В моей квартире проходило собрание людей, которых беспокоили планы Гитлера…
Слушая его воспоминание о том, как он в первый раз увидел Кат, о словах, которые были ими произнесены, о взаимном притяжении, Лари поняла, что отец снова переживает те счастливые мгновения и что его так же переполняет любовь, как и тогда.
– Потом у нас наступили трудные времена, – заключил он. – Война, дальнейшие события… заставили меня усомниться в том, что я достоин ее.
Милош снова сосредоточил внимание на Лари.
– Но самый странный поворот нашей великой трагедии, когда мы были арестованы и разлучены, заключался в том, что это, в некотором смысле, было одновременно и спасением. Потому что горе снова соединило нас, залечило раны, оставленные войной, и подлило масла в огонь, который грозил вот-вот погаснуть. В последние мгновения, которые мы провели вместе, предстоящее расставание напомнило нам о том, что наше предназначение – любить друг друга.
Милош опустил глаза и стиснул руки, словно для того, чтобы прочитать молитву.
– Она всегда оставалась в моем сердце.
Тронутая глубиной его чувств, Лари прослезилась.
– Ты сказал, что Кат никогда не переставала ждать тебя. А ты? Ты тоже думаешь, что она вернется?
Их взгляды встретились, Милош пристально посмотрел в ее глаза, словно врач, которому предстояло объявить неутешительный диагноз. Но потом ласково проговорил:
– Я верю, что мы увидим ее, moje dcera. Он сказал «мы», а не просто «я».
И Лари не усомнилась в его словах. Он – ее отец… И точно так же, как маленькая девочка, находящаяся под влиянием чар первого и единственного мужчины в своей жизни, она поверила в его всемогущество.
ГЛАВА 35
Всю неделю она проводила с ним каждый день. Ей доставляло величайшее удовольствие поселить отца в прекрасных апартаментах роскошного отеля Алкрон, ходить с ним по магазинам и покупать для него самую лучшую одежду, какую только можно было найти в Праге. Ежедневно Лари угощала его вкусной едой. Дэвид предоставил в их распоряжение посольский автомобиль вместе с шофером, и они не только катались по Праге, но и совершали даже поездки за город на природу. Она была на седьмом небе. Лари понимала, что это время – подарок судьбы и что она могла лишиться такого счастья навсегда. Однако чувство горечи ни на минуту не покидало ее. Чем лучше она узнавала его, тем больше восхищалась им и острее чувствовала потерю тех лет, когда он мог бы любить ее и руководить ею. Но эти годы были у нее украдены.
Они беспрестанно беседовали. Иногда по-чешски, Лари постепенно вспоминала родной язык. С каждым днем их общение становилось более искренним и глубоким. За обедом в ресторане «У трех страусов», который продолжался до вечера, Милош вспоминал, как приходил туда вместе с Кат, об увеселениях в Праге до войны и о своей юности в «Фонтанах». Он описывал блестящие спектакли с участием Катарины Де Вари, которые видел, поведал историю о том, как она впервые приехала в Прагу – девушка с фермы, которой монахиня внушила, что ее актерский талант – это дар Божий и что его нельзя предать забвению. Во время прогулки вдоль берега Влтавы одним туманным вечером Лари рассказала ему об Аните, о Ньюпорте и о мужчинах, которые были в ее жизни помимо Ника. В другой раз она призналась ему в том, как страдает от одиночества и от любви, которая живет только в ее воображении. Лари заметила, что на выбор карьеры повлиял увиденный ею великолепный гобелен, свадебный подарок Милоша Катарине. Милош не знал, что этого гобелена не было среди других конфискованных произведений искусств семьи Кирменов. Его взволновала мысль о том, что они, возможно, смогут предъявить права на него или даже тайно вывезти из страны, чтобы он достался Лари.
– Моя мечта – не увезти гобелен из Чехословакии… а увидеть его когда-нибудь висящим там, на своем прежнем месте… в нашем фамильном доме, – проговорила она.
И это еще не предел ее мечты, призналась Лари. Ей хотелось восстановить фабрику Кирменов и снова производить там великолепные гобелены. Она даже изучала производство гобеленов, когда была студенткой, чтобы возродить это искусство.
– Но для этого должна разрушиться целая система… – скептически произнес Милош. – Страна должна снова стать свободной.
– Быть может, когда-нибудь это и случится.
– Ох, моя дорогая доченька, если бы я только мог дожить до радостного дня! – вздохнул Милош.
Разумеется, они также бесконечно говорили о Кат, и это были не только приятные воспоминания. Милош поделился с Лари проблемами, которые угрожали их браку после войны. А Лари призналась ему в том, какой гнев испытывала по отношению к матери из-за того, что та покинула ее на произвол судьбы.
