– Уэнтворт потянула ее к лестнице.
Гарден нервно передернула плечами и сделала свой первый шаг к превращению во взрослую даму.
Узкие губы мисс Эллис не прикрывали до конца ее длинных желтых зубов. Старомодный высокий воротник на косточках не совсем прятал от глаз ее жилистую шею; он доходил только до низко свисавших каплевидных серег, которые красовались в ее ушах с вытянутыми мочками. Мисс Эллис не была красавицей, она напоминала карикатурное изображение старой девы, знала об этом и была озлоблена. Она с трудом зарабатывала на жизнь, обучая детей из привилегированных семейств Чарлстона танцевать вальс, а с недавнего времени под нажимом родителей и фокстрот. Она была незаменима, потому что ее холодность и уксуснокислая мина устрашали мальчиков и не давали им взбунтоваться.
Мисс Эллис не расставалась с длинной палочкой, которой она задавала темп пианистке, миссис Мейес. Миссис Мейес боялась мисс Эллис еще больше, чем дети. И она, и дети не сомневались, что, если они сделают ошибку, мисс Эллис, не задумываясь, ударит их своей длинной палкой.
– Новые ученицы, шаг вперед, – распорядилась мисс Эллис.
Гарден умоляюще посмотрела на Уэнтворт и подчинилась.
– Девочки, встаньте в ряд.
Уэнтворт оказалась права. Все одноклассницы не пансионерки действительно были здесь, отметила Гарден.
– Теперь мальчики. Вперед и в ряд.
Мальчики выстроились в ряд лицом к пяти девочкам. Обе шеренги оценивающе посмотрели друг на друга.
– Ну как? – нетерпеливо спросила Маргарет, когда Гарден вошла в гостиную. – Ох, Гарден, опять эти твои волосы! Кошмар какой-то! Скажи мне, правда ведь, у тебя было самое красивое платье? С кем ты танцевала? Кто-нибудь приглашал тебя дважды?
– Все хорошо. Мистер Рэгг сказал, что у меня очень красивое платье. Мы проходили основной шаг вальса. Старшие мальчики и девочки умеют делать повороты.
– Так с кем же ты танцевала? У тебя уже есть поклонник?
Гарден пожала плечами.
– Перестань дергаться. То стоишь как истукан, то дергаешься как припадочная! Отвечай, когда я тебя спрашиваю.
– Я танцевала с Томми Хейзелхерстом. Мисс Эллис говорит, кому и с кем танцевать.
– Понятно. Ну, это не надолго; когда вы разучите шаги и повороты, мальчики будут приглашать девочек. И тогда ты перетанцуешь со всеми. Мальчики будут приглашать тебя наперебой.
Гарден посмотрела на свои ноги, так мучительно ноющие в новых тесных туфлях.
– Не думаю, мама, что мисс Эллис им это позволит, – пробормотала она. У нее ни за что не хватило бы духу признаться матери, что из всех новеньких в танцклассе она была самой неуклюжей. Мисс Эллис приставила к ней Томми Хейзелхерста, потому что он был самый высокий и крупный из мальчиков.
– Может быть, вы, Томас, сумеете удержать Гарден, а то я все время боюсь, что она запутается в собственных ногах и упадет, – громко, так чтобы вся группа слышала, сказала мисс Эллис.
А Гарден действительно не понимала, в чем дело с этими школьными танцами. Она любила танцевать. Она плясала вместе с неграми в Барони с тех пор, как себя помнила. И делала это ничуть не хуже других. И в «Лодже» она едва ли не лучше всех танцевала кадриль. Но, как она ни старалась, ей не удавалось «порхать как пушинка». «Я буду еще больше стараться, я буду стараться изо всех сил», – мысленно поклялась она себе. И ушла в комнату мазать пахтаньем лицо и руки перед сном.
35
«Мне нужно больше стараться, мне нужно стараться изо всех сил», – решила Гарден, когда не справилась с первой контрольной по алгебре. И по латыни тоже. И с домашним сочинением по английскому языку.
Когда мадемуазель Бонгранд раздавала контрольные и Гарден увидела большую красную букву «D» на полях своей работы, она совсем пала духом. Французский был тем единственным, что, по мнению девочки, у нее шло хорошо. Она в этой школе всего вторую неделю и уже провалилась по всем предметам. Когда Гарден направилась в следующую по расписанию классную комнату, ноги у нее подкашивались.
– Гарден, – сказала мисс Эмерсон, – будь любезна, после уроков задержись, не ходи в комнату для занятий, мне нужно с тобой побеседовать.
«Она хочет сказать, что меня отчисляют», – подумала Гарден.
– Да, мэм, – громко сказала она.
Учительницы долго обсуждали Гарден во время собрания, которое они всегда проводили в самом начале учебного года для оценки возможностей и достижений своих новых учениц. Каждая из учительниц показала письменную работу девочки и высказала свое мнение на ее счет. Прогноз относительно ее будущих успехов в учебе не был оптимистическим. Все отметили, сколько стараний она прилагает, чтобы ею были довольны.
