Ну что ж, я, пожалуй, тоже подумаю: «Бедная Гарден, которая демонстрирует себя, бедная Гарден, у которой есть драгоценности, но нет мужа, бедная Гарден, которая продала себя за любовь, но исчерпала весь ее запас». Никогда, бедная Гарден, ни один мужчина не расставался со мной по своей воле. Даже сейчас любой из моих знакомых мужчин снова согласился бы быть моим покровителем. Так кого же нужно жалеть?
Я резка с тобой, Гарден, потому что ты не учишься, не думаешь. Ты должна делать и то и другое, если хочешь, чтобы я тебе помогла… Перестань плакать или, по крайней мере, возьми носовой платок. На обивке останутся пятна от слез. – Голос Элен смягчился. – Послушай, дитя мое. Я рассказала тебе эту длинную историю, чтобы ты поверила – я знаю мужчин и то, что ты называешь любовью. У меня есть те знания, в которых ты нуждаешься. Я дам их тебе. Если ты согласна внимательно слушать и серьезно работать, я буду тебя учить. Ты получишь своего Ская, ребенка и жизнь добропорядочной мещаночки. Ты хочешь учиться?
– Да, пожалуйста. Простите, что я была груба.
– Ты проявила не грубость, а ханжество. Это гораздо хуже. Уже поздно. Ты никуда не спешишь?
Гарден взглянула на стоявшие на камине часы. Шестой час. Вернисаж заканчивается. Люсьен, наверное, уже уехал. Впрочем, это неважно. Хотя он мог обидеться. Надо написать ему сегодня же вечером.
Сегодня вечером.
– Сегодня вечером я должна была поехать вместе с мужем и его друзьями в Антиб, – сказала она.
– И что случится, если ты не поедешь? Все останутся в Париже?
– Нет, уедут без меня.
– Очень хорошо. Скажи своему Скаю, что должна остаться занимать разговорами одну старуху, чтобы получить картины своего кузена. Приходи завтра к одиннадцати и начнем наш урок. – Элен улыбнулась, и Гарден поняла, что она действительно была очень хорошенькой. – Однажды я это уже делала, – сказала Элен. – Это было так увлекательно! Перед тем как я удалилась на покой, мой последний покровитель женился на очаровательной молодой девушке. Я не видела его целых два месяца. Потом он, как я и ожидала, вернулся с роскошным изумрудным гарнитуром и таким количеством цветов, что хватило бы для похорон принца. Еще через два месяца малышка новобрачная пришла ко мне в слезах. Она была славной девочкой, и я взяла ее под свое крылышко. Теперь у них шестеро детей. Лиана каждую неделю присылает мне цветы и оранжерейные фрукты. Она хотела, чтобы я стала крестной матерью ее первого ребенка, но я ей сразу же объяснила, что так делать нельзя. Ступай, Гарден. Приходи завтра. Мне нужно отдохнуть перед ужином. Я научу тебя быть совершенно неотразимой.
79
– Давай начнем с твоих достоинств, – сказала мадемуазель Лемуан. – Ты исключительно красива. Это полезно, но лишь в определенной степени. Ты должна помнить, что в ваших голливудских фильмах можно увидеть десятки красивых молодых женщин. Красота не такая уж большая редкость. Особенно обычная красота. Ты сказала, что у тебя необычные волосы. Немедленно начни их отращивать. Носи пока тюрбаны.
Что у тебя есть еще? Ты хорошо держишь голову и плечи. Это редкость. И обращает на себя внимание быстрее, чем лицо или фигура. Это твое самое большое достоинство.
Теперь голос. Он не режет слух. Этого бывает трудно достигнуть. Тебе повезло.
К тому же ты хорошо воспитана. Это удобно. Манерам приходится обучать до тех пор, пока они не станут автоматическими, а на это уходит много времени. Это мы сможем опустить.
Вот и все твои достоинства, Гарден. Все остальное – недостатки. Ты хорошо одета, но без шика. Где те ожерелья, что были на тебе вчера?
– Дома. Они не подходят к этому платью.
– Кто тебе сказал? И кто бы это ни был, почему ты поверила? Вчера у меня были надежды насчет тебя. Твой костюм был копией, и одно из ожерелий не было куплено у Картье или Ван Клефа, как остальные украшения. Сегодня я вижу женщину, одетую Ланвеном, а не Гарден Гаррис. Ну ладно, одежда может подождать. Прежде всего необходимо заняться первоосновой. Скажи мне, Гарден, ты когда-нибудь занималась своим образованием?
– Конечно. Я посещала очень хорошую школу.
– И хорошо училась?
– Думаю, да. У меня были не очень хорошие оценки, но я много работала.
– И тебе нравилось учиться?
Гарден подумала об Эшли-холл. Вспомнила запах в классе – смесь мела, чернил и мастики для пола. Вспомнила мисс Эмерсон, ее строгий голос, требование работать в полную силу, ее терпение, когда Гарден старалась изо всех сил, но у нее не получалось, радость, когда ученица наконец понимала. Вспомнила собственное удовольствие, чувство удовлетворения от упорной работы.
