Прежде чем уйти, костюмерша спросила:
– Могу я сделать для вас что-нибудь еще, госпожа Де Вари?
Катарина в изумлении подняла глаза, «госпожа»? Ведь у нее с костюмершей установились теплые приятельские отношения.
– Таня… Ты ведь всегда называла меня просто Катариной…
– Теперь вы – звезда, госпожа Де Вари, и прежнее обращение больше не годится.
– Но, пожалуйста… Я ведь ничуть не изменилась!
– Ох, нет, изменились, мадам! – настаивала костюмерша, прежде чем выскользнуть за дверь. – Нравится вам это или нет, но вы изменились!
Катарина осталась одна, и ее подхватила волна грусти. Да, нравится ей это или нет, но она изменилась, потому что с этого вечера все будут воспринимать ее иначе. И это так волнующе приятно… Однако надо признать, что у славы есть и обратная сторона – одиночество.
Она привела себя в порядок и вспомнила о том, что в кафе «Славия» состоится вечеринка в честь премьеры. Из коридора, в который выходила ее гримерная, до нее доносился веселый смех актеров. Катарина потратила почти весь свой скромный недельный заработок на новое платье специально для этого вечера. Но она чувствовала себя такой усталой, что ей хотелось только одного – побыть одной. Сегодняшний вечер был ее триумфом, а завтрашний день принесет новые волнения…
В театре не осталось почти что никого. Катарину потянуло на сцену, где в ночи горела одна-единственная лампочка на треножнике. И снова она стояла перед призрачной публикой, которой так неуклюже кланялась всего лишь несколько недель назад. Она снова поклонилась, но на этот раз это был грациозный и властный поклон – именно так, как он ее учил…
– Ты была просто великолепна! Ты и сейчас великолепна! – послышался из-за сцены чей-то тихий голос.
Катарина обернулась и стала вглядываться в темноту, но ничего не увидела. Она подумала, что это один из тех голосов, которые слышала Жанна и который звучал теперь, после спектакля.
И вот он выступил из тени.
– Вам следовало бы пойти на вечеринку, – в замешательстве произнесла она.
– Я ждал тебя.
– Я не пойду.
– Тогда зачем же идти мне?
И он направился к ней. Катарина в смущении покачала головой.
Петрак спокойно продолжал:
– Я знаю, тебя удивило мое безразличие. После интенсивных занятий в самом начале я покинул тебя, чтобы ты сама нашла нужную тональность роли.
Катарина испытующе посмотрела на него.
– Ни одного ободряющего слова, даже в этот вечер… – пробормотала она.
Он улыбнулся немного грустной улыбкой.
– Как же ты, должно быть, возненавидела меня! Держу пари, тебе хотелось взять всю свою армию – армию Жанны – и приказать ей уничтожить меня!
Именно так! И вдруг Катарина прозрела. Но даже зная теперь, что все было сделано для ее же блага, простить его было непросто.
– Спектакль… Неужели только он имеет значение? – с горечью спросила она.
– Нет, не только. Но в той жизни, которую ты выбрала, в театре – да, это имеет очень большое значение.
Катарина отвернулась от него.
– Когда вы оставили меня, я почувствовала себя такой… такой потерянной!
– Но ведь ты нашла себя, и я знал, что так и будет. Воцарилась тишина, а потом он с болью произнес:
– А ты думаешь, это было легко для меня? Ты чуть не разбила мне сердце, когда назвала меня чудовищем!
Она обернулась.
– Разбила…
Эхо этого слова замерло у нее на губах. Неужели у него действительно есть сердце, которое можно разбить? Петрак подошел к ней сзади.
– Я хочу еще кое в чем признаться тебе, – сказал он и умолк. У него в душе явно происходила борьба. Впервые Катарина видела его растерянным.
– У тебя природный талант, это было ясно с самого начала. Когда ты входишь в мир персонажа, тебе даже нет нужды играть. В тебя словно вселяется душа этого человека. Сегодня вечером тебе нужно было только оставаться той, кто ты есть – юной деревенской девушкой, которая никогда не знала страсти… за исключением своей любви к Богу.
Он снова сделал паузу. Его губы шевелились, когда он подыскивал нужные слова.
– Я не хотел, чтобы ты изменилась…
Он заколебался, а потом схватил ее за плечо.
– И я знал, что если бы позволил своим чувствам вырваться наружу…
Голос его затих. Он не прижимал ее к себе, а только держал в кольце рук. Это признание ошеломило Катарину. Петрак наклонил голову, его губы легко коснулись ее щеки, и он тихо прибавил:
– Я поклоняюсь тебе точно так же, как самый могущественный из генералов поклоняется Жанне!
