Почему бы тебе не подарить бабушке свой сегодняшний рисунок? Подпиши его своей фамилией – Трэдд, так звали ее сына.
– Не думаю, Мэн, что это хоть как-то заменит ей его картины.
– Конечно нет. Но она поймет, почему ты его подарила: потому что хотела что-нибудь для нее сделать. Ручаюсь, ей это понравится. Хочешь, я сам ей передам от твоего имени?
Гарден кивнула.
– Ладно, отдашь его мне, когда дойдем до твоего дома. Я тебя провожу.
– Она славная девочка, – сообщил Мэн бабушке, вручив с таким трудом сделанный рисунок церковных ворот.
Элизабет поглядела на него очень внимательно. Нет, он хотел сказать именно то, что сказал; он действительно воспринимал Гарден как ребенка. Она с облегчением вздохнула: как старший брат Мэн может принести Гарден много пользы, но как поклонник он имел опасную репутацию сердцееда.
Маргарет Трэдд увидела во внимании Мэна к ее дочери совсем не то, что Элизабет. Он был одним из тех четырех молодых людей, которых Маргарет прочила в мужья Гарден – если удастся.
41
В конце марта Пегги приехала в Чарлстон. В дом словно ворвался вихрь. За три года, проведенные во Франции, Пегги почти не изменилась. Свои жесткие курчавые рыжие волосы она скручивала на макушке в небрежный узел, на ее горящем энтузиазмом, покрытом оспинами, неухоженном лице не было никакой косметики, в практичной одежде – никаких декоративных элементов. Пегги осталась такой же шумной, пылкой и говорливой, такой же спорящей. И она была очень счастлива.
Маргарет вовсе не хотела стать бабушкой, но из чувства долга спросила, надеется ли Пегги иметь детей.
– Мы с Бобом решили, что лет пять, во всяком случае, подождем. У нас достаточно времени. Мне же только двадцать.
Маргарет заметила, что дети появляются на свет не по заказу.
– Мама, не болтай глупостей. Они, конечно, рождаются не по заказу, но обойтись без них вполне можно. Разумеется, я предохраняюсь.
– Тише, – пискнула Маргарет, – Гарден может услышать.
– Боже правый, мама, да что плохого, если она услышит? Ей, безусловно, следует знать, что такое контроль над рождаемостью. Не зря же Маргарет Сэнгер столько перенесла, прежде чем после прошлогодней конференции получила возможность опубликовать свои работы. Если уж я во Франции о них слышала, в Америке об этом должна знать каждая женщина.
Маргарет сделала непроницаемое лицо. Пегги принялась мерить шагами гостиную, она размахивала руками и рассуждала о том, что женщина имеет право распоряжаться своим телом. Все было как в добрые старые времена. Она совершенно не изменилась.
Маргарет мысленно спрашивала себя, как ей прожить три недели до приезда Боба, который, повидавшись с родителями в Маллинсе, должен был отвезти Пегги в Техас. Гарден подслушивала сверху и тоже спрашивала себя, долго ли еще ждать, пока Пегги поднимется и объяснит ей, о чем шла речь.
Пегги не стала дожидаться ее расспросов. Этим же вечером, усевшись на постели сестры, Пегги заговорила о сексе. О самом акте она рассказывала деловым тоном, нарисовала соответствующие картинки в школьной тетради сестры и дала той зеркальце, чтобы Гарден могла рассмотреть себя как следует. А об ощущениях от близости вспоминала с нежностью и восторгом. Голос у нее стал мягче, синие глаза потемнели.
– Это блаженство, Гарден, – сказала она, – если мужчина и женщина любят друг друга.
А потом снова превратилась в прежнюю резковатую Пегги.
– И им совершенно незачем бояться появления нежеланных детей каждый раз, когда они ложатся вдвоем в постель. Колпачок выглядит вот так вот.
И Пегги снова начала рисовать в тетрадке. Она объяснила Гарден, как происходит оплодотворение и как его можно избежать.
Гарден спросила – а что, если хочешь иметь детей? Пегги снова принялась рисовать и рассказывать. Гарден вспомнился выпирающий живот беременной Ребы, девочка слушала и согласно кивала, пока Пегги не заговорила о родах. Тут Гарден снова взялась за зеркальце.
– Я не верю, – сказала она.
– Поверь, Гарден. Я работала сестрой милосердия у беженцев и несколько раз помогала медсестрам принимать роды. Женское тело действительно совершает чудо. И все, что с этим связано, чудо. Мне еще не пора, но со временем у меня будет полдюжины детей. Или больше.
Гарден так распирало желание поделиться полученными сведениями, что она едва дождалась утренней встречи с Уэнтворт по дороге в школу.
– Всем мужчинам нужно только одно. Так вот, я знаю, что такое это одно, – объявила она. – У меня есть про это картинки и вообще все.
В обмен на тайны, в которые посвятила ее Пегги, Гарден могла поделиться с сестрой только одним открытием. Гарден рассказала Пегги про тетушку Элизабет.
