.. Начало темнеть, звуки постепенно смолкли.
Мы заглянули сквозь круглое окошечко в зал. Он был
пуст...
- Пойдем, Галочка, мне страшно, - вдруг шеп-
нула Нина, и ее личико сделалось мертвенно-блед-
ным.
- Что с тобой? - удивилась и вместе встрево-
жилась я.
- Потом, потом, скорее отсюда! Расскажу в дор-
туаре.
И мы опрометью кинулись вон из силюлек.
В тот же вечер я услышала от Нины, что наш ин-
ститут когда-то, давно-давно был монастырем, дока-
зательством чего служили следы могильных плит в
последней аллее и силюльки, бывшие, вероятно, ке-
лейками монахинь.
- Не раз, - говорила Нина, - прибегали де-
вочки из силюлек все дрожащие и испуганные и го-
ворили, что слышали какие-то странные звуки, стоны.
Это, как говорят, плачут души монахинь, не успев-
ших покаяться перед смертью. А раз, это было давно,
когда весь институт стоял на молитве в зале, вдруг
в силюльках послышался какой-то шум, потом плач,
и все институтки, как один человек, увидели тень вы-
сокой, черной монахини, которая прошла мимо круг-
лого окна в коридорчик верхних силюлек и, спус-
тившись с лестницы, пропала внизу.
- Ай, замолчи, Нина, страшно! - чуть не плача,
остановила я княжну. - Неужели ты веришь в это?
- Я? Понятно, верю, - и подумав немного, она
прибавила задумчиво: - Конечно, потому что иног-
да я сама вижу мою покойную маму...
- Джаваха, дай спать, ты мешаешь своим шеп-
таньем, - нарушила тишину дортуара Бельская.
Скоро весь дортуар затих, погруженный в сон.
Мне было невыразимо жутко. Я натягивала одея-
ло на голову, чтоб ничего не слышать и не видеть,
читала до трех раз <Да воскреснет Бог>, но все-таки
не выдержала и улеглась спать на одну постель с Ни-
ной, где тотчас же, несмотря ни на какие страхи,
уснула, как убитая.
ГЛАВА IX
ВЕСТИ ИЗ ДОМУ. ПОДВИГ НИНЫ
Проходили дни и недели со дня моего поступле-
ния в институт.
Однажды, когда мы собирались спускаться за-
втракать, в класс вошел швейцар.
Появление швейцара всегда особенно волновало
сердца девочкам. Появлялся он единственно с целью
вызвать ту или другую воспитанницу в неприемный
час к посетившим ее родственникам. Поэтому один
вид красной, расшитой галунами ливреи заставлял
замирать ожиданием не одну юную душу.
Но на этот раз он никого не вызвал, а молча по-
дал письмо дежурной даме и исчез так же быстро,
как вошел. Кис-Кис вскрыла конверт и, едва пробе-
жав первую страницу мелко-исписанного листка,
громко позвала меня:
- Влассовская, тебе письмо от твоей мамы.
Вся вспыхнув от неожиданной радости, я приняла
письмо дрожащими руками.
Письмо было действительно от мамы.
<Деточка ненаглядная! - писала моя дорогая. -
Долго не писала тебе, так как Вася был очень болен:
бедняжка схватил корь и пролежал две недели в по-
стели. Теперь наш мальчик поправляется. Он так час-
то вспоминает свою далекую сестренку. Даже в бреду
он поминутно кричал: <Люда, Люда, позовите
мне Люду>.
Очень рада, деточка, что ты начинаешь привыкать
к новой жизни... Поблагодари и крепко поцелуй от
меня твою милую маленькую княжну за те заботы,
которыми она окружила тебя. Бог да воздаст сто-
рицей доброй девочке! i
У нас стоит ясная, сухая, украинская осень, "р
перь заготовляем к зиме капусту. Пшеницу - увы! _
продала не всю, и вряд ли мне придется увидеть те-
бя до лета, моя ясочка; ты знаешь, что наши средства
так скромны.
Тебя крепко, крепко целуют няня и Вася; он про-
сит переслать тебе вот этот цветок настурции, чудом
уцелевший на клумбе. Гапка, Ивась, Катря - словом,
все, все шлют тебе поклоны. Вчера была у отца Васи-
лия; он заочно благословляет тебя и молит Господа
за твои успехи.
Пусто в нашем хуторе с твоего отъезда, моя деточ-
ка; даже Милка приуныла и долго искала тебя по са-
ду и двору; теперь она не отходит от Васи и все вре-
мя его болезни пролежала у кроватки нашего маль-
чика.
Ну, прости, моя дорогая девочка, радость, счастье
мое. Теперь я буду писать чаще. А пока горячо обни-
маю мою стриженую головенку и благодарю за при-
сылку милого черного локона. Христос Бог да помо-
жет тебе в твоих занятиях. Не грусти, голубка, сердце
мое, ведь о тебе день и ночь думает твоя
Мама>.
Институтки, длинная столовая с бесконечными
столами, давно стынувшая котлетка, - все было за-
быто...
Слезы капали на дорогие строки, поднявшие во
мне целый рой воспоминаний. Она стояла передо
мной как живая, моя милая, чудная мамуня, и грудь
моя разрывалась от желания горячо поцеловать до-
рогой призрак. А между тем вокруг меня шумел и
жужжал неугомонный рой институток. Они о чем-то
спорили, кричали, перебивая друг друга.

1
- Все это вздор, одни глупые сказки, - важно
произнесла Петровская.
- В чем дело? - спросила я сидевшую подле Ни-
ну, сразу как бы разбуженная от сладкого сна.
- Видишь ли, хвастаются, что они ничего не
боятся, да ведь ложь, -трусишки они все. Вот та же
Петровская боится выйти в коридор ночью... А Додо
утверждает, что видела ночью лунатика.
- Что это такое <лунатик>? - заинтересова-
лась я.
- А ты разве не знаешь? - закричала через стол
Маруся Запольская, которую прозвали Краснушкою
за ее ярко-красного цвета волосы.
- Нет.
- Это болезнь такая. Человек, у которого рас-
строены нервы, вдруг начинает ходить по ночам с за-
крытыми глазами, взбирается на крыши домов с лов-
костью кошки, ходит по карнизам, но избави Бог
его назвать в такие минуты по имени: он может уме-
реть от испуга. Вот таких больных и называют лу-
натиками.
Девочки, обожавшие все таинственное, слушали
с жадным вниманием сведущую подругу.
- А ты кого видела, Додо? - набросились они
разом на Муравьеву.
- Я, - таинственно сообщала Даша, - пошла
пить воду под кран вчера ночью и вдруг вижу - в кон-
це коридора, у паперти, идет что-то белое, будто при-
видение. Ну, я, понятно, убежала в дортуар.
- И все ты врешь, душка, - недоверчиво оборва-
ла ее Краснушка. - Верно, у кого-нибудь из стар-
ших зубы болели, а ты, на, уж и решила, что это лу-
натик.
- А-а, - разочарованно протянули девочки,
недружелюбно поглядывая на Краснушку, так грубо
сорвавшую маску таинственности с интересного слу-
чая.
- Ну да, ты ничему не веришь, ты и в черную
монахиню не веришь, и в играющие на рояле в 17-м
нумере зеленые руки не веришь, - рассердилась
Додо.
- Нет, в монахиню верю и в руки тоже, - ni,
задумалась Краснушка, - а в лунатика не верю
Это чушь. ~
Вдруг раздался гортанный голосок до сих пой
молчавшей княжны:
- Хотите, я сегодня же ночью пойду и узнаю, ка
кой-такой появился лунатик? - и глазки предпра.
имчивой Нины уже засверкали от одушевления. 1
- Ты, душка, сумасшедшая! Тебя, такую боль-Я
нушку, и вдруг пустить на паперть! Да и потом,
у нас ведь из лучших, из <сливок>, <парфеток>, а
<мовешка> - тебе плохо будет, если тебя пойма>
(Сливками или парфетками назывались лучш>
ученицы, записанные за отличие на красной досю
мовешки - худшие по поведению).
