Сколько
хлеба ни поставишь - весь съедят. Мясо покупали
очень редко.
- Знаете, - говорит мне фрау Каммерландер,
живущая после пенсии в том же Имсте в доме для ма-
терей, - нам тогда не казалось, что мы бедны. Нам не
было тяжело. Хотя топливо ребята собирали в лесу.
Стирали в корыте на доске. О стиральной машине тогда
и не мечтали.
А я думаю о том, что понятие <тяжело> всегда
относительно, и о том, что и состарившись они похо-
жи друг на друга.
Beruf по-немецки - профессия, Berutung - призва-
ние. Из откликнувшихся на первые объявления в газе-
те женщин Гмайнер оставлял тех, кто прежде всего
искал в новой должности не только профессию, но и
призвание. Откуда же они приходили к Гмайнеру и
детям эти женщины, соединившие судьбу и призвание?
Фрау Каммерландер росла в крестьянской семье,
где было одиннадцать детей. Обычное крестьянское хо-
зяйство в Австрии всех прокормить не может. К стар-
шим дело переходило по наследству, младшие должны
были искать себе занятие на стороне. Антониа Каммер-
ландер окончила народную школу и в четырнадцать
лет ушла из дому работать <на сторону> - за еду и
кров над головой. Потом она выучилась шить и подра-
батывала этим на жизнь, но сидячая однотонная рабо-
та ей не нравилась и, прочитав о детской деревне,
решила попытать счастья. Было ей тогда уже за
тридцать.
Да.же на черно-белых фотографиях пятидесятых
годов у Антонии Каммерландер виден румянец во всю
щеку и яркие черные глаза. Волосы уложены просто,
м аккуратно,
- Гмайнер спросил меня: не хочу ли я работать в
прачечной. Я ответила: я пришла сюда, чтобы быть с
детьми. Почему-то мне тогда показалось, что он
просто хотел проверить, решила ли я серьезно. А сколь-
ко буду получать, я не спрашивала. Мне казалось:
дом, дети, сама себе хозяйка - и то счастье,
И Мария Вебер, приехавшая в Имст из Бургенлан-
да, той части Австрии, которая ближе к Венгрии, не
спрашивала, сколько будет получать. Хотя она окончи-
ла религиозное училище и преподавала религию в
школе. Но прочла в газете фразу: не хватает матерей
для SOS-киндердорф, и она ее расстревожила. Мария
Вебер тоже родом из крестьянской семьи, в которой
было пять детей.
Я листаю блокнот с записями рассказов сегодняш-
них пенсионерок. Все из крестьянских семей, у всех
не очень высокое образование. У одной - было шесть
братьев и сестер, у другой - восемь, у третьей -
двенадцать,
Гмайнер всегда говорил: примером при отборе
матерей была его сестра Эльза. И у них в семье было
девять братьев и сестер, и у нее была за плечами толь-
ко народная школа и здоровый крестьянский взгляд
на жизнь. И терпение, доброта и любовь к детям.
Гмайнер повторял: <Диплому об образовании я
предпочел бы свидетельство о сердечных качествах>.
Но таких свидетельств не было, и он пытался понять
сам, что за человек придет в его дом к детям.
Его умение разбираться в людях ему помогало.
Помогало и то, что SOS-киндердорф (так вскоре стала
называться благотворительная организация Гмайнера),
не принадлежа непосредственно церкви, был католи-
ческой организацией. Гмайнер был глубоко и искрен-
не верующим человеком и в матерях-воспитательни-
цах хотел видеть католичек. Нравственные постулаты
церкви помогали. Исповедующие их искренне, разде-
ляющие все моральные религиозные заповеди не
могли оказаться людьми безнравственными, бесчест-
ными.
О верующей женщине можно было узнать и в цер-
ковном приходе, к которому она принадлежала. Като-
лическая церковь издавна занималась социальной ра-
ботой, помощью бедным, больным, старым. И моло-
дым, и детям тоже. Человек социально активный, от-
кликающийся на чужую беду в приходе заметен.
Помогало и то, что материальных выгод эта профес-
сия не давала. Первую зарплату, которую положили ма-
терям, - четыреста шиллингов можно было считать
карманными деньгами. Женщины, искавшие карьеры,
жизненных благ, шли совсем другими путями. Никаких
социальных или финансовых преимуществ эта новая в
Австрии профессия не давала. Да и профессией в юри-
дическом смысле этого слова <мать детской деревни>
стала позже. Тогда это было просто место в частной
благотворительной организации.
У Марии Вебер сейчас совсем седые аккуратно
уложенные волосы, носит она австрийский националь-
ный костюм - дриндль и держится для своих лет очень
молодо, И у нее в альбоме - старые черно-белые фо-
тографии: белозубая улыбка и ясные глаза. Удивитель-
но, как эти семидесяти - восьмидесятилетние женщи-
ны похожи на свои прежние фотографии. Конечно же,
время положило морщины, посеребрило головы, но не
стерло тот внутренний свет, который и сегодня осве-
щает их лица,
- В каждом доме, когда полностью набиралась
семья, устраивался свой праздник открытия, рождения
дома. Я потом поняла, как это важно: праздник в доме
для детей, жизнью от праздников отлученных. К нам
в дом пришло девять гостей, и я с ужасом поняла,
что готовить не умею. Я многого сначала не умела.
Время было трудное, даже хлеба не хватало. Я резала
ребятам на завтрак тарелку хлеба и говорила по сколь-
ку кусочков каждому. А однажды я увидела, что хлеба
на обед все равно не хватит и решила: что-нибудь
придумаю. Нарезала весь хлеб на завтрак и сказала:
берите сколько хотите. И хлеб впервые остался на та-
релке. Больше я его по кусочкам не делила. И сказала
себе, что должна им самим давать право выбора. Не
только за столом.
Они делали свои открытия и делились ими с други-
ми. Кто-то умел хорошо готовить, кто-то шить. Внача-
ле надо было учиться всему, потому что, как они го-
ворили, <каждый шиллинг, прежде чем потратить, на-
до было перевернуть три раза - чтобы не ошибить-
ся>. Вечерами матери собирались вместе. Штопали,
перелицовывали, перешивали. Одевали детей в даре-
ные вещи, приводя их в приличный вид. На новые ве-
щи денег пока не хватало,
Тереза Нойбауэр, веселая полненькая женщина, ко-
торую и пожилой не назовешь - так она легка на
подъем и улыбчива (сейчас живет в доме для матерей
в Хинтербрