Нет, у Гарден будет настоящий дебют, во время которого она предстанет в полном расцвете своей красоты, она будет царить на всех балах, каждое утро получать по дюжине букетов от своих вздыхателей, ее будут добиваться, может быть, драться из-за нее на дуэлях, а может быть, из-за нее кто-нибудь даже попытается покончить жизнь самоубийством.
Она выбрала для Гарден фасон бального платья: верх на манер свободной блузы с матросским воротником, отрезная юбка гофре. Пышные рукава, вырез – небольшая лодочка, заниженная талия. Бледно-голубой шелк будет украшать скромная отделка из кружева цвета слоновой кости – только по вороту, на корсаже и рукавах вышьют розовые бутоны. Кушак – широкая шелковая лента, тоже розовая, как и шелковые бальные туфельки на низком французском каблуке. Роза в волосах у Гарден будет того же оттенка, что кушак, и в руках – букет из полураскрывшихся роз, обрамленный кружевом и перевязанный голубой лентой.
– Мама, я так странно себя чувствую, – сказала Гарден.
– Помолчи. Выдохни и задержи дыхание, чтобы миссис Харвей могла зашнуровать тебя как следует.
Благодаря корсету талия у Гарден достигла нужных размеров – ее можно было обхватить двумя пальцами, а крепкие молодые груди стали куда сильнее выдаваться вперед. Маргарет одобрительно кивнула. Платье скроет все то, что корсет теперь подчеркивал, но во время танца кавалер Гарден почувствует, какая у нее осиная талия, а его воображение доделает остальную работу.
Гарден уже носила не слишком тугой корсет на каждый день.
Он годится и для чайных балов, думала Маргарет. Холостые мужчины постарше их практически не посещали, разве что бал давался в честь очень близкой родственницы; в этом году таких балов не было.
38
Маргарет подняла трубку и услышала незнакомый голос. Ей сообщили, что ее дочь сбила машина. Гарден находилась в больнице Роупера, в пункте неотложной помощи.
Маргарет вскрикнула, застонала.
– Не волнуйтесь, миссис Трэдд, – успокоил ее голос в трубке. – Серьезных травм нет, только перелом лодыжки.
– Я сейчас приеду. – Маргарет положила телефонную трубку и снова сокрушенно охнула – Гарден же пропустит свои преддебютные выезды. – Занзи, – крикнул Маргарет, – принеси мне чашку чаю. Я отвратительно себя чувствую.
– Спасибо, я чувствую себя прекрасно, – отвечала всем Гарден девятнадцатого декабря на чайном балу. И это было правдой. Ее страх перед сезоном остался в прошлом. От нее ничего не требовалось – только сидеть в большом кресле на колесах и смотреть на танцующих. Люди останавливались, спрашивали, как она, она отвечала, что все хорошо, и они уходили. Она с удовольствием слушала музыку – играл квартет, а не один пианист. И как зачарованная смотрела на сказочное зрелище: на «весь Чарлстон» в апогее веселья. Мать говорила, что Гарден будет в восторге от сезона. И оказалась права. Гарден с нетерпением дожидалась остальных праздников: двадцатого должен был состояться еще один чайный бал, и настоящий бал двадцать четвертого, а двадцать восьмого ей предстоял визит к Люси Энсон.
На первом балу Маргарет сидела возле дочери. Гарден пользовалась успехом как раз в той мере, какая вполне устраивала ее мать. Все четверо мужчин, которых она считала подходящей партией для Гарден, подошли к ним, чтобы выразить свое сочувствие. А на двоих из них улыбка Гарден и ее горловой, уже не детский, а женский голос произвели заметное впечатление.
«Следующий год, – подумала Маргарет, – будет триумфальным».
В последнюю минуту она попыталась отговорить Гарден от чайного бала у Элизабет Купер, но девочке очень хотелось пойти. Сидя в кресле-каталке, она получала от сезона огромное удовольствие, а это был последний из доступных для нее праздников.
– А из-за встречи с миссис Купер я ничуть не нервничаю, – сказала Гарден. – Она меня не укусит.
На самом деле ей было интересно посмотреть и на свою злодейку тетушку, и на ее дом. А вот Элизабет Купер действительно нервничала.
Когда Люси Энсон получила ответы от всех приглашенных, она сразу отдала своей крестной матери список гостей. Элизабет Купер собралась заглянуть в него только после Рождества, когда праздничная суматоха осталась позади. Она знала, что приглашены сорок пять человек и, вероятно, все они будут. Теперь, за два дня до чайного бала, ей нужно было только пробежать глазами их имена, чтобы вспомнить всех как следует и не ошибиться, когда гости будут двигаться вдоль ряда встречающих. Старших и младших сестер или братьев так легко перепутать, а назвать семнадцатилетнего мальчика именем его четырнадцатилетнего брата означает нанести ему страшнейшую обиду.
Просматривая список, Элизабет прихлебывала чай. Наткнувшись на имя Гарден, она чуть не уронила чашку на колени.
– О Господи, – прошептала она.
