В расписание государственных
визитов австрийские детские деревни вошли позже.
Хотя и эти визиты часто влияли на распространение
гмайнеровской модели. Но это было позже. А в первое
десятилетие неравнодушные люди, имеющие отно-
шение к заботе о детях, оставшихся на время ли или
на всю жизнь без родителей, побывав в детских де-
ревнях, загорались мыслью: <И нам бы такое!>
Первыми решили перенести гмайнеровскую модель
на свою землю западные немцы. В 1955 году уже
был организован союз SOS-киндердорф в ФРГ. Один
из его создателей вспоминал: <Мы были тогда восхи-
щены идеей и желанием Германа Гмайнера не опре-
делять вырванных из своего окружения и заброшен-
ных детей в массовые учреждения, а организовать
для них в семьях детских деревень достойные чело-
века условия жизни и развития личности. Мы не бы-
ли педагогами-профессионалами. Но мы были захва-
чены идеей защиты этих детей. И поэтому мы хоте-
ли основать для них одну, самое большее - две дет-
ские деревни в надежде, что эта модель найдет по-
следователей>.
У первой детской деревни в ФРГ была своя почти
сказочная история, в которой, впрочем, все не выду-
мано. Через год после учреждения немецкого союза
Гмайнер поехал по различным городам Германии с
докладами, доход от которых (в основном заключав-
шийся в добровольных взносах) должен был посту-
пить на строительство первой немецкой детской де-
ревни. После одного из докладов к Гмайнеру подошла
женщина, одетая в неброский костюм, который может
себе позволить только богатый человек, и передала
ему чек на 300 000 немецких марок. Так в Дисене на
берегу Аммерзее началось строительство первой, но
далеко не последней деревни.
Истории строительства некоторых детских дере-
вень в других странах были просты чрезвычайно. Мо-
лодой учитель начальной школы во Франции прочел
в газете заметку об Имсте и в первые свои каникулы
приехал в Австрию. В книге для гостей осталась его
запись: <Великолепная идея помощи покинутым детям.
Я попробую сделать то же во Франции!> Он приехал
еще раз, чтобы посоветоваться с Гмайнером и, оста-
вив свою профессию, занялся организацией детской
деревни во Франции.
Как далеко .разошлись наши дороги в организа-
ции детских сиротских учреждений! Гмайнеровская
модель завоевывала мир за пределами маленькой
Австрии не только потому, что это была прекрасно
и четко продуманная организация педагогического де-
ла, но и потому, что мысль о воспитании осиротев-
ших или оставленных детей в условиях, приближен-
ных к семейным, все более завоевывала умы в мире.
Мы же, как это ни странно, шаг за шагом отходили да-
же от тех форм воспитания осиротевших детей, кото-
рые могли бы превратиться в нечто, хотя бы прибли-
женное к семейному.
В войну детей, привезенных из тех мест, которые
оказались заняты врагом, к примеру на Ташкентском
или на других вокзалах, разбирали по семьям. А по-
том мы начисто отказались от той формы, которую
Гмайнер называет лучшей вслед за усыновлением:
опекунская или патронажная семья, когда государство
платит определенную сумму за воспитание ребенка.
У нас осталось или усыновление, оформление которо-
го и по сей день осложнено по сравнению с мировой
практикой, или детский дом, тоже со временем видо-
изменившийся не в лучшую сторону. На одну из сво-
их публикаций в печати о гмайнеровской модели я по-
лучила такое письмо:
<После войны мне доверили руководство детским
домом для детей, оставшихся без родителей. Типовых
зданий тогда не было. Дети ютились в домиках, раз-
бросанных на территории поселка в глубине Белорус-
ского Полесья. Обеспечить каждый домик няней или
воспитателем было невозможно. Вот тогда стихийно
возникла идея образования <семей>, состоящих из
детей от 5 до 15 лет. <Семью> в 10-11 человек воз-
главляли старшие по возрасту <братья> и <сестры>.
Правда, тогда мальчики и девочки жили отдельно.
<Семьи> мальчиков и девочек помогали одна другой.
Хозяйственную работу выполняли мальчики. Они заго-
товляли дрова, чинили мебель, приносили воду. Де-
вочки в свою очередь шили белье, гладили, стирали,
чинили.
Чтобы еще больше приблизить эти микрогруппы
к семье, мы разыскивали в других детских домах
братьев и сестер детей нашего дома, разметанных
войной. Все это помогало устранить чувство безродства,
которое охватывало выбывающих воспитанников. Они
оставались членами <семьи>.