Его слова эхом отдались в самых отдаленных уголках ее души, затронув такие струны, о существовании которых она даже не подозревала. Он… ее кумир… предлагал ей самого себя! И тем не менее – а это было замечательнее всего – она ни на секунду не усомнилась, что достойна его! Она, девушка с фермы! Обвив рукой шею Петрака, Катарина запустила пальцы в седую гриву. Его губы прильнули к ее губам. Это был ее первый настоящий поцелуй… Не та неумелая попытка с сыном мельника за амбаром. Сна-чата тихий, нежный, потом внезапно прорвалась вся страсть, которая сдерживалась в течение многих недель и даже лет. Катарина прижалась к нему, шире раскрыла губы, и ее язык без слов говорил о том, как он был нужен ей.
Наконец она отстранилась от него.
– И этому тоже! Научи меня, пожалуйста! Научи меня всему!
Петрак проводил ее в свою квартиру над театром. Как только они оказались в спальне, она принялась стаскивать с него одежду.
Но он тут же принял на себя командование и стал руководить ею, словно ставил сцену: отдернул шторы на окне, впустив в комнату лунный свет, потом подошел к ней и медленно, очень медленно, словно они двигались под водой, начал раздевать ее. Катарина хотела последовать его примеру. Но Петрак осторожно уложил ее на кровать.
– Нет! Эта ночь посвящается только тебе…
В лунном сиянии их тела, казалось, были покрыты серебром. Петрак лег рядом с ней и стал нежно ласкать ее груди кончиками пальцев, осыпать поцелуями сокровенные места, которых никто еще не касался. Катарина подумала, что она словно Жанна у столба, но только пламя, которое опаляет ее, не причиняет ей боли. Это был пожар плоти, и девушке хотелось, чтобы он никогда не кончался. Теперь она понимала, почему все его движения так неторопливы.
В конце концов ей стало трудно переносить эту восхитительную пытку ожидания.
– Ну же, Янош, – простонала она и широко раздвинула ноги, чтобы принять его. – Дай мне почувствовать тебя!
Петрак приподнялся над ней и на мгновение замер, потом тихо прошептал:
– Помни…
Она поняла его: теперь, становясь женщиной, она не должна забывать о чувствах невинной деревенской девушки. Жанна не должна умереть этой ночью.
– Да! – прошептала она и еще крепче обняла его.
Петрак медленно начал погружаться в нее, но Катарина была нетерпелива и торопила его, пока не почувствовала острую боль. Но мгновение спустя боль исчезла и волна наслаждения снова нахлынула на нее. Она поднималась на этой волне все выше и выше и почти дошла до экстаза. И вот, наконец, к ней пришло освобождение. Это была река пламени, которая струилась но ее телу и мало-помалу начала успокаиваться, словно, пробежав по целому ряду порогов, влилась в прохладный, неподвижный бассейн безмятежности.
– Ох, Янош, ты такой чудесный учитель! Он изменил позу и лег рядом с ней.
– Нет, дорогая моя девушка с фермы. Здесь все так же, как и в игре на сцене. У тебя огромный природный талант.
Как ни странно, ее совсем не задело, что он назвал ее девушкой с фермы. А ведь совсем недавно она сердилась на него за такое обращение. Теперь это казалось частью их интимных отношений, ласковой шуткой.
– Но об этом таланте никогда не должна узнать публика. Только ты один будешь наслаждаться им.
– До тех пор, пока ты этого хочешь, – уточнил он.
Эти слова удивили Катарину. Разве он не понял, что она принадлежит ему навсегда? Но прежде чем она успела что-то сказать, Петрак сел и прибавил:
– А теперь пойдем. Мы должны присоединиться к остальным…
Она рассмеялась и подумала, что он не способен быть серьезным.
– И как мы туда заявимся?
– Думаешь, всем станет ясно, что произошло? Тебе стыдно?
– Ничуть.
– Ведь ты принадлежишь мне?
– Да!
– Значит, нам надо отпраздновать это!
На вечеринке были шампанское, танцы, смех и непрекращающийся поток поклонников, которые говорили Катарине, что они еще никогда не видели такой волшебной игры. И она ни на мгновение ни в чем не раскаивалась.
ГЛАВА 4
Под руководством Петрака Катарина шла от одного триумфа к другому. Всякий раз, когда она выступала, все места в театре «Бийл» были распроданы, и зрители с билетами на стоячие места толпились сзади в два или три ряда. Вначале после каждого спектакля, в котором она играла Жанну, ее поджидала возле служебного входа дюжина молодых франтов. Прошел год, она уже играла несчастную юную красавицу в «Ромео и Джульетте», а толпа поклонников стала в четыре раза больше.
Внезапная слава испугала ее. Но Катарина решила, что лучшее средство против «звездной болезни» – показать окружающим, что она такая же, как все. Она не стала нанимать слуг, сама ходила за покупками и делала уборку, охотно беседовала на улицах со всяким, кто узнавал ее. Катарина заставила публику полюбить себя не как кумира, а как друга. Кто-то назвал ее «Кат». Незнакомцы окликали на улицах любимую актрису: «Доброе утро, Кат!», «Мы гордимся тобой, Кат!» Ей приятны были те добрые чувства, которые вкладывали пражане в это имя, и она приняла его.