– Да, мне нравилось учиться.
– Так почему же ты остановилась? Не пытайся ответить. Достаточным основанием может быть только смерть. Нужно продолжать учиться, иначе жизнь потеряет интерес. А женщина должна всегда ощущать любопытство, всегда учиться, еще больше, чем мужчина. В этом и кроется тайна очарования. Мне интересно узнать о тебе: что ты делаешь, думаешь, во что веришь, что любишь, а что ненавидишь. Ты рассказываешь. Мне интересно. Я с тобой не соглашаюсь и объясняю почему. Ты отвечаешь, говоришь, что я не права. О чем мы разговариваем, ты и я? Мы разговариваем о тебе, твоих мыслях, твоих интересах. Естественно, я кажусь тебе очаровательной. Я говорю о том, что тебя интересует больше всего, – о тебе самой. Скажи, что интересует твоего Ская?
– Женщины и выпивка.
– Обида здесь не поможет. Ты не знаешь. Именно об этом ты и говоришь мне в действительности. Неудивительно, что ты ему наскучила. Ты не спрашиваешь, что интересует его, и саму тебя ничто не интересует.
Элен Лемуан по косточкам разобрала Гарден, исследуя каждую мелочь и во всем находя недостатки. Потом начала трудную работу – она создавала Гарден заново. Гарден прожила в Париже два года и никогда не гуляла по узким кривым улочкам, не была в музее и не сидела в уличном кафе. До встречи с Элен она практически не разговаривала с простыми французами, разве что покупая какую-нибудь вещь.
Элен давала ей задания.
Прочитать книги об истории Парижа, истории Франции. Книги нужно покупать на лотках, стоящих на набережных левого берега Сены, а не в книжных магазинах. Гарден должна разговаривать с людьми, гуляющими там, роющимися в старых книгах, спрашивать, что они ищут и почему эти книги стоит прочитать. Гарден узнала, что книги могут доставлять удовольствие, а Париж – неиссякаемый источник очарования, к тому же с богатой историей.
Потом задание ходить: ходить в музеи, бродить по окрестностям, вдоль Сены. Смотреть. Останавливаться в многочисленных городских сквериках, вдыхать аромат зелени. Читать газету, сидя в кафе, наблюдать за людьми, прислушиваться к их разговорам. Сама не заметив как, Гарден научилась не бояться одиночества, ей это стало даже нравиться.
И разговоры: рассказ о том, что она прочитала, о том, что думает о прочитанном. Что она видела и что думает об этом; что слышала, о чем говорили люди, которых она встречала; какие улицы, картины, церкви, парки она видела. И что обо всем этом думает. Понемногу Гарден от пассивной роли перешла к активной, от наблюдений – к мнениям. Она научилась думать.
– Элен, – сказала она однажды, – мы говорим только обо мне: где я была, что делала, что об этом думаю. Вы меня очаровываете, да?
Элен рассмеялась:
– А разве ты не считаешь меня самой интересной собеседницей в твоей жизни?
Гарден созналась, что это именно так.
– Ну вот ты и поняла. И дошла до этого сама. Ты делаешь успехи, моя девочка.
Необходимо следить за текущими событиями, твердо заявила Элен. Гарден читала журналы и газеты. Она узнала о Гитлере, Гудини, Гертруде Эрдель, кубке Девиса, Винни Пухе, Муссолини, Чан Кайши, Аль Капоне, Иосифе Сталине и многом другом.
И разумеется, о Чарльзе Линдберге. В субботу в пять Гарден заехала за Элен, чтобы отправиться вместе с ней в аэропорт Ле Бурже. Как и многие другие парижане, они уже два дня слушали по радио сообщение о молодом американце, который рано утром отправился в полет через океан. Гарден всю ночь просидела у радиоприемника, прислушиваясь к шумам, стараясь поймать еще какую-нибудь волну. Она лучше многих понимала, что должен испытывать Линдберг. Она помнила бьющий в лицо ветер и чувство оторванности от всего мира, когда земля казалась лоскутным одеялом, а дома игрушками. Мысль об одиноко летящем в ночи пилоте, под которым внизу лишь океан, пугала ее, отвага юного летчика восхищала. Она отчаянно желала ему удачи, надеялась, что он преодолеет эти долгие тысячи миль. В час ночи она услышала сообщение, что он покинул североамериканский континент почти час назад. Дальше слушать не было смысла. Но она все равно не снимала наушники. Ей казалось, что таким образом она как-то помогает ему.
В девять утра мисс Трейджер обнаружила ее по-прежнему сидящей в кресле у радиоприемника. Гарден велела принести кофе, потом завтрак. После завтрака мисс Трейджер закричала, стараясь перекричать шум в наушниках:
– Миссис Харрис! Теперь много часов не будет никаких известий! Миссис Харрис, вам надо отдохнуть!
Гарден сняла наушники, потерла болевшие уши.
– Вы правы, мисс Трейджер. Иначе я не смогу слушать, когда придет время. – Она потянулась, потерла затылок. – У меня все тело затекло. Пойду прогуляюсь.