– Она никогда ничего у папы не крала, но я маме этого не говорила, и ты не говори. Она все равно не поверит: от папы она слышала совсем другое.
– Сама руководила целой компанией? Я хочу с ней познакомиться, – сказала Пегги.
Элизабет Купер стала новой героиней воображения Пегги. Старой даме Пегги сразу понравилась, но ее энергия и пылкое обожание утомляли Элизабет.
– Я все пытаюсь объяснить ей, что никогда не была феминисткой, а просто пыталась выжить, – жаловалась Элизабет Дю Бозу. – Но она непременно хочет видеть во мне крестоносца в юбке. И я очень устаю от ее ежедневных визитов. Ум у нее развит великолепно, душа прекрасная. Дю Боз, пусть Общество любителей поэзии поможет мне от нее отдохнуть.
Через два дня Пегги с восторгом печатала для журнала. А через неделю принялась донимать покупателей и владельцев магазинов на Кинг-стрит, добиваясь от них пожертвований в пользу Общества.
Когда приехал Боб, она была вне себя от счастья. Она привела его знакомиться к Элизабет и смотрела на него так, что старая дама едва не прослезилась.
– Я даже жалею, что нам надо уезжать в Техас, – сказала Пегги мужу. – Здесь, в Чарлстоне, я так чудесно провожу время.
Боб удовлетворенно кивнул:
– Пегги, тебе и в Техасе будет хорошо. Работа найдется повсюду.
– Муж Пегги – прекрасный человек, – говорила Элизабет друзьям. – И она тоже. Из-за нее я состарилась лет на десять, но я очень рада, что с ней познакомилась.
Пегги уехала, и Гарден ее очень не хватало. Гарден скучала и по сестре, и по той атмосфере возбуждения и кипучей деятельности, которая вместе с Пегги исчезла из их дома. А от разговоров Маргарет о старшей дочери Гарден делалось еще тяжелее: мать постоянно сравнивала сестер, и сравнения всегда были в пользу Гарден. Гарден очень дорожила добрыми словами Маргарет, но девочке было больно слушать ее язвительные отзывы о старшей сестре. У Гарден было верное сердце, а Маргарет заставляла ее выбирать между верностью сестре и верностью матери. Как же Гарден хотелось, чтобы мать нашла для разговоров другую тему.
Но когда это произошло, Гарден лучше не стало. Новым предметом обсуждения оказался Мэн Уилсон. Гарден в отчаянье слушала, как Маргарет с удовольствием рассуждала насчет его «знаков внимания» и насчет того, будет ли он для Гарден хорошей партией. Гарден понимала, что из-за этой материнской болтовни она не сможет чувствовать себя свободно с Мэном Уилсоном.
К счастью, весь этот месяц она с Мэном не виделась. Каждый день она была очень занята в школе: готовилась к экзаменам и репетировала для выпускного вечера роль в пьесе Шекспира.
Занятия кончились. Гарден аплодировала подругам, когда те по очереди подходили к мисс Мак-Би получать дипломы. На следующий год она, Гарден, также наденет длинное белое платье и в руках у нее тоже будет букет алых, с длинными стеблями роз. Она чувствовала себя совсем взрослой.
А еще через два дня она, держа в руках охапку желтых роз, поднималась рядом с Уэнтворт по ступеням церкви Святого Михаила. Они были в числе десяти подружек невесты, Люси Энсон.
Потом настало время ехать во Флет-Рок. Садясь в поезд, Гарден с облегчением подумала, что это лето будет таким же, как предыдущее.
Но ее надежды не сбылись. Как бы Гарден ни пыталась остановить время, она становилась старше. Приближался день, когда ее положение в обществе должно будет измениться, когда состоится ее дебют – официальная процедура вступления в мир взрослых. Вокруг нее все только об этом и говорили.
Уэнтворт и ее мать Каролина взяли с собой модные журналы и образцы тканей. То же сделала Маргарет. Соперничество между матерями утонуло в бесконечных дискуссиях о бальных платьях и платьях для приемов, перчатках, шляпах и нарядных туфельках. И, что самое ужасное, Уэнтворт все это интересовало не меньше, чем Каролину. Теперь она охотнее смотрела модные журналы, чем ездила на велосипеде в Гендерсонвиль, где они с Гарден могли поесть мороженого и украдкой сходить в кино.
– Что с тобой такое, Гарден? – раздраженно спросила Уэнтворт. – Не будешь же ты говорить, что ты не любишь нарядов?
– Нет, это с тобой что случилось? Ты мне читаешь нотации почти как наши мамы. А я думала, что ты моя самая близкая подруга.
– И я про тебя так думала, пока ты не украла у меня Мэна Уилсона.
Гарден ужаснулась несправедливости этого обвинения. И очень рассердилась. Но замкнутый мирок отеля «Лодж» и привычный уклад летней жизни, подразумевавший их дружбу, оказался сильнее, чем обида Гарден и ревность Уэнтворт. Через несколько дней девочки снова стали неразлучными. Гарден включилась в обсуждение модных фасонов, а Уэнтворт вновь открыла для себя прелести езды на велосипеде и плаванья.
