Сразу после лечения они установили де-
журства, дети все так придумали, чтобы она одна не
была ни минуты.
SOS-киндердорф оказался действительно собст-
венным миром в своем мире. Я вспоминаю <бывших>,
занимающих разные положения в жизни, но чем-то
похожих друг на друга, как похожи бывают люди с
чувством собственного достоинства и согласия с самим
собой. Я вспоминаю детские лица, на которых ни разу
не видела злобы, злости, отчаяния. Не видела затрав-
ленных и несчастных глаз, потому что они любимы.
Гмайнеру удалось создать мир счастливого равнодей-
ствия, в котором дети и взрослые одинаково нужны
друг другу.
В одном из ранних телевизионных интервью, за-
писанных еще на плохую видеопленку, Гмайнер гово-
рит о том, что когда <мы начинали строительство
первых домов, мы не думали о том, что нам надо бу-
дет строить молодежные дома и дома для матерей,
вышедших на пенсию>.
Он не случайно объединил их вместе. Он нес оди-
наковую ответственность за тех и за других. У моло-
дых, встающих на ноги, впереди жизнь, и им надо
только помочь в нее вступить. Им нужна стартовая
помощь. А матерям надо было помочь выйти из этой
жизни. И вместе с тем, если они хотят, остаться в том
же мире.
Когда мне рассказывали о Гмайнере, речь заходи-
ла, конечно же, и о том, что его огорчало, волновало,
сердило. С чем он не соглашался. И очень многие
рассказывали одну и ту же историю. Решался вопрос
о постройке дома для матерей в Хинтербрюле. Мож-
но было купить землю в самом местечке. И была воз-
можность строить в детской деревне. Как всегда, это
не решалось в кабинете, за закрытыми дверями.
В детских деревнях, кстати, я увидела огромное пре-
имущество демократической системы в ее мини-во-
"пощении. К любым начинаниям приступают только
после демократического их обсуждения. Кроме умень-
шения возможностей ошибок, люди чувствуют себя
причастными, разделяющими ответственность.
Итак, матери (кажется, почти единогласно) реши-
ли: строить дом не в самой деревне, а в местечке. На
пенсию первыми должно было выходить поколение
Имста, у которого при более тяжелых бытовых усло-
виях в семье было раньше по девять детей. Они уста-
ли им хотелось спокойного отдыха. Им казалось, что
он будет более полным за пределами деревни. Да и
о чем речь шла? От того места, где в самом Хинтер-
брюле можно было построить дом, до детской дерев-
ни медленным шагом десять минут.
Когда Гмайнер узнал об этом решении, он сам при-
ехал в Хинтербрюль. Он выслушал все доводы молча.
И сказал: <Теперь скажу я>. Он был почти груб и
абсолютно недемократичен. <Если вы решите строить
в Хинтербрюле, я не дам ни гроша>. Он был невеж-
лив: <Неужели вы настолько глупы, что не понимаете:
в старости надо слышать детские голоса>.
Собрание это закончилось тягостно. И потом ма-
тери скрепя сердце решили: <Пусть будет так, как
хочет господин директор>.
Я два раза жила в Хинтербрюле в доме для мате-
рей, потому что там есть и гостевые комнаты, и раз-
говаривала со всеми, живущими здесь постоянно пен-
сионерками-матерями, к которым, как мне кажется,
старость так и не придет. Не было такого человека,
который бы не сказал мне, как был прав Гмайнер и
как они жалеют, что не могут ему сказать об этом
сегодня. Хотя об этом они говорили уже Гмайнеру
и он бывал у них в квартире, где стены увешаны кар-
точками выросших детей и внуков.
Во время приезда президента Хельмута Кутина в
Советский Союз он упомянул и дома для матерей-
пенсионерок, переводчик сказал: <Мюттерхауз - до-
ма матерей или для матерей>. Потом были вопросы,
ч директор одного из детских домов спросила: <Ска-
жите, а вот эти дома для престарелых...>
Мы живем своими стереотипами. И другой пере-
водчик, взявшийся переводить книжку Гмайнера, пи-
шет вместо <семья детской деревни> - <приемная
семья>. Мы живем своими стереотипами, и это понят-
но: какие реалии есть, такими и оперируем.
Мюттерхауз - это не дом для престарелых не
только потому, что со своими деревянными балко-
нами, со специальными цветниками (на балконах рас-
тут не только цветы, но и декоративные кустарники),
с розами перед входом на дом престарелых он н<
похож. Он функционально задуман иначе.
Первый этаж - общая комната с общим цветным
телевизором и две большие комнаты, разделяемые
<гармошечкой>-перегородкой, которая при желании
превращает две эти комнаты в зал - для заседаний,
для встреч, для юбилеев, для торжеств. Здесь же -
сияющая чистотой огромная кухня. На этом же этаже -
большая ванная комната со всеми приспособлениями,
которых у нас, увы, и в больницах не сыщешь, для
купания лежачих, парализованных. Пока она, как го-
ворят в доме, <слава богу не использовалась>.
Но вот эта маленькая деталь в ряду многих - прин-
цип организации SOS-киндердорфа - строить надол-
го, думать о будущем. Может быть, и не будет боль-.
ных в мюттерхаузе. А если будут? Поэтому в каждой
комнате - сигнализация. Две кнопочки. Одна у кро-
вати, другая - в ванной. Если станет плохо - протяни
руку и позвони. Во всех квартирах: ванная, кладовая
со стенным шкафом для вещей и встроенным гарде-
робом, большая комната с нишей-спальней и нишей-
кухней. Все комнаты одинаково обставлены: стенка
светлого дерева, современный комодик, круглый стол
со стульями-креслицами, диван, который можно раз-
ложить, в нише - кровать с тумбочкой. Остальное
по желанию, по своему вкусу обставляют, вешают на
стенки, меняют занавески или шторы в нишах здесь
живущие.
Я жила в трех домах для матерей: в Хинтербрюле,
Альтмюнстере и Имсте. В Имсте - квартиры помень-
ше, здесь дом строился раньше всех. Но во всех домах
удивительное сочетание простоты, функциональности,
солидности с уютом, достигаемым цветами, блестя-
щими от чистоты окнами, занавесками и полным от-
сутствием казенного налета. Происходит это, по-
оему, и потому, что все дома задуманы и спроек-
тированы не только как жилой дом, а место для об-
щения, для встреч, соединяющее молодых матерей
g вышедшими на пенсию, пульсирующую живую сего-
дняшнюю жизнь детской деревни с прошлым ее.
Чтобы это соединение не осталось звуком пустым,
декларацией, они так построены.
В Имсте на первом этаже - комната для симпо-
зиумов или всяких торжеств с пианино. Терраса, где
в хорошую погоду принимают гостей. Есть отдельно
общая комната с телевизором, есть красивая комната,
обшитая деревом, бауернштубе - крестьянская ком-
ната со стилизованным крестьянским буфетом и боль-
шим столом.
Если в Имсте гости - их усаживают за стол в глав-
ной комнате. Здесь же обедают сотрудники и матери-
пенсионерки, Совместный обед, за которым сотруд-
ники и матери-пенсионерки собираются каждый
день, - нечто большее, чем просто очень дешевый
и очень вкусный обед для бывших и сегодняшних со-
трудников детской деревни (и те и другие платят за
еду). Для матерей-пенсионерок это место общения,
сопричастности к делам киндердорфа - они часто
обсуждаются за обедом. Это, наконец, необходимость
одеться и причесаться.
Гости в детских деревнях - как правило, люди,
приехавшие посмотреть, поучиться. А кто лучше рас-
скажет о становлении гмайнеровской модели, чем ма-
тери, поднимавшие Имет? В Хинтербрюле я была на
беседе польской делегации, начинающей строить вто-
рую детскую деревню в Краснике, с матерями, жи-
вущими в доме. Не беседа вежливости. Не дань ува-
жения возрасту, а деловая встреча, на которой одни
задавали весьма конкретные вопросы, а другие, про-
работавшие по 30-35 лет, толково и умно говорили
о том, какие подводные камни могут встретиться и
как их избежать. И в Альтмюнстере была встреча с
журналисткой, учителем и социальным работником
из Болгарии, на которую пришли и те, кто на пенсии,
и те, кто работает. Они включены в жизнь детской
деревни не искусственно. Их опыт, их знания исполь-
зуются куда активнее, чем это происходит с теми, кто
живет вне деревни.
В книжечке <Мои дочери, мои сыновья> Гмайнер
писал: <В большой семье SOS-киндердорфа мы про-
шли вместе большую часть дороги, которая ведет
через жизнь. До тех пор пока я живу, мы и дальше
будем идти этой дорогой вместе. Я так продумал и
так устроил SOS-киндердорф, что он будет всегда
опорой для вас>.
VIII
Однажды Гмайнер сказал, что он прожил всю жизнь
с протянутой рукой. Действительно, его детские де-
ревни существовали и существуют на пожертвования,
на благотворительные деньги, которые вначале, как
вы уже знаете, собирались по подписным листам. Не-
обходимость ходить по домам отпала достаточно
быстро, ибо Гмайнер сразу же продумал организа-
ционные формы получения шиллингов. И по мере рос-
та его личной известности и признания его модели
детским деревням иногда доставались пожертвова-
ния, за которыми и руки протягивать было не надо.
На одной из фотографий Гмайнер сидит за празд-
ничным столом с очень красивой молодой женщиной.
Она уже сменила свою австрийскую фамилию на звуч-
ное имя бельгийского графа де Лонуа. Барбаре, пле-
нившей не только именитого, но и богатого бельгий-
ца, когда она ответила согласием на его предложе-
ние, было восемнадцать лет. Старый граф, отец счаст-
ливого жениха, был в состоянии подарить своей не-
вестке яхту, самый дорогой автомобиль или драго-
ценности <от Тиффани>. А она сказала, что у нее есть
только одна просьба. Барбара попросила перечислить
деньги на строительство дома в Хинтербрюле.
Он так и называется сегодня - дом Барбары. И фо-
тография ее с Гмайнером висит в общей комнате.
И еще один дом был щедрым подарком. У Лео-
польда Фигля, пробывшего в фашистском концлагере
с 1938 по 1944 год, первого бундесканцлера после-
военной Австрии и одного из основателей Христиан-
ской народной партии страны, приближался юбилей -
шестидесятилетие. И промышленники задумали пре-
поднести ему подарок, самый нравственный из всех
возможных, который богатые дарят влиятельному че-
ловеку. Он получил в дар бумажку - свидетельство
о том, что в Хинтербрюле будет построен <дом Фиг-
ля> (так он и носит это имя поныне). Не мерседес, не
перстень с бриллиантами, не бюст из золота, как луч-
шему Другу детей Брежневу, а дом для осиротевших
ребятишек.
Таких историй было много. Гмайнеру (вернее, де-
тям) дарили участки, на которых можно было постро-
ить целую деревню, деньги сразу на шесть домов,
выписывали чеки на больницу, на детский сад. И он
рассказывал об этом: <В прошлые годы случалось,
владельцы или директора крупных предприятий пере-
давали пожертвования на целые дома>. Но охотнее,
подробнее он говорил о других случаях: <Иногда и
старая матушка приносила мне чулок с золотыми ду-
катами. А совсем недавно один подсобный рабочий пе-
редал мне свой недельный заработок и сказал: <Я ду-
маю, что мир должен стать немножко лучше. И мы
должны что-то для этого сделать>.
Он хранил у себя письмо: <Дорогой Герман Гмайнер!
Здесь сто шиллингов. Я буду столько же жертвовать
каждый месяц, пока живу. Мой сын умер, и так как у
меня никого больше не осталось, я хочу хоть немного
помочь бедным и оставленным детям>.
Идея шиллинга в месяц, с которой начал свое дело
Гмайнер, осталась и по день сегодняшний. Правда,
сейчас через сорок лет квартальный взнос 24 шиллинга,
сумма по-прежнему очень небольшая. Но в Австрии -
миллион платящих в SOS-киндердорф. Миллион -
значит 24 миллиона в квартал.
Шиллинговая идея Гмайнера была не только спо-
собом финансирования строительства и содержания
детских деревень. Она была формой привлечения на-
рода к его делу. Его детские деревни стали подлинно
109
народным движением, ибо в течение вот уже более
сорока лет миллионы людей во всем мире регулярно
поддерживают его. Эта мысль - расширить узкий круг
соратников - всегда увлекала Гмайнера. Ему это уда-
лось. И именно поэтому он, не считая себя униженным
просителем, протягивал руку. У единомышленников
брать помощь легче.
Именно поэтому он говорил, что лучше <просить
немного у многих>. И он, совершенно неспособный к
притворству, к рекламным трюкам, искренне считал,

о и это жертва. Он слишком хорошо помнил свои
ольные и студенческие годы, чтобы не забывать о
семьях со скромным достатком. Он вообще считал,
цто любое добровольно взятое на себя обязательство
помогать ближнему - уже жертва и надо быть благо-
дарным людям за это.
Но он же считал, что без нравственных усилий че-
ловечество жить не может: <Я страдаю от того, что ясно
и недвусмысленно не занимается позиция в защиту
добра и не организуется фронт против зла. Недоста-
точно не приносить никому неприятностей. Недоста-
точно быть милым друг к другу. Тот, кто хочет творить
добро, должен делать куда больше, чем это делается
для собственного удовольствия. И тогда окажется воз-
можным разбудить цепную реакцию добра>.
На фасаде дома для матерей в Хинтербрюле доска:
благодарит дарите-
пей, которые особенно помогли в строительстве этого
дома... Пауль Винтер в память о своей жене Камиле
Винтер. Доктор Херберт Гзадерна и Барбара Гзадерна.
Дарение Каталин и Йозеф Мюллер. Берта Зольнер в
память о сыне Харальде. Пожертвование Мориса Кур-
цэ Фонд Германа Гмайнера в Германии>.
Каждый раз, как видела эти надписи о пожертво-
вателях - на молодежных домах, на домах, где жи-
вут семьи, вспоминала наш горький опыт. Не только
сметенные с лица земли сиротские приюты, выстро-
енные на купеческие деньги, но и церкви, на которые
собирали народные медяки. Но и уцелевшие дома,
г. узеи, библиотеки, с которых злым ветром послере-
волюционных лет смело и мраморные доски о дарите-
пях-жертвователях, и саму память о них. Мы до сих пор
не можем (вернее, не хотим, захотели бы - смогли)
выстроить музей коллекций и достойно увековечить
амять тех, кто на свои кровные хранил, собирал нашу
".торию.
Какая уж тут цепная реакция добра?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26