Она стряхнула темную жидкость с платья и резкими, неверными движениями осушила пятно. Элизабет Купер была выбита из колеи и очень взволнована.
«Я просто гадкая, бессердечная старуха, – думала Элизабет. – Я должна была что-нибудь для нее сделать. Эта девочка – внучка моего брата, а я ее до сих пор в глаза не видела. У него же и другие внуки были. Я не выполнила своего долга, не сделала над собой усилия. Оправданий этому нет и быть не может». Она закрыла лицо руками и опустила голову.
На самом деле у Элизабет были причины не общаться со своими родственниками. Ее племянник оказался развратником и убийцей, и реакцию Элизабет, ее гнев и отвращение при всей их чрезмерности можно было понять. Ее девичья фамилия была Трэдд, и характер у нее был соответствующий. Когда-то она дала клятву не иметь ничего общего со Стюартом, а гнев и горе только укрепили это решение. В присутствии Элизабет о Трэддах из Барони запрещено было упоминать.
Сведения о смерти Стюарта в 1913 году до нее не дошли. Она в это время сидела взаперти, пряталась от людей, не могла встретиться лицом к лицу с жизнью, ее совершенно подкосила бессмысленная гибель Трэдда, ее единственного сына, год назад на «Титанике».
Она медленно восстанавливала, складывала свой мир из обломков, противопоставляя свою решимость своему же отчаянью, но долгое время не виделась ни с кем, кроме ближайших друзей, дочери и внуков. Кто-то сказал ей, что сын ее брата умер, но эти слова не затронули Элизабет. Барони и все связанное с ним было от нее слишком далеко. Она на самом деле просто не вспоминала об этой семье, пока не узнала, что Стюарт-младший служит в банке у Эндрю Энсона. Эндрю уверил Элизабет, что у ее родственников все обстоит вполне прилично, пообещал и дальше присматривать за их делами, и Элизабет с готовностью ухватилась за его слова. Они позволяли ей не бередить старые раны и сосредоточиться только на одном – на том, чтобы заново строить свою жизнь.
Вскоре она уехала в Европу и поэтому не получила известия о гибели в автокатастрофе Стюарта-младшего. Вернувшись, она из разговоров узнала, что на Маргарет свалилось большое состояние, что она изо всех сил и довольно успешно делает светскую карьеру и что с ней осталась только младшая дочка Гарден которая благополучно делит свое время между Эшли-холл, школой танцев и пением церковном хоре.
Она не видела Трэддов из Барони двадцать лет. И самым простым было бы оставить все, как есть.
«Самым простым, – подумала она, – но отнюдь не правильным. Я как была бессердечной старухой, так и осталась. Мне неприятно, что злополучная малышка придет на этот прием. Я не хочу с ней знакомиться. Я не люблю чувствовать себя виноватой».
Когда Гарден в кресле-каталке везли вдоль ряда встречающих, Элизабет казалась вполне спокойной, но только казалась.
«Она должна знать, кто я такая, – подумала Гарден, – а она и глазом не моргнула. Но надо сказать, она была со мной очень приветлива».
– Спасибо, – улыбнулась Гарден своему сопровождающему, – да, мне будет удобно в этом углу. Отсюда все прекрасно видно.
Потом она снова улыбалась и махала рукой в ответ на приветствия. А затем начались танцы.
Для Гарден этот прием не был похож на предыдущие. Никто не пропускал танцев, чтобы с ней поговорить. Вид девочки в кресле на колесиках уже не вызывал удивления, к нему привыкли.
Гарден пожала плечами. Ну что ж! Она подпирает стенку не в первый и не в последний раз.
Но в противоположном углу зала Элизабет Купер схватилась за сердце. Когда-то давно, так давно, что ей самой странно, у нее был брат Пинкни. Он был всем хорош и хорош во всем, и она его обожала. У него была привычка, которую она вспомнила только сейчас. Когда на него наваливались неприятности, он передергивал плечами, словно сбрасывая с себя тяжесть. В точности как этот ребенок. Да, то же движение плеч и совершенно такое же собранное, спокойное выражение лица, скрывающего Бог весть какие горести и печали. И черты лица, когда Элизабет в них всмотрелась, напомнили ей о Пинкни. Нос как у него и чуть заметная ямочка на подбородке. И глаза их семейные, трэддовские. Глаза тоже были бы как у Пинкни, если бы они смеялись.
Элизабет обошла толпу танцующих и села рядом с Гарден.
– Здравствуй, еще раз.
– Здравствуйте. – Гарден посмотрела на нее с опаской.
«Господи, она же боится! – подумала Элизабет. – Какая нелепость. Что я ей плохого сделаю?»
– Ты знаешь, Гарден, что я сестра твоего дедушки?
– Да, мэм.
– Мне было бы приятно, если бы ты звала меня «тетя Элизабет». Сколько тебе лет, Гарден?
– На прошлой неделе исполнилось шестнадцать.
– А мне шестьдесят два. Но я помню себя в шестнадцать лет. Это было ужасно. Мне казалось, что все, кроме меня, уже взрослые и ничего не боятся. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
– Да, мэм.
– И конечно же, я ошиблась. Они все боялись не меньше, чем я. Я поняла это намного позже. И ты поймешь. Я устраиваю для своих друзей что-то вроде чаепития каждый четверг, с трех до пяти. Я буду рада тебя там видеть.
– Благодарю вас, мэм.
Элизабет встала и с целеустремленным видом направилась к лестнице. «Надо же, какой напуганный крольчонок, – сказала она себе. – И какая же я лгунья! Когда мне было шестнадцать, я вообще ничего не боялась». Она зашла к себе в спальню и сняла со стеллажа какую-то коробку.
А внизу, в зале, в кресло, которое она освободила, сразу же плюхнулась Уэнтворт.
– Она твоя тетка? Гарден, ты никогда не говорила, что миссис Купер твоя тетка.
– Скорее бабушка.
– Не велика разница. Гарден, да ты понимаешь, что это значит? Ты приходишься кузиной Мэну Уилсону. Он же ее родной внук. И он, и Ребекка от нее просто не вылезают. Они в нее влюблены. Она что, и правда такая замечательная? Я ее совсем не знаю, только здороваюсь.
Гарден задумалась – ей нужно было решить для себя, действительно ли Элизабет такая замечательная, чтобы дать Уэнтворт точный ответ. Но миссис Купер уже возвращалась к ним, и Уэнтворт улизнула.
Элизабет поставила коробку на колени внучатой племяннице.
– Вот тебе подарок на день рождения, – сказала она и развязала голубую атласную ленту. – Давай же, Гарден, загляни, что там внутри.
– Благодарю вас… тетя Элизабет.
– Не стоит. Но подожди рассыпаться в благодарностях, ты сперва убедись, что она не пустая.
И Гарден убедилась. Она извлекла из коробки изящную фарфоровую балерину на подставке в виде круглой белой эмалированной шкатулки, украшенной какими-то гирляндами.
– Заведи ее, – распорядилась Элизабет. – Это музыкальная шкатулка. Эндрю, скажите, чтобы оркестр ненадолго перестал играть.
И важный человек Эндрю Энсон, председатель правления банка, поспешил исполнить ее просьбу.
Шкатулка и вправду была настоящим чудом. Все гости столпились вокруг Гарден, чтобы полюбоваться танцем фарфоровой балерины. Руки и ноги у нее были на шарнирах, она делала изящные, замысловатые, плавные жесты и пируэты в такт «Вальсу цветов». Музыкальной шкатулки с таким богатым звуком никому из присутствующих еще не доводилось слышать; она не звякала, а действительно играла мелодию. Вальс становился все громче, балерина закрутила пируэт на одном пальчике, но нога у нее внезапно надломилась, и фигурка упала. Вздох, вырвавшийся у всех гостей одновременно, заглушил радостную музыку.
Гарден хотела поднять глаза на тетку. Хотела сказать, что подарок ей очень нравится даже и такой, сломанный, что шкатулка очень красивая и что это ее любимая мелодия. Но пока она собиралась с духом, чтобы раскрыть рот, музыка кончилась, в шкатулке что-то зашипело, балерина встала на ноги и – от пояса – поклонилась.
Гарден рассмеялась. Все вокруг захохотали, и Элизабет едва ли не громче всех. От смеха уголки глаз у Гарден поднимались. И в них начинали плясать искорки. Глаза у Гарден становились в точности как у Пинкни.
– Я привезла ее из Парижа, – сказала Элизабет. – Люблю французов. Они мастера на озорные выдумки.
– Заведи ее снова, Гарден, – попросила Люси Энсон.
– Да, да, еще раз, пожалуйста… Я думал, она сломалась… Я ничего подобного не видела… И не слышала… Я думала, мне худо будет… – говорили вокруг.
Гарден с сосредоточенным видом поворачивала крошечный золотой ключик, глаза у нее по-прежнему смеялись. Элизабет улыбнулась.
– Ну вот, – сказала она. И, обмотав голубой лентой больную ногу Гарден, завязала на ней бант. – С днем рождения.
Гарден снова рассмеялась.
– Спасибо, тетя Элизабет. – Она посмотрела на миссис Купер искренним, застенчивым взглядом. – Спасибо. У меня еще никогда не было тети. И я очень рада, что теперь у меня есть такая тетя, как вы.
Элизабет была растрогана до беспомощности.
– Милое дитя, – проговорила она с трудом, потому что ей мешал комок в горле, – да благословит тебя Бог. – Она поцеловала себе кончики пальцев и провела ими по шелковистой щеке девочки. Музыкальная шкатулка опять заиграла. И пока все глаза были устремлены на балерину, Элизабет вышла из комнаты. Ей нужно было побыть одной.
Маргарет ничуть не радовало, что Гарден так восхищается своей тетей, но она не говорила и не делала ничего, что могло бы расхолодить дочь. Влияние Элизабет в Чарлстоне было слишком велико: у Маргарет не было никакого желания вступать с ней в схватку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87