Но каждый из них как мог утешал другого. Оправдывая поступок Кат, Милош сказал:
– Ты должна помнить, что Катарина пережила время, когда многие дети погибли как раз из-за того, что матери оставили их у себя. Те, которых перед нашествием Гитлера отправили в Англию, выжили, а многие из оставшихся на родине погибли. Если бы ты могла поговорить с призраками жителей Лидице, среди них не нашлось бы ни одной матери, которая была бы рада, что оставила своего ребенка у себя.
На пятый день после выхода Милоша на свободу Лари предложила отвезти его в Карловы-Вары, чтобы он мог посмотреть на «Фонтаны».
Но Милош отказался.
– Мне будет тяжела встреча с родным домом после всего, что они сделали. Я предпочитаю остаться со своими воспоминаниями.
Лари решила, что отвезет отца в «Фонтаны», когда падет коммунистический режим, если, конечно, он дождется этого дня.
Милош не только наслаждался удовольствиями, которые дает свобода, но вместе с Лари делал все возможное, чтобы найти какой-нибудь упущенный из виду ключ к судьбе Кат. Они снова вернулись к тому, чем Лари занималась в прошлом – стали проверять списки умерших, регистрационные записи в больницах, снова обращались в разные министерства, посетили союз актеров. Однажды утром, в конце недели, они встретились с Дэвидом Уайнэнтом в посольстве, чтобы попросить его возобновить поиски Кат.
Однако Дэвид объяснил, что у его возможностей есть предел.
– Лари, после двадцатилетних бесплодных поисков тебе нужно посмотреть правде в глаза и признать, что в настоящий момент уже никто ничего не может сделать.
– Нет, Дэвид! Я не готова к этому, потому что мой отец чувствует, что она жива.
Дэвид посмотрел на Милоша.
– Есть ли у вас какие-нибудь доказательства, которые подкрепляют вашу веру, мистер Кирмен? Может быть, в тюрьме вы тайно поддерживали с ней контакт? Я могу понять, почему до сих пор вы никогда не говорили об этом…
Милош покачал головой.
– Ничего. У меня никогда не было никаких известий о ней. Но моя вера основана не просто на глупых чувствах, мистер Уайнэнт. Раз моя жена отправила дочь в безопасное место, значит, сама она не видела причин уезжать в другую страну. Она осталась здесь. И, как я представляю себе, раз уж Кат потеряла все – мужа, ребенка, состояние и даже свою репутацию – то решила, что может отказаться также и от своей личности. Ведь она была актрисой, поэтому просто стала играть новую роль.
– Вполне приемлемая теория, но и только, – ответил Дэвид… Ведь у нас нет сценария, в котором сообщается ее новое имя, где она живет и чем занимается. У нас нет никаких доказательств, что, потеряв все, она не… решила расстаться также и с жизнью…
– Кат не такая женщина, которая стала бы убивать себя, – твердо произнес Милош.
– Ради Бога, Дэвид, – взорвалась Лари, – если бы у нас было хотя бы малейшее доказательство того, что она жива, я не пришла бы сюда и не стала бы просить…
Дэвид нетерпеливо вскочил с места.
– Лари, как твой друг я действительно хочу помочь тебе. Но отсутствие доказательств – это не единственное, что стоит на пути. В данный момент я окажу тебе большую услугу, если посоветую не только прекратить поиски… но и покинуть страну!
Его холодное предложение подействовало на Лари как удар электрическим током. Она выпрямилась, словно готовясь к битве.
– А с какой стати?
– Встретив Милоша Кирмена и окружив его заботой, ты тем самым открыто признала его своим отцом – его, а не Джина Ливингстона, – пояснил Дэвид. – Но если ты дочь двух чешских граждан, то твой статус американки оказывается под сомнением. Если власти прямо сейчас задержат тебя, для нас, возможно, наступит трудное время.
– Дэвид, это же просто смешно. Ведь они хотят, чтобы я работала на них.
– Ты думаешь, что для них советы по оформлению интерьера важнее политики?
– И все же я сомневаюсь, что мне грозит опасность. Ведь у меня американский паспорт!
– А чехи заявят, что ты получила его обманным путем. Раз уже установлено, что мистер Кирмен – твой отец, они получили преимущество. Если выяснятся факты из твоего прошлого, то тебе, в первую очередь, никогда не разрешат выехать из страны.
Он взглянул на Милоша, как бы прося у него помощи, чтобы защитить Лари.
– Вы ведь понимаете, в чем проблема, не так ли? Вы хорошо знаете, что нынешний режим не менее деспотический, чем тот, который обвинил вас в государственной измене. Есть признаки недовольства коммунистами, но это только заставляет власти проявлять большее беспокойство и быстрее подавлять протест. Если они решат мстить и наказать Лари за обман, чтобы другим было неповадно пытаться бежать из страны с фальшивыми документами, или захотят устроить какую-нибудь провокацию, мы окажемся в весьма затруднительном положении. Милош кивнул и спокойно ответил:
– И как скоро вы предлагаете Ларейне покинуть Чехословакию?