Когда она ушла, мисс Трейджер села писать свой еженедельный отчет Вики.
«Миссис Харрис продолжает проводить время в одиночестве. Она каждый вечер читает, а днем много гуляет пешком. На этой неделе она опять не ходила к парикмахеру».
Мисс Трейджер сознательно не упоминала о происходящих в Гарден переменах. О том, что она стала петь, улыбаться, о том, как светятся ее глаза и какой легкой стала походка. Пусть принчипесса считает, что у девочки депрессия. Тогда она оставит ее в покое. Да, мисс Трейджер получает деньги от Вики и обязана выполнять ее распоряжения, но она не обязана помогать ей.
Всю дорогу до реки Гарден шла пешком. У каждого газетного киоска, на каждом углу стояли группки людей, взволнованно обсуждавшие Линдберга, Линдберга, Линдберга. Она перешла на остров Сите и пошла к Нотр-Дам. В соборе множество людей молились за молодого американца. Гарден ненадолго присоединилась к ним. «Сколько лет я не была в церкви, – подумала она, – и только сейчас поняла, как мне этого не хватало». Неожиданно она почувствовала уверенность, что с Линдбергом все в порядке. И с ней тоже.
Она пообедала в тихом ресторанчике на острове Сен-Луи. Здесь тоже все говорили только о Линдберге. Расплатившись, Гарден подошла к стоявшему за стойкой бара хозяину ресторана.
– Месье, я американка, – сказала она. – Окажите мне честь, позвольте заплатить за вино для всех ваших посетителей. Я бы хотела предложить тост за капитана Линдберга.
– Ни в коем случае, мадам. Предложить тост за Линдберга – это честь для нас, французов. Позвольте мне предложить бокал вина вам, американке. – Он постучал по бокалу, чтобы привлечь внимание присутствующих, и провозгласил тост.
Мужчины и женщины встали, подняв бокалы, поклонились Гарден и выпили. Она поклонилась в ответ и приняла их приветствие на счет своей страны, потом предложила тост за сердца французов, их щедрость и великодушие. Она чувствовала себя необыкновенно гордой, счастливой и любящей все человечество.
– Коринна, наполните ванну и приготовьте мне надеть что-нибудь удобное. Туфли на низком каблуке. Я собираюсь на аэродром. Газеты предсказывают, что посадка состоится сегодня вечером, в половине восьмого.
Пока в ванну набиралась вода, Гарден позвонила Элен Лемуан. Да, сказала Элен, она с удовольствием побывала бы там, где свершается история. Гарден велела приготовить корзину с едой для пикника. Она больше не могла сидеть возле радиоприемника. Она должна быть там, где Линдберг завершит свой перелет.
– Мы приедем слишком рано, – сказала Элен. – Но это и хорошо. Сможем найти удобное место, пока не собралась слишком большая толпа. А уж толпа будет обязательно.
Толпа была, уже когда они приехали. Вокруг стояли полицейские и солдаты, удерживавшие людей за металлическими заграждениями. Полиция открыла ворота для большой машины и пропустила их на летное поле.
– Как повезло, – сказала Гарден. – Интересно, с чего это они вдруг?
Лаборд повернул голову. Он широко улыбался.
– Я взял на себя смелость, мадам, и прикрепил на капот американский флаг.
Гарден и Элен издали восторженный вопль.
– Они принимают нас за представителей посольства, – сказала Гарден. – Я напишу послу благодарственное письмо.
В семь прибыли настоящие представители посольства. Их машины поставили рядом с машиной Гарден. Она подняла в знак приветствия бокал вина. В половине седьмого Лаборд поставил стол и стулья для пикника. Они хотели поесть, пока не приземлился Линдберг.
– Вот это да, – услышала Гарден из посольской машины, – да в этой толпе не меньше пятидесяти тысяч человек.
Она перевела эти слова Элен и Лаборду. Он, по настоянию Гарден, ел вместе с ними.
– В конце концов, – сказала она, – вы же мозг нашей делегации, Лаборд. – Ей очень нравилось, что другие американцы с любопытством поглядывали на ее компанию. Она чувствовала себя умной, озорной и радостно-оживленной.
Сцена была впечатляющая. Справа и слева темнеющее небо разрезали огромные столбы света. Вверх взлетали красные, зеленые и белые ракеты, падая вниз дождем разноцветных звезд. Взволнованный гул толпы отчетливо доносился через сто ярдов, отделявших машины от ограды. Было уже семь тридцать.
На летном поле показались три лимузина с развевающимся трехцветным флагом. Прибыла французская делегация. Но Линдберга все не было. Лаборд подошел к ближайшей французской машине и поговорил с шофером. Он вернулся, покачивая головой.
– Нужно подождать. «Дух Сент-Луиса» около часа назад видели над Ирландией. Он не прибудет раньше девяти.
– Придется отпраздновать заранее, – сказала Гарден. – У нас осталось только шампанское. Самое главное, он пересек океан. Все будет в порядке.
Через час они сели в машину. Стемнело. Вспыхнули огромные световые арки – одна, две, три, и море огня заполыхало вокруг летного поля, стало светло, как днем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87