Гарден изогнулась, вырвалась из его объятий. Отвела руку назад, изо всех сил размахнулась. Пощечина прозвучала как выстрел, Скай покачнулся, на щеке у него отпечатался красный след.
– Мэн, – скомандовала Гарден, – отвези нас домой.
46
– Пора вставать, Гарден, скоро одиннадцать. – Жизнерадостный голос Маргарет ворвался в ее крепкий, сладкий утренний сон. Так Гарден не спалось уже несколько месяцев. Она неохотно открыла глаза. – Вот, дорогая, надень. Это тебе подарок ко дню рождения. – Маргарет держала в руках великолепный тончайший хлопковый пеньюар с широкой каймой из тяжелого нитяного кружева по подолу и голубыми атласными лентами, завязывавшимися на талии. – А старый халат можешь выкинуть.
Маргарет было не узнать, от вчерашней кислой, недовольной мины не осталось и следа, Маргарет вся сияла.
– Давай скорей, – торопила она, – умой лицо и спускайся. Занзи уже накрывает на стол. В день рождения диета отменяется. Она приготовила креветки с мамалыгой и печенье.
Гарден поспешно вскочила с кровати. Расчесала волосы, стянула их сзади лентой, торопливо ополоснула лицо и почистила зубы. «Сейчас я опустошу всю масленку», – решила она. Было слышно, как мать внизу весело щебечет по телефону. Мать в хорошем настроении – это прекрасный подарок. И пеньюар тоже. Под кружевную кайму у ворота были присобраны бессчетные складки шелковистой материи. Когда Гарден надела пеньюар, он окутал ее как облако. «У меня слишком безобразные тапочки, чтобы надевать их с такой красотой, – подумала она. – К тому же сегодня день рождения». Она сбежала по лестнице босиком, пеньюар раздувался и реял у нее за спиной.
Маргарет поджидала ее в холле возле гостиной.
– Иди сюда. – И она потянула Гарден в залитую солнцем комнату. Цветы были повсюду, букеты роз всех оттенков стояли в вазах на всех столиках. В раскрытых коробках, обернутые зеленой бумагой из цветочного магазина, лежали еще букеты: фиалок, роз, камелий.
– Смотри, – сказала Маргарет, – это – от Мэна, это – от Томми, это – от Эшби, это… это… это… Всего их было девять, они были знаками собственнических чувств чарлстонских холостяков, напоминанием о том, что юной леди незачем засматриваться на приезжих. Но Гарден не стала задумываться о причинах. Букеты были здесь, и этого достаточно. Она в танце закружилась по комнате, останавливаясь у каждого стола, притрагиваясь к цветам неуверенными, легкими пальцами, вдыхая запах роз. Она впервые почувствовала опьянение от успеха, которое кружит головы всем первым красавицам.
– Ох, мама, как замечательно!
– Их еще много в библиотеке и в гостиной. Сплошные розы. Я думаю, в Южной Каролине ни одной несрезанной не осталось. Было шестнадцать полных коробок. Их прислал князь.
«Какой князь?» – хотела спросить Гарден. Потом поняла, кого мать имеет в виду. Воспоминание заставило ее непроизвольно поднести руку к губам. Ей стало холодно. Потом бросило в жар.
– Пошли, – сказала Маргарет. – Завтрак остынет. Подарки ждут тебя на столе.
Маргарет была чрезвычайно довольна своей дочерью.
Гарден с жадностью набросилась на большую тарелку белой дымящейся мамалыги с желтыми прожилками масла и на нежные розовые, чуть пожелтевшие от тушения в масле креветки. За едой она читала длинное письмо от Пегги, присланное вместе с ее подарком – книгой о роли женщин в колонизации Америки.
– Пегги пишет, что они с Бобом по выходным работают в резервации. Оба совершенно счастливы. – Гарден протянула матери письмо и щедро намазала маслом горку печенья, которое внесла Занзи. – Ну вот, – довольным голосом сказала Гарден, разглядывая лежащие перед ней на столе разноцветные коробки.
Первой открыли ту, что от Уэнтворт.
– Смотри, мама, какой красивый флакончик. Это туалетная вода.
Она отвернула крышку, понюхала и подала флакон матери, ожидая, что та похвалит запах. Тут во входную дверь постучали.
– Ручаюсь, снова цветы, – сказала Маргарет. Занзи, преувеличенно вздыхая, пошла открывать.
– Какая прелесть, – охнула Гарден. – Смотри, мама, это от тети Элизабет. Медальон. Как ты думаешь, внутри есть картинка? – Она провела ногтем по краю золотого овала, пытаясь нащупать замочек.
– Вам сюда нельзя, – услышали они голос Занзи. Скайлер Харрис ворвался в гостиную. У дверей он остановился, любуясь Гарден, чьи длинные языческие волосы падали на девственную белизну пеньюара.
Потом, не дав ни ей, ни Маргарет раскрыть рта, он подошел к ее стулу и опустился на колени.
– Мне кажется, они похожи на вас, – сказал он и разжал сведенные в чашу ладони – на колени Гарден упали три камелии.
Они были размером с блюдце, с белыми полупрозрачными лепестками, пронизанными малиновыми жилками. Цветы были хрупкими, совершенными и ослепительно дерзкими.
Гарден посмотрела на свои почти прикрытые цветами бедра. Сердце у нее сжалось.
– О, Скай, благодарю вас, – прошептала она.
– Молодой человек! – жестко сказала Маргарет. Скай встал с колен, поклонился.
– Пожалуйста, простите меня, миссис Трэдд. Я влюблен и поэтому действую так порывисто. Меня зовут Скайлер Харрис. – Он взял руку Маргарет, поклонился и церемонно поцеловал. – Ну что, я прощен? – И одарил Маргарет победоносной улыбкой.
– Ну, я не знаю… никогда ничего подобного не слышала… мы не готовы принимать гостей…
– Ну и прекрасно, – сказал Скай. – Могу я взять одно из этих печений? – Он выдвинул стул и сел справа от Гарден. – Благодарю вас, мой ангел. У вас найдется кофе?
– Вы можете выпить мое молоко.
– Молоко? Мне следовало догадаться. Нет, мое сокровище, я не любитель молока. Вы пейте, вам это идет.
Глядя на Гарден, он наслаждался контрастом между невинностью этой пьющей молоко девочки и неистовством танцующей менады, которую увидел в Барони прошлой ночью, между детскими кружевами и лентами и яркостью, вызывающей пестротой волос.
Она покраснела и отвернулась. Когда она потянулась за очередной коробкой с подарком, рука у нее дрожала.
– Что это? Разве можно смотреть рождественские подарки накануне праздника? Санта Клаус сделает против вашего имени черную пометку в своей книге.
Гарден скорчила торжествующую гримаску:
– А вот и не угадали! Сегодня мой день рождения. Возьмите еще печенье, пожалуйста.
Маргарет позвонила, вошла Занзи. Маргарет прекрасно понимала, что ей следовало бы просто выставить Скайлера Харриса, но с того момента, как он вошел в комнату, его самоуверенность выбила почву у нее из-под ног. «Ничего другого не остается, – решила она, – как сделать вид, будто Гарден нормально одета, а Скай Харрис – нормальный гость».
– Еще печенья, Занзи, – сказала она. – И кофе, пожалуйста.
– Ваш день рождения? – воскликнул Скай. – Два праздника совпадают, для вас это не очень удачно. Но это удачно для меня. Я-то принес вам рождественский подарок. Но теперь он стал подарком на день рождения, и вы развернете его при мне. – Он вынул из нагрудного кармана пиджака маленький прямоугольный сверток. – С днем рождения, Гарден.
Маргарет все поняла по упаковке. Это из ювелирного магазина, от Джеймса Аллена. Конечно, придется отказаться. Юная леди не может принимать таких дорогих подарков. Но если они посмотрят, что там внутри, вреда не будет.
Браслет так ослепил ее своим блеском, что на мгновение она онемела. Это была решеточка шириной в дюйм, вся усыпанная бриллиантами; там, где ее звенья перекрещивались, сияли сапфировые цветы.
– Позвольте, я сам надену его вам на руку, – сказал Скай.
Гарден беспомощно посмотрела на Маргарет.
– Мистер Харрис, принять такой подарок она, разумеется, не может.
– Но он идет Гарден, миссис Трэдд. Мне бы хотелось, чтобы он у нее был. Нам же необязательно всем рассказывать, откуда он взялся.
Гарден вложила свою руку в ладонь Ская.
– Скай, я в жизни своей не видела ничего красивее, но вы сами понимаете, что это я принять не могу. И все равно я вам очень благодарна. Так же, как если бы я приняла ваш подарок. – Она вся сияла.
Скай крепче сжал ей руку:
– А что, если я завтра через дымоход брошу его вам в камин?
Гарден, улыбаясь, покачала головой.
– Оставлю в корзинке у порога?
Гарден рассмеялась.
– Нет. – Она высвободила руку, резко отодвинулась от стола и встала. – Теперь мне пора идти.
– На спевку?
– Откуда вы знаете?
– Нетрудно догадаться. Когда вы будете петь?
– Сегодня, во время ночной службы.
– Я буду в церкви.
Он много лет не бывал в церкви, но сразу понял, что скамьи с высокими спинками не для него. На них имели право только члены здешних старинных семейств, никак не приезжие. К счастью, Эндрю Энсон заметил Ская и пригласил сесть рядом с собой. Фамильное место Энсонов было возле бокового придела; когда по звукам органной музыки Скай понял, что начинается крестный ход, он стал искать глазами Гарден.
Появились – в белых стихарях поверх простых черных платьев – девушки из хора. В их одеждах была суровая монастырская красота. Они шли парами, вереницей, Гарден – в середине ее, со стороны Ская. Она высоко вскинула голову, горло ее трепетало, лицо было озарено радостью пения и просветлено величественной музыкой гимна. Она казалась чистой и безмятежной, как монахиня. Поравнявшись со Скаем, она наконец увидела его и со счастливым удивлением улыбнулась. В ее улыбке не было ничего наигранного или кокетливого, это была безыскусная улыбка искренней радости. Сердце у Ская перевернулось.