- Ну, сотрут с доски - и все! - тряхнула бео>3
печно головкой Нина, - только ты. Крошка, не н>-3
сплетничай, - крикнула она сидевшей на протя
воположном конце стола и внимательно прислуши
вавшейся к разговору Крошке. Я
Та презрительно передернула плечиками. :1
- Я правду говорю, - не унималась княжна, - !
от кого м-ль Арно узнала, что ее Пугачом называют,
а? Ты передала. А что Вольской репу в прием принес-
ли - ты тоже съябедничала, - горячилась княж-1
на. - Нет, Маркова, уж ты не оправдывайся луч-.1
ше - не хорошо.
И Нина отвернулась от нее, не желая замечать,
как личико Крошки покрылось пятнами.
- А на паперть караулить лунатика я все-таки -j
пойду, - неожиданно добавила княжна, задорно
оглядывая нас своими черными глазами.
- Ниночка, тебя моя мама целует и благодарит,-
сказала я, желая отвлечь подругу от неприятного
предприятия.
- Спасибо, Галочка, - ласково улыбнулась она
и крепко пожала своей тоненькой, но сильной ручкой
мои пальцы.
Весь остальной день Нина вела себя как-то стран-
но: то задумается и станет вдруг такая сосредоточен-
ная, а то вдруг зальется громким, долгим несмол-
п-ающим смехом. За уроком французского Нина осо
ПРННО ясно и безошибочно перевела небольшой рас-
сказ из хрестоматии, за что получила одобрение пре-
подавателя. За Ниной вызвали Крошку Маркову.
брошка вспыхнула: она не успела повторить урока,
сверенная, что сегодня ее не вызовут, и переводила
i-бивчиво и бестолково.
Ротье недоумевающе приподнял брови. Крош-
ка шла одною из лучших учениц класса, а сегодняш-
ние ее ответы были из рук вон плохи.
Что с вами? Я не узнаю вас больше! Вы хорошо
училь и зналь ваш урок, (а сегодня...), мене только
остает хороший ученица маленькая княжна и боль-
ше никто. Ротье в исключительные минуты жизни
всегда объяснялся по-русски, немилосердно коверкая
язык.
Я видела, как краска то отливала, то прилива-
ла к щекам взбешенной и сконфуженной Крошки.
- Ну, Ниночка, - сказала я моей соседке, - это-
го она тебе не простит никогда.
Нина только передернула худенькими плечиками
и ничего не ответила.
В девять часов, когда фрейлейн, послав свое обыч-
ное <Спокойной ночи> лежащим в постелях девочкам,
спустила газ и, побродив бесшумно по чуть освещен-
ному дортуару, скрылась из него, меня охватил страх
за Нину, которая еще раз до спуска газа подтверди-
ла свое решение во что бы то ни стало проверить, прав-
ду ли говорят о лунатике институтки.
- Ну, не ходи, Нина, милая, если не из-за ме-
ня, то хоть ради Ирочки, - молила я свою храбрую
подружку.
- Нет, Люда, я пойду, ты не проси лучше... ради
нее-то, ради Ирочки, я и пойду. Ведь я еще ничего
особенного не сделала, чтобы заслужить ее дружбу,
вот это и будет моим подвигом. И потом я уже объяви-
ла всем, что пойду. А княжна Джаваха не может
быть лгуньей.
- Ну, в таком случае позволь мне пойти с тобою.
- Ни за что! - пылко воскликнула она, - ина-
че мы поссоримся.
И молча одевшись и накинув на плечи большой
байковый платок, Нина осторожно выскользнула
из дортуара.
Где-то чуть скрипнула дверь, и снова все стихло.
Долго ли, нет ли пролежала я, прислушиваясь ц
ночным звукам и замирая от страха за свою подруак-
ку, но наконец не вытерпела, и, быстро накинув на,:
себя грубую холщевую нижнюю юбку и платок, про-.
кралась с величайшей осторожностью мимо спяпцц.
в умывальной прислуг в коридоре, едва освещенноцц
слабо мерцающими рожками. ;
Все двери, ведущие в дортуары остальных клас-
сов и в комнаты классных дам, расположенные по.