И вскоре Гарден, словно заразившись от подруги, стала увлеченно обдумывать свой будущий гардероб. До сих пор она не отдавала себе отчета в значительности предстоящего ей шага – превращения из юной девушки в юную леди. Однажды, уже в июле, она заглянула в список, составленный Маргарет. Список действительно впечатлял.
6 бальных платьев
1 бальное платье – св. Цецилия
6 платьев и шляп для званых завтраков
5 платьев для танцев
2 длинных платья для приемов
4 платья и шляпы для званых чаепитий
1 вечерняя накидка
1 выходное пальто (дневн.) и шляпа
4 пары нарядных ботинок
12 пар бальных туфель
1 дюжина пар дл. белых перчаток
1 дюжина пар коротких белых перчаток
1 меховая накидка
6 вечерних сумочек
4 дневных кошелька
3 дюжины вышитых носовых платков
1 дюжина комбинаций с лямочками
1 дюжина рубашек под декольте
2 дюжины панталон
1 дюжина лифчиков
6 шарфов
6 нижних юбок
6 нижних юбок с кружевами
3 дневных корсета
4 вечерних корсета
2 дюжины белых шелковых чулок
1 дюжина черных шелковых чулок
Сезон длился двенадцать дней. За это время должны были состояться четыре бала, даваемые родителями дебютанток, бал холостяков и, в канун Нового года, бал в яхт-клубе. Кроме того, Гарден предстояли пять чайных балов, два официальных приема, шесть званых обедов, два званых чаепития и два званых завтрака с последующими танцами. Их давали друзья или родственники дебютанток. А когда вся эта лихорадка кончалась и можно было слегка перевести дыхание, после короткого перерыва давали главный бал – бал святой Цецилии.
– Мама, – ахнула Гарден, – неужели все эти вещи в списке – для меня?
– Разумеется. Мой список выглядит куда скромнее.
– Мама, но тут же для каждого выхода свое платье. У Уэнтворт ничего такого не будет, я точно знаю. Она жаловалась, что бальных платьев у нее всего два.
– Ну, Уэнтворт – это Уэнтворт, а ты – это ты. У тебя будет больше платьев, чем у всех девушек, и они будут лучше, чем у всех. Мне очень жаль, что ты еще не окончила школу, как твои ровесницы. Когда мы будем готовиться к сезону, день у тебя будет расписан по минутам.
Так оно и оказалось: после первого октября, когда они приехали в город, у Гарден не было свободной минуты с утра до глубокой ночи. Ей шили, вдобавок она была в выпускном классе и задавали им очень много. Она все время торопилась, прежде она и не представляла себе, что можно быть настолько занятой. Ела она урывками, то во время примерки, то во время чтения. Во сне она беспокойно ворочалась, ей мерещилось шуршание шелка и блеск падавшего тяжелыми складками атласа, и ее преследовал резкий, слишком густой запах духов у портних в примерочных.
В спешке она почти не успевала подумать о цели этих приготовлений. А когда задумывалась, то все ее тело напрягалось и его сковывало знакомое нервное оцепенение. Она гнала это чувство прочь. Она уверяла себя, что теперь все пойдет по-другому. Она же стала взрослой. Об этом свидетельствуют новые наряды.
42
В последний день перед каникулами занятия длились до полудня. Гарден выбежала на улицу, даже не надев пальто и шляпы. Сезон диктовал дебютанткам свои правила независимо от того, кончили они школу или нет. Первый чайный бал должен был состояться сегодня вечером.
Мать ожидала Гарден в машине. Юным леди не полагалось ездить в такси без сопровождения, а Занзи жаловалась, что переработала и устала. «Скорей», – сказала Маргарет. Она держала дверцу приоткрытой.
Такси мчалось по Рутленд-авеню, сигналя на перекрестках. По этой отчаянно быстрой езде можно было понять, насколько Маргарет торопится и озабочена всем происходящим. Вообще она не выносила автомобилей и постоянно жаловалась, что в Чарлстоне замостили слишком много улиц. А Гарден наслаждалась скоростью. Обычно дома неторопливо проплывали мимо окон конки; сейчас они мелькали, почти сливаясь.
Дома их ждал обед. Его подали на три часа раньше обычного. Гарден с жадностью набросилась на еду: мать посадила ее на диету, и она все время ходила голодная. Маргарет лениво ковырялась в тарелке. От волнения она почти не могла есть. Щеки у нее порозовели, глаза сияли. Она просто лучилась счастьем. В течение этих двух недель она увидит, как все ее планы, мечты и надежды воплотятся в жизнь.
– Теперь в ванну, – скомандовала она, когда Гарден поела. – А потом у меня приготовлен для тебя сюрприз.
– Снова сюрприз? Мама, ты меня совсем избалуешь. Маргарет последние полтора месяца то и дело дарила дочери безделушки: Гарден получила нитку жемчуга, жемчужные сережки, пудреницу, духи, гребни, ленты. Ей казалось, что у нее каждый день Рождество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87