замечательно! Очень скоро они с Питом займутся любовью. Но ей необходимо загореть. Она просто обязана избавиться от бледности. Ее кожа должна быть шоколадной. Еще немножко, и она обязательно встанет… и бросится на шею Питу. Только вот как его предупредить, чтобы подождал несколько минут? Проклятая ангина! Из-за нее Миранда не может говорить. «Миранда, подымайся и займемся любовью!» — требует Пит. Миранда приподнимает голову и видит сердитое лицо Пита Андерсона. «Пит, милый, еще несколько минут, и я встану». Она улыбается, пытаясь убедить его, что скоро встанет, но внезапно улыбка гаснет. Миранда смотрит на свое тело и… видит, что оно бело словно у мертвеца. Почему она так долго не загорает? Сколько можно жариться как на сковороде? Все напрасно. Миранда хочет заплакать и не может. Она хотела загореть и загорит. Голова бессильно опускается. Слабость парализует все части тела. Лежать, лежать, лежать… несмотря ни на что.
«Миранда, ты же замерзнешь!» — это уже голос матери. «Я говорил ей, ма! Но она меня не слушает!» — опять появился этот тупоголовый Сидди. «Миранда, подымайся, слышишь? Немедленно! Кому я говорю?!» Как жаль, что она не может ответить им. Попросить еще минут пять, и тогда она загорит наверняка. Они продолжают требовать, чтобы она поднялась, пугая ее все тем же — она замерзнет. Глупости! Они думают, что если ей пять лет, то она ничего не понимает. Но ведь невозможно замерзнуть на такой жаре? Это знает каждый ребенок. А Сидди-то, Сидди — как он старается, еще больше, чем мать. Ничего, Миранда доберется до него, как только ее кожа покроется загаром. Но беспокойство не отпускает. Куда подевался Пит? Почему он молчит? Неужели он не дождался ее и ушел? Она хочет посмотреть, но голова точно приклеилась к земле.
«Лежать, лежать, лежать… — шепчет кто-то. — И загоришь как следует. А послушаешься своего бестолкового братца или Пита, так и останешься бледной, как покойница». О'кей, она будет лежать. Очень жарко, но она будет загорать. Пит ушел? Ну и пусть, она найдет другого. С красивой, загорелой кожей она будет пользоваться небывалым успехом. Она встретит парня получше Пита, которому, видите ли, не хватило терпения подождать ее. Хотя вот такую, с бледной кожей, Пит все равно бросил бы ее в конце концов. Миранда уверена в этом. Конечно, она очень хотела заняться с Питом любовью, но что поделаешь? Во всяком случае, все еще впереди. Она слишком молода. Ей всего пять лет. Когда он увидит ее с превосходной кожей, как у мулатки, он очень пожалеет.
«Миранда! Ты умираешь, девочка моя!» — говорит мать. «Ты замерзаешь насмерть!» — говорит ей Сид. Ну и что? Пусть она умирает, зато у нее будет великолепная кожа! Лучше всех. «Миранда, ты замерзаешь», — в один голос предупреждают в последний раз мама и Сид. Их голоса еле слышны — наверное, они уходят. Ничего страшного, что ей так жарко — она скоро встанет. Еще чуть-чуть загорит, и все. Как не хочется вставать, нет сил! Лучше не двигаться и… лежать, лежать, лежать, лежать… Миранда Абинери, несмотря на то что в доме было тепло, а на дворе стояла обычная октябрьская погода, замерзла насмерть.
Глава девятая

1
— Ну-ка, повтори все еще раз, Андерсон! — сказал Гэл Хокинс, обращаясь к Питу. — Только попрошу тебя — поспокойней. И не упускай ничего. В общем, не торопись, никто тебя не подгоняет!
Помощник шерифа чиркнул спичкой о ноготь большого пальца и поднес моментально вспыхнувшее маленькое пламя к сигарете, зажатой меж тонких губ. Его серые недоверчивые глаза на удлиненном лице с высоким лбом и выдающимся вперед подбородком пристально следили за малейшими изменениями в поведении Пита Андерсона. Парень дрожал, хотя в кабинете было достаточно тепло, а сам он был в толстом свитере. Поначалу Андерсон выглядел потрясенным. Теперь же, наряду с этим, в его поведении отчетливо проглядывал страх. По-видимому, за самого себя. Возможно, парню пришло в голову, что его просто-напросто могут обвинить в убийстве. Сам Хокинс вот уже сутки пребывал в полнейшем недоумении. Он не считал Пита Андерсона виновником смерти Миранды Абинери, но парня успокаивать пока что не собирался. И не потому, что тот ему не нравился. Просто в таком состоянии из него можно вытянуть всю информацию. Андерсон избегает смотреть полицейским в глаза, то и дело заикается, без устали перебирает руками, но все это — не потому, что виноват. Вовсе нет. Это вполне нормальная реакция подростка, который никогда еще не оказывался в такой сомнительной ситуации. Тем более что речь идет не просто о смерти, а о невероятной смерти.
Вчера, в начале третьего, Андерсон вызвал полицию на Канзас-стрит, к дому Абинери. Гэл вместе с Ларри Донером отправились на место незамедлительно. От одного названия улицы — Канзас — у Хокинса екнуло сердце, и он обрадовался, услышав, что вызывают не к Шилдсам. Тем не менее за такой короткий срок им пришлось еще раз столкнуться с очень странной смертью. Глядя на потрясенного Андерсона (вышедшего на крыльцо в одних носках), Гэл уже тогда понял, что парень не виновен. Впрочем, если б и было иначе, как он мог такое проделать? Доктор Лок сегодня утром представил тщательный отчет, сопроводив личными разъяснениями. Хокинс и сам, прибыв к дому Абинери и войдя в кухню, понял, что девушка замерзла. И он, и Ларри так и застыли удивленно на месте под негромкие всхлипы Андерсона. Удивление и ужас весь вечер не давали Гэлу сосредоточиться. Из этого состояния его не смог вывести даже Чарли Лоулесс, лицо которого выражало лишь уверенность и серьезность, но никакой паники. Не прошло и десяти дней, а полиция Оруэлла вновь оказалась в тупике. На улице совсем не холодно, однако труп Миранды заледенел так, словно она застыла на морозе или ее долго держали в морозильной камере. Но по категорическим утверждениям Лока, поработавшего и в Манчестере, так заморозить тело нельзя ни в какой морозильной камере. Температура была гораздо ниже. Насколько ниже — трудно сказать, только холодильников с такой температурой не бывает. Но, если все-таки предположить, что Миранду держали в морозильной камере, встает множество вопросов без намека на ответ. Андерсон утверждает, что провел со своей девушкой весь день, с самого утра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99