Опыт этого дома моделью не стал. Так же как не ста-
ли ею и другие детские дома, в которых оказалось
место для нестандартной жизни. В конце пятидесятых
годов еще оставались немногие маленькие детские до-
ма, где можно было избежать казенного существова-
ния, присущего монументальным воспитательным уч-
реждениям. Помню детский дом в Ленинграде в ста-
ром особнячке, там стояла сразу же после войны со-
бранная где-то не стандартная, не учрежденческая
мебель. И эти неожиданные пузатые комодики, какие-
то допотопные ореховые гардеробы создавали ощу-
щение дома. Помню маленький детский дом в Горь-
ком, где ребята могли зайти на кухню и сказать:
<Тетя Маша, я от голода умираю>. И добрейшая те-
тя Маша, ворча для порядка, что вот обед через
полчаса, уже намазывала кусочек хлеба маслом.
А потом этих детских домов не стало. Мы начали созда-
вать типовые школы-интернаты. Гигантомания, кото-
рой болела вся страна, не могла не охватить и нароб-
раз. Все должно было быть масштабным и величе-
ственным. Исчезали небольшие колхозы, закрывались
маленькие заводики, ликвидировались пекарни при
булочных. И маленькие школы закрывались в селах,
которые в бумагах именовались чудовищным словом
<неперспективные>, и детские дома в особнячках ис-
чезали часто вместе с особнячками.
Мир думал об идее семейного воспитания осиротев-
ших детей, о том, чтобы дети не жили в казарменных
спальнях и не ели в столовых армейского типа, а мы
строили типовые коробки, где классная комната и
спальня абсолютно ничем не отличались друг от друга.
Те огромные спальни с рядами кроватей, от вида кото-
рых Гмайнер когда-то приходил в ужас, становились
единственным <домом> наших детей. Типовые здания
породили типовой интернатский стиль жизни, а в нем
не только места не было для семейной атмосферы, а
и самого маленького уголочка, где бы ребенок хотя
бы на полчаса мог побыть один со своими мыслями.
Где в школе можно найти такое место? А мы для жи-
лого здания школы-интерната взяли чуть-чуть транс-
формированную школьную блочную коробку.
Ну теперь-то и неискушенному нашему читателю
ясно, что детям, по той или иной причине оставшим-
ся без родителей, нужны условия, приближенные к се-
мейным. На эту тему так много написано и так много
сказано, что и доказывать не надо: чем ближе к
семье - тем лучше. Так родилась у нас прекрасная
идея создания детских домов семейного типа. Пре-
красная хотя бы потому, что это была первая смелая
(и я уверена, не последняя) попытка нарушить уны-
лое однообразие, однотипность системы детских уч-
реждений для сирот.
Но смотрите, как развивалась гмайнеровская мо-
дель: вначале один-единственный дом, потом - три,
пять, и только тогда стало ясно, что речь может идти
о второй детской деревне. Так, шаг за шагом, от до-
ма к дому, от деревни к деревне, в которые привноси-
лось что-то новое, но неизменными оставались че-
тыре педагогических принципа, росла и завоевывала
признание гмайнеровская модель.
Гмайнер начинал с шиллинга, с первого дома, с по-
пытки. Мы - с постановления Совета Министров СССР
о строительстве семейных детских домов - детских
городков. Ну ладно, постановление - это дань труд-
ным привычкам прошлого и пока еще хотя бы малая
помощь преодолеть бюрократические преграды. Но
сразу тридцать? Не отработав, не проверив, не про-
чувствовав на опыте? Ведь мы изобрели свой отече-
ственный педагогический велосипед, и если он на хо-
ду окажется тяжеловесен и неудобен? Опять на ходу
и переделывать?
Гмайнеровский опыт поучителен тем, что он не на-
саждался сверху даже самым революционным и гу-
манным постановлением, тем, что в начале каждой
новой детской деревни стоял человек (как во Фран-
ции) или группа людей (как в ФРГ), которые, убедив-
шись в преимуществах этой модели, захотели пере-
нести ее на свою почву.
Если бы мы захотели учиться на чужом опыте, если
бы история дела Гмайнера научила нас, что педаго-
гические модели - дело штучное и требующее, как
показывает история педагогики, не меньшей провер-
ки, чем опыты в других областях...
IV
Самые долгие - первые впечатления. Первая
семья, в которую я попала в Австрии, - семья Урсу-
лы Холубар, которая живет и работает в Хинтербрюле.
И тот день помню, как сегодня.
На кухне хлопает дверь холодильника.
- Ма! У нас сегодня мороженое?
Это Николь, которая все свои карманные деньги
переводит на сладости.
- Мутти, я ухожу.
- А уроки?
Это Даниэла, которая больше всего в жизни ценит
самостоятельность.
Открывается входная дверь.
- Голоден? - спрашивает фрау Холубар и, не до-
жидаясь ответа, поднимается, чтобы идти на кухню.
- Сиди, я сам справлюсь.
Это Хорст, который уже зарабатывает деньги и
живет отдельно, но совсем рядом и поэтому забегает
домой каждый день.
Мы смотрим семейные фотографии. На них - лет-
ние путешествия: <это еще наша старая машина>, име-
нинные торты с традиционными свечками, которые за-
дувают дети и их гости, мамины дни рождения, на кото-
рые собираются разлетевшиеся из дома дети. Мы
смотрим фотографии в большой гостиной, где едят
по воскресеньям и праздникам, а в будни - на
кухне.
Кухня отделена от гостиной одинаковым для всех
детских деревень рациональным открытым окошеч-
ком, и видно, как за кухонным столиком обедают стар-
шие. Слышен голос Петры, которая в эти дни сдает
экзамены на парикмахера. <Я уже валюсь с ног. Не
знаю, как я выдержу этот стресс)>
- В наше время, - говорит Урсула Холубар, -
мы и слова такого - стресс - не знали. И с ног не ва-
лились. Хотя экзамен у нее действительно очень
сложный.
Младшие уже пообедали, и мы пьем кофе в гости-
ной. Даниэла, узнав про кекс, вернулась.
- Мутти, - говорит она, съедая вторую порцию,-
а ты правда не хочешь?
Семья. Мама, шесть детей, два попугая и боль-
шая собака. Дом двухэтажный. Внизу, кроме гостиной
и кухни, - мамина комната, кладовая и большая при-
хожая с вешалкой, где можно сразу повесить много
пальто и поставить много обуви, вверху - балкон,
на котором сушится белье, ванная с тремя умывальни-
ками, висящими на разных уровнях, и четыре спальни.
Семья, в который дети, как во всякой семье, похожи
на мать. Так же сдержанны и ироничны, так же не лю-
бят вязаных салфеток и вареной моркови.
Я пришла в этот дом, зная, что мать детского го-
родка - это профессия, а фрау Холубар - служащая,
получающая зарплату, имеющая право на выходные,
отпуск и оплаченный бюллетень по болезни, что ей,
как и всем австрийским служащим, положена пенсия.
Я знала, наконец, что гмайнеровская детская дерев-
ня - это особая форма детского дома со своим шта-
том и своими административными структурами. Но да-
же самые смелые представления о гуманном детском
учреждении так не вязались с увиденным и услышан-
ным. С тем, что фрау Холубар зовут мама и, как к ма-
ме, обращаются на ты, что маленькому Томасу мож-
но зайти в комнату и взобраться на колени. Что Урсу-
ла Холубар говорит: <Мои дети... у меня так приня-
то... мои старшие...>
Потом были другие австрийские детские деревни
и встречи с другими семьями, в которых тоже удив-
ляло вроде бы не самое главное. Пожилая женщина
вошла в комнату, молодая хозяйка дома еще не успе-
ла познакомить меня с мамой, гостящей у нее, а маль-
чик, делавший уроки в общей комнате, поднял голову
и сказал: <Это наша бабушка...> Традиционные семей-
ные альбомы, в которых вся история семьи. И мама
комментирует: <Гитти могла петь часами и любила
сидеть на солнце>. Рядом две фотографии. Черно-
белая: маленькая голая курносая девочка в тазу, и
цветная: красивая девушка серьезно смотрит в объ-
ектив. Мама гордо: <Она - старшая секретарша. Это
очень ответственная работа, такая огромная фирма>.
Херберт в коротких штанишках и на велосипеде, и ря-
дом он же в темном костюме с бабочкой - заве-
дующий отделом в автофирме... Меня приглашают
на обед в семью, и малышка просит, вынырнув из-под
маминой руки: <Приходите, у нас мама готовит луч-
ше acexl>
Наверное, сила гмайнеровской идеи в том, что ему
удалось создать этот удивительный симбиоз дома-
учреждения, в котором последнего начисто не чув-
ствуется. И не случайно его прощальные слова, обра-
щенные к Хельмуту Кутину, были просьбой заботить-
ся о матерях. Без этих женщин, способных с профес-
сией выбрать и образ жизни, способных отречься от
своей собственной семьи ради помощи чужим
детям, его модель была бы неосуществима.
<Очень часто меня упрекали в упрощенном пред-
ставлении проблемы осиротевших и оставленных де-
тей, например, в том, что я преувеличиваю значение
<эрзаца> матери и ставлю ее в центре работы SOS-
киндердорфа, делаю ответственной за все, В самом де-
ле. Я вижу проблемы простыми. Увидеть простой суть
дела - очень помогает. В то время как другие еще го-
ворят об этом, я уже начинаю действовать. У меня
не лежит душа к хитроумным толкованиям тех или
иных педагогических теорий. Я - человек простой.
Я - крестьянский сын из леса под Брегенцем, кото-
рый стремится разбираться с жизнью и с самим собой
без особых премудростей. И именно поэтому я ду-
маю, что любая проблема разрешима с помощью тер-
пения и доброй воли. И чем больше беда, тем - имен-
но поэтому - больше терпения и доброй воли требу-
ет она, чтобы ее побороть>.
Гмайнер любил говорить как о своем крестьян-
ском происхождении, так и о простоте его модели.
Хотя, как известно, прежде чем прийти к своей идее,
он изучал историю похожих педагогических систем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26