– Бедная девочка, – сказала мисс Мичем, учительница алгебры, – я все время боюсь, что у нее карандаш сломается, так сильно она сжимает его в пальцах. И почти удивляюсь, что на ее тетрадях с домашним заданием нет пятен кровавого пота.
Мадемуазель Бонгранд покачала головой:
– Просто не понимаю, в чем дело. У девочки прекрасный слух и хорошая память. С устными заданиями она справляется лучше всех в классе. Но что до письменных – она не может сделать даже простейшего упражнения.
– У нее действительно хорошая память, – подтвердила учительница истории. – Она запомнила всех королей Англии, но совершенно не понимает, почему они не любили королей Франции.
И все снова посмотрели на мисс Эмерсон.
– Опять я? – спросила она.
– Верити, но вы сами виноваты. Они же от вас все без ума. Наверное, потому, что вы так читаете им Браунинга.
– Ерунда. До Браунинга мы только через два года доберемся. Это из-за моего акцента. Девочки любят все экзотическое. – Мисс Эмерсон была родом из Новой Англии, она очень отчетливо произносила согласные. – Хорошо, я беру ее на себя.
В Эшли-холл признавали тот факт, что бывают более и менее интеллектуально одаренные девочки. Но считалось, что необучаемых детей не бывает. Здесь было принято с самого начала замечать, у кого из учениц возникают трудности, и помощь каждой из таких девочек должна была оказывать самая для этого подходящая, по мнению коллег, учительница.
Гарден стояла у стола мисс Эмерсон, пока другие девочки не вышли из класса. Вид у нее был такой несчастный, что мисс Эмерсон захотелось ее обнять. Но обходиться с ней как с ребенком – это не метод, так ей не поможешь.
– Гарден, я знаю, что у тебя трудности с учебой, – сказала мисс Эмерсон, как всегда четко выговаривая каждый звук своим бодрым и звонким голосом. – Ты можешь учиться гораздо лучше.
– Я буду очень стараться, мисс Эмерсон.
– Стараться не значит справляться, Гарден. Ты должна справляться с учебой гораздо лучше.
Гарден повесила голову.
– Я знаю, что ты это можешь. И хочу тебе показать, как это сделать. Желательно, чтобы ты оставалась на продленный день, пока мы не справимся с твоими проблемами. Ты знаешь, что происходит на продленном дне?
– Да, мэм. Но мама хочет, чтобы со следующей недели я по вечерам брала уроки музыки.
– Гарден, если ты не справляешься со своей обязательной работой, тебе бессмысленно заниматься еще и музыкой.
– Мама хочет, чтобы я занималась.
– Я понимаю, – сказала мисс Эмерсон. И она действительно понимала. Маргарет Трэдд была не единственной: очень многие матери хотели научить своих девочек абсолютно всему, что поможет им производить впечатление в обществе. Мисс Эмерсон на мгновение задумалась. – Вот что, Гарден, я напишу записку твоей матери. Я сообщу ей, что, по мнению преподавателей, для школы будет лучше, чтобы в качестве музыкальной подготовки ты занималась пением, а не игрой на пианино. В нашем Певческом клубе тебе понравится. И я сообщу ей, что у нас с тобой намечена одна общая работа, из-за которой ты должна оставаться каждый день после занятий. А что-либо писать о твоих оценках миссис Трэдд не обязательно – во всяком случае, сейчас.
– Ох, мисс Эмерсон! – Гарден посмотрела на учительницу как на божество.
– Ко мне вот-вот придет следующий класс. – Мисс Эмерсон никогда не откликалась на обожание. – Ступай в учебную комнату. Вот тебе оправдательная записка за опоздание. В ней же – разрешение пройти в библиотеку. Я хочу, чтобы ты взяла книгу «Путь пилигрима». Мы будем читать ее вместе. «Она дает духовную поддержку, и, может быть, мне эта поддержка еще нужнее, чем тебе», – мысленно продолжила мисс Эмерсон, глядя в спину уходящей Гарден. У девочки была великолепная осанка. Мисс Эмерсон пометила себе, что Гарден следует направить на уроки хороших манер. Она там будет лучшей из лучших. И похоже, идея насчет Певческого клуба девочке очень понравилась. Мисс Мак-Би, стоя возле первого ряда учащихся, обратила внимание, что у Гарден, певшей в заднем ряду, необычайно приятный голос. Мисс Мак-Би замечала решительно все.
Девочки с продленного дня могли по своему выбору либо обедать дома и возвращаться в школу в три часа, либо обедать в Эшли-холл вместе с пансионерками и учительницами. В письме к Маргарет Трэдд мисс Эмерсон предложила второй вариант, упомянув, что дополнительная плата в этом случае, по мнению большинства родителей, существенного значения не имеет. «С учетом того факта, – писала мисс Эмерсон, – как полезны светские навыки, приобретаемые на этих обедах, для последующих успехов юной леди в обществе».