– При данных обстоятельствах, сэр, сегодня вечером, – ответил Дэвид.
Прежде чем Лари успела что-нибудь произнести, Милош встал.
– Благодарю вас, мистер Уайнэнт. Я в высшей степени ценю вашу озабоченность благополучием моей дочери.
Он протянул руку Дэвиду через стол, Дэвид поднялся.
Лари наблюдала этот обмен рукопожатием в оцепенении. В тот момент решалась ее судьба, и все же она была не в силах протестовать. Говоря за нее, Милош тем самым проявил отцовский авторитет, и она не посмеет своими действиями уязвить его гордость.
Дэвид проводил их до дверей кабинета.
– Мне жаль, что я не смог сделать для тебя больше, – сказал он Лари, когда она выходила.
И она знала, что он имел в виду не только поиски Кат.
* * *
Если бы Лари могла принимать решение одна, то она осталась бы. Но Милош и слышать не хотел об этом. Когда они вышли из американского посольства, он заметил на другой стороне черную «шкоду» и двух человек, сидевших на переднем сиденье. Еще один мужчина, казалось, ждал троллейбус на ближайшей остановке, однако, когда троллейбус подъехал, он не сел в него. Правда, Милош и не ожидал, что его оставят без наблюдения, и все же, когда он увидел команду, занимавшуюся слежкой, которая не прилагала ни малейших усилий, чтобы остаться незамеченной, это еще больше подтвердило опасения Дэвида.
– Мистер Уайнэнт прав, – произнес Милош позже, когда они сидели в кафе «Славия». За неделю это было их третье посещение самого большого и старого кафе в Праге. Оно по-прежнему оставалось излюбленным местом встреч актеров, певцов, юных музыкантов из консерватории, а также литераторов в беретах и с сигаретами в зубах. В «Славии» было шумно из-за оживленных бесед, пылких прощаний и приветствий друзей и влюбленных. Милош подумал, что богемная атмосфера хоть немного отвлечет Лари от грустных мыслей, о необходимости отъезда.
Однако его надежды не оправдались. Она была в отчаянии. Лари еще никогда полностью не теряла контроль над своими чувствами. Много перемен ей пришлось пережить в жизни. И все же теперь Лари не могла сдержать слезы.
– Я только что нашла тебя! Позволь мне остаться! Они мне ничего не сделают, а если и решатся, то я примирюсь с последствиями.
– Ларейна, дорогая… Не совершай ошибку, тебе действительно может грозить опасность. Ведь нам до сих пор не известна судьба твоей матери. Кто знает, исчезла ли она по собственной воле или ей… помогли?
Милош подождал секунду, чтобы его слова отложились в ее сознании.
– Сейчас самое важное не допустить, чтобы жертва, которую она принесла ради тебя, была напрасной. Она хотела дать тебе лучшую жизнь и сделала это. Ты должна вернуться в Америку!
– Если только ты поедешь со мной!
Он грустно улыбнулся.
– Ты же знаешь, что это невозможно.
– На границе должно же быть какое-нибудь место…
– Milacek, – сказал он, использовав ласковое чешское слово, похожее по значению на слово «милая», – если бы это было так легко сделать, большинство столиков вокруг нас были бы пустыми.
Некоторое время они молчали. Наконец слезы Ларейны высохли, но прежде чем разговор возобновился, их внимание привлек высокий мужчина, внезапно возникший перед ними. Это был человек лет семидесяти, ссутулившийся, изможденный, в плохо сидящем плаще, с лохматыми космами длинных седых волос. Под мышкой он держал пачку беспорядочно сложенных листов. Он что-то застенчиво пробормотал по-чешски, обращаясь к Милошу.
В ответ Милош секунду пристально разглядывал его, а потом вскочил, тепло обнял его и похлопал по спине.
Наблюдая за ними, Лари внезапно поняла, что она тоже знает этого человека.
Милош отпустил мужчину, потянул его вниз, заставляя сесть на стул, и почти закричал:
– Ларейна, позволь мне представить тебе одного из старейших друзей твоей матери…
– Я уже знакома с мистером Жилкой.
– Да, я помню вас, Slecna Данн, – сказал он, употребив чешское слово, соответствующее по значению слову «мисс».
– Вы можете называть меня Slecna Кирмен.
Он слегка поклонился и обратился к ней так, как она попросила. Милош радостно и гордо посмотрел на Лари, а Йири переводил взгляд с отца на дочь. Потом он спросил Милоша:
– Ты давно… вернулся в Прагу?
– Ты имеешь в виду, когда открылись ворота тюрьмы? Неделю назад.
– Какое счастье снова видеть тебя! Если бы я знал, то устроил бы праздник.
– А разве много моих друзей еще живы?
– Любой истинный друг нашей страны, Милош, – это твой друг. Ради тебя я с легкостью заполнил бы гостями свою квартиру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77