«Помоги мне Бог, – подумал Скай. – Я, кажется, и вправду влюблен. В ее свежесть и непосредственность, не только в ее красоту. И в ее невинность – тоже. Я знаю, что под ней кроется: страсть и неистовство, я это видел, я знаю, а она не знает. Я никогда не встречал таких девушек. Второй такой нет».
В пении Гарден Скай тоже угадывал контрасты, присущие ее натуре. Ее голос взмывал под купол, звонкий и ликующий. Но его низкий бархатистый тембр и какой-то особенный трепет заставляли Ская думать о секретах, которые шепчут на ухо ночью.
Скай окинул взглядом прихожан. Все они безмятежно наслаждались пленительным молодым голосом. «Они не знают, какая она на самом деле, – подумал Скай. – Только я это знаю».
Но он ошибался. Мэн Уилсон тоже видел, как преобразилась его маленькая кузина во время того незабываемого танца в Барони. И сидя между матерью и сестрой, тоже вслушивался в тайну, звучавшую в ее голосе. И она его волновала.
47
Рождество в Чарлстоне проводили в кругу семьи и друзей. Больших приемов не устраивали. Скай, с разрешения Маргарет, нанес визит Гарден после завтрака. Он принес подарок, который юная леди может принять, то есть конфеты – но было их двадцать фунтов. Гарден смеялась, Маргарет сделала невозмутимое лицо, а Занзи унесла конфеты на кухню и немедленно принялась есть.
Допустимое время визита давно истекло, но, пренебрегая правилами местного этикета, Скай не спешил откланяться. В три часа он, удобно устроившись в кресле, все еще непринужденно рассказывал о своих восхождениях на Альпы, Скалистые горы и Пиренеи.
– Мне бы хотелось попробовать свои силы в Гималаях, – говорил он, – но боюсь, они для меня тяжеловаты. И потом, туда так долго добираться, не то что в Европу.
Маргарет слышала, как Занзи в кухне демонстративно грохочет сковородками и кастрюлями. Ей ничего не оставалось, как пригласить Ская обедать.
Маргарет и Гарден восхищенно смотрели на Ская. Он резал индейку с мастерством хирурга. А Скай, не веря своим глазам, смотрел, как Гарден уплетала все, что было у нее на тарелке: индейку с соусом, рис с подливой, засахаренные бататы, луковицы в сметане, шпинат, клюквенное пюре и маринованный арбуз.
Маргарет говорила без умолку:
– Да, мы едим рис каждый день, в самых разных видах, с подливой, или с томатным соусом, или в виде плова, или пирожки с рисом, или рисовую запеканку с начинкой. Знаете, мистер Харрис, Чарлстон построен на рисе. Здесь выращивали лучший рис в мире. Поэтому во всех магазинах пишут, что у них каролинский рис. На самом деле он из Техаса или откуда-нибудь еще. Эшли Барони была рисовой плантацией. Все эти болота вдоль реки – рисовыми полями. Судья, дедушка Гарден, любил рассказывать, как он мальчишкой открывал шлюзы на реке Эшли, чтобы пустить на поля воду. Это было в те времена, когда на плантации жила его тетя. Ее звали мисс Джулия Эшли. Эшли, разумеется, были в числе первых поселенцев.
А наша плантация, плантация Гарденов, граничила с Барони. Мой отец еще застал времена, когда там тоже был сплошной рис. Разумеется, это было до войны, когда у нас еще не отняли ни рабов, ни наших исконных прав. Мама рассказывала, что только за нашим садом присматривало двадцать рабов.
Сады были гордостью нашей семьи. У нас были огромные посадки гардений, мили, представляете себе, мили цветущих кустов. Это потому, что цветок был назван в честь нашей семьи.
Скай искусно делал вид, что все это ему очень интересно и знатность предков производит на него сильное впечатление. Маргарет решила, что молодой человек ей очень нравится, хотя он и янки.
После обеда Гарден объявила, что обещала навестить тетю Элизабет. Маргарет отказалась ее сопровождать. Скай согласился с обманчивой готовностью. Мысль, что ему придется завоевывать расположение еще одной обедневшей манерной южной дамы, ничуть не радовала Ская. Но, с другой стороны, Гарден нужно будет отвезти к тете, а на машине можно покататься и подольше. До Элизабет они дошли пешком.
– Это в двух шагах отсюда, за углом, – сказала Гарден.
Скай приготовился проскучать еще час.
Его опасения рассеялись, как только он увидел Элизабет Купер. От этой дамы можно было ждать чего угодно, только не скуки. Она была высокой для женщины, почти с него ростом, и она производила сильное впечатление. Дело было не в ее внешности. Она была худая, с резкими глубокими морщинами и волосами, похожими на ржавое гофрированное железо. В них проблескивала седина. Любая другая женщина с такой внешностью казалась бы отталкивающей. Но Элизабет Купер была безмерно привлекательна: в ее живых синих глазах читался ум, от нее исходило ощущение силы. Скай сразу понял, что Элизабет Купер всю жизнь не делала никаких скидок себе самой и что слабые люди едва ли могут рассчитывать на ее расположение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87