Катарина была бы счастлива, если бы не ее связь с Петраком. Хотя Кат всецело отдалась страсти, она не видела иных отношений с Яношем в будущем, кроме как супружеских. Два дня спустя после премьеры она прямо спросила его:
– Сколько времени осталось до нашей свадьбы?
– А разве ты сейчас не счастлива?
– Да, счастлива, но если ты любишь меня…
– Если бы я любил колибри, неужели мне следовало бы посадить его в клетку? Если бы я любил тигра, неужели я посадил бы его на цепь у столба и заставил ходить по кругу? Моя дорогая девушка с фермы, я знаю, тебя воспитали так. Однако позволь тебе заметить, что иногда любовь летит дальше и остается более крепкой, если вокруг нее нет решеток и границ.
Поскольку Петрак был ее наставником, Катарина приняла и это его учение тоже. Многие ночи они проводили вместе, но жили по-прежнему раздельно. Он советовал ей оставить мадам Фиркусны и найти другое жилье. Кат выбрала современную квартиру, из окон которой открывался захватывающий вид на Влтаву, в одном из фешенебельных домов в Нове. Она обставила ее модной мебелью, которая нравилась ей гораздо больше, чем старомодный театральный хаос в квартире Петрака. Вскоре Катарина оценила преимущества жизни незамужней женщины, имеющей любовника. Уставая после спектакля или репетиций, во время которых Янош был несдержан, она стремилась провести ночь подальше от него. Когда Кат выросла в профессиональном отношении и перестала нуждаться в наставнике, она поняла, что связывать себя неразрывными узами – неразумно.
– Ты ведь не хочешь жениться на мне, не так ли? – спросила она однажды вечером, когда они лежали в постели. – И ты никогда не хотел этого!
– Когда ты училась у меня искусству любви, как и актерскому мастерству, я понимал, что тебе нужно пространство, чтобы раскрыть все свои дарования. Со мной ты не сможешь добиться этого. Я был твоим первым мужчиной. Мои уроки пришлись тебе по душе. Но есть и другая любовь, которую ты еще должна испытать, Де Вари, и я не могу научить тебя этому. Со временем она придет к тебе…
Кат вспомнила его слова, когда неожиданно для себя осознала, что думает об иной любви, уже ждет ее и не огорчается из-за перемены в их отношениях.
Весной, на второй год своего пребывания в Праге, Катарина играла Роксану в спектакле «Сирано де Бержерак» в постановке Петрака. Дождливым вечером она подъехала к театру. Какой-то молодой человек, промокший до нитки, сунул ей рукопись и стал торопливо умолять ее прочесть или хотя бы просмотреть его творение. Затем поспешно удалился.
Катарина получала множество сценариев. Едва ли в Праге остался хотя бы один начинающий драматург, который, увидев ее на сцене, не бросался бы к своему письменному столу, чтобы написать пьесу именно для нее. По большей части эти первые опыты были просто ужасны, однако Кат любезно принимала их и всегда возвращала вместе с извинительной запиской. Дома, после спектакля, она пролистала сценарий без всякого интереса. Тетрадь была влажной после долгого пребывания в мокром кармане автора. Некоторые строки совсем расплылись. Бросив искоса взгляд на титульную страницу и прочитав заглавие – «Козел отпущения», Йири Жилка, – Кат почувствовала искушение отложить рукопись в сторону. Слишком много труда разбирать нечеткий почерк. И все же она перевернула страницу и начала читать. Вскоре сюжет захватил ее, и Кат буквально проглотила всю пьесу до последней страницы. На следующий день она вручила тетрадь Яношу и заявила, что если он не поставит «Козла отпущения» в театре «Бийл», то она обратится к другому режиссеру-постановщику.
В пьесе Жилки речь шла о красивой, но болезненной молодой женщине и популярном политике-идеалисте, который влюбился в нее. Поскольку герой женат, грозит разразиться скандал, который уничтожит его карьеру и вместе с ней планы по оздоровлению общества. Политик возвращается в лоно семьи, а убитая горем героиня пытается покончить жизнь самоубийством. Ее помещают в психиатрическую лечебницу. Пьеса заканчивалась длинным монологом девушки, в котором она говорит о любви. В устах пациентки сумасшедшего дома – эти рассуждения воспринимались как безумие, однако в повседневной жизни такое безумие считалось нормой.
Петрак согласился сыграть роль политика, и «Козел отпущения» стал сенсацией театрального сезона 1937года. Кульминационная сцена сумасшествия в исполнении Кат была признана лучшей из всех, которые когда-либо исполнялись на чешской сцене. Вильма Херц выступила в роли жены политика. После блистательного дебюта Кат Вильма прониклась к ней уважением, и во время совместной работы у них не возникало никаких проблем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77