Как мисс Эмерсон и предполагала, Маргарет велела дочери обедать в школе каждый день. Мадемуазель Бонгранд согласилась, чтобы Гарден сидела за ее столом, где говорили только по-французски. Она совершенно точно предсказала, что Гарден очень скоро догонит или даже превзойдет других девочек.
– Пусть она убедится в своих силах, тогда ей будет легче справиться с тем, в чем она слаба, – сказала мадемуазель Бонгранд без тени сомнения в голосе.
Мисс Эмерсон была в принципе совершенно того же мнения, что и мадемуазель Бонгранд. Но то, в чем Гарден была слаба, касалось мисс Эмерсон не в принципе, а на практике.
– Гарден, – твердо сказала она, – ты должна запомнить одну вещь. Каждый из нас не знает, как много он может сделать. Мы терпим поражения по своей вине. Не из-за стечения обстоятельств, не из-за злой судьбы, не по вине других людей. Кто наносит нам поражение? Только мы сами. Если мы не решим, что не позволим себя победить. – Она посмотрела на Гарден, прочла на ее восхищенном лице полное непонимание и беззвучно вздохнула: – Со временем ты поймешь, что я имею в виду. А теперь начнем.
Перед Днем Благодарения родителям разослали табели их девочек.
– Мама, я знаю, что у меня одно «D», – сказала Гарден жалобно, – но зато все остальные – «С». И я уверена, что скоро исправлюсь.
– Да ради Бога, какое это имеет значение? – пожала плечами Маргарет. – И не делай такую унылую мину. Слишком умные девушки только отпугивают мужчин. А чтобы исправиться, займись своими веснушками, их у тебя снова полно. Ты мажешься пахтаньем каждый вечер?
– Да, мама.
– Ну тогда мажься и по утрам тоже.
– Утром я еще раз просматриваю то, что нам было задано.
– Это ты можешь делать в трамвае. Что у тебя в голове, никто не видит, а что у тебя на лице, видят все. Займись своей кожей.
Несмотря на обструкцию со стороны матери, Гарден училась все лучше и лучше. Ей приходилось много работать, но работала она охотно и наконец научилась добиваться результатов. Теперь она получала «С» (то есть «удовлетворительно») даже по латыни, а по французскому стала получать только «В».
Миссис Лэдсон, дирижировавшая в Певческом клубе хором без музыкального сопровождения, была очень довольна успехами Гарден. У всех девочек с сильными голосами было сопрано, а Гарден пела настоящим контральто; ее глубокий, очень богатый в нижних регистрах голос согревал пение всего хора.
Говорила она тоже сильным, глубоким голосом. Мисс Оукмен, преподававшая декламацию, часть ее успехов приписывала мисс Эмерсон.
– Она старается копировать ваше произношение, Верити. И читает куда отчетливее, чем прежде.
Но весной мисс Оукмен открыла, что у Гарден есть еще один талант, чьим развитием она никому не обязана. В это время девочки перестали читать стихи и произносить речи и начали разыгрывать сцены из пьес.
– Гарден стесняется декламировать перед классом, но на сцене она совершенно преображается. Она прирожденная актриса.
Мисс Оукмен и не предполагала, как верно на этот раз она высказалась о Гарден. Не знали этого и другие учителя, несмотря на всю их наблюдательность. Большую часть своей жизни Гарден действительно играла ту или иную роль.
– Помалкивай и смотри, что делают другие, – посоветовала девочке Реба, когда та пошла в первый класс. И Гарден так себя и вела. В школе она наблюдала за другими детьми и делала то же, что они. И дома, впервые попав в свою семью, стала наблюдать за Стюартом и Пегги и копировать их, в чем могла. Но меньше чем через год, когда она еще не успела обжиться на новом месте, Трэдды переехали в город, и ей опять пришлось приспосабливаться – к новой школе и новому дому. И Гарден превратилась в хамелеона. Она меняла цвет в зависимости от окружающей среды, усваивала манеры поведения и взгляды тех, кто находился рядом, приноравливалась к их требованиям с единственной целью: чтобы ею были довольны, чтобы ее не отвергли. Девочке и в голову не приходило, что окружающие могут быть не правы.
С наступлением весны оживились не только уроки красноречия, преподаваемого мисс Оукмен. Уроки рисования теперь проходили на свежем воздухе, в основном девочки делали наброски с натуры на школьном участке. Раз в неделю мистер Кристи, преподаватель рисования, выводил пансионерок после обеда на прогулки по Чарлстону и «на пейзажи». Мисс Эмерсон включила в эту группу и Гарден. Успеваемость уже позволяла ей один день в неделю обходиться без дополнительных занятий на продленном дне.
Мистер Кристи, как и многие до него, оказался в Чарлстоне случайно и влюбился в него навсегда. Он ехал из Нью-Джерси во Флориду, и у него случились неполадки с мотором.
Чтобы убить время, пока механик возился с машиной, мистер Кристи решил пойти взглянуть на форт Самтер. О Чарлстоне Герберт Кристи знал только то, что первые выстрелы Гражданской войны прозвучали именно здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87