обе стороны длинного коридора, были плотно заперты,.
Я миновала его, дрожа от холода и страха, и подо- -
шла к высоким, настежь раскрытым стеклянным две-
рям, ведущим на площадку лестницы перед цер-
ковью, называемую папертью, и притаилась в углу
коридора за дверью, где, не будучи сама замечена,
могла, хотя не без труда, видеть происходящее на .
паперти. Она была не освещена, и только свет из ко-
ридорных рожков, слабо боровшийся с окружающей
темнотою, позволил мне разглядеть маленькую
белую фигурку, прижавшуюся к одной из ска-?
меек.
То была она, моя взбалмошная, смелая Нина)
Она не двигалась.. Я еле дышала, боясь быть от-
крытой в моей засаде.
Прошло, вероятно, не менее часа. Мои ноги затек-;
ли от сидения на корточках, и я начала уже раскаиД
ваться, что напрасно беспокоилась, - княжне, оча-Д
видно, не грозила никакая опасность, как вдруг лег-gj
кий шелест привлек мое внимание. Я приподнялась
с пола и замерла от ужаса: прямо против меня в про- <1
тивоположных дверях стояла невысокая фигура
вся в белом.
Холодный пот выступил у меня на лбу. Я чуть ды- 1
шала от страха... Княжна между тем встала со свое-J
го места и прямо направилась к белому призраку.
Тут я не помню, что произошло со мною. Я, кажет-j
ся, громко вскрикнула и лишилась чувств.
ГЛАВАХ
ПЕРВАЯ ССОРА. ТРИУМВИРАТ
Очнулась я в дортуаре на моей постели. Около
меня склонилось озабоченное знакомое лицо нашей
немки.
- Лучше тебе, девочка? - спросила она. - Мо-
жет быть, не свести ли тебя в лазарет или подождем
до утра?
В голове моей все путалось... Страшная слабость
сковывала члены. Я вся была как разбитая.
- Где Нина? - спросила я классную даму.
- Она спит, будь покойна! - строже произнес-
ла Кис-Кис и, видя, что я успокоилась, хотела было
отойти от моей постели, но я не пустила ее, схватив-
ши за платье.
- Фрейлейн, что же это было? Что это было,
ради Бога скажите? - испуганно вырвалось у меня
при внезапном воспоминании о белой фигуре.
- Глупые дети! - совсем уже сердито восклик-
нула редко сердившаяся на нас немка. - Ишь, что
выдумали! Просто запоздавшая прислуга торопи-
лась к себе в умывальню, а они - крик, скандал,
обморок! Стыд! Тебе простить еще можно, но как это
княжна выдумала показывать свою храбрость?..
Стыд, срам, Петрушки этакие! (Петрушки - было
самое ругательное слово на языке доброй немки.)
Если б не я, а кто другой дежурил, ведь вам бы не
простилось, вас свели бы к Маман, единицу за по-
ведение поставили бы! - хорохорилась немка.
- Да мы знали, что вы не выдадите, фрейлейн,
оттого и решились в ваше дежурство, - попробова-
ла я оправдываться.
- И не мы, а она! - сердито поправила она ме-
ня, мотнув головой на княжну, спящую или при-
творявшуюся спящей. - Это вы мне, значит, за мою
снисходительность такой-то сюрприз устраиваете.
Очень благодарна!
- Простите, фрейлейн.
- Ты что, ты - курица, а вот орленок наш и ду-
мать забыл о своем проступке, - смягчившись, про-
- Нет, я не ссорилась, я не понимаю, за что рас-
сердилась Нина и прогнала меня... Мне это очень
больно...
- Больно? - И красивое личико Крошки иска-
зилось гримаской. - Ну, так пойди, проси у нее
прощения, может быть, она и простит тебя! - на-
смешливо проговорила Крошка.
Эти ее слова точно хлестнули меня по душе...
Хитрая девочка поняла, чем можно поддеть меня.
Во мне заговорило врожденное самолюбие, гордость.
<В самом деле, что за несчастье, если княжна
дуется и капризничает? - подумала я. - Что я пла-
кала, глупенькая, точно я в самом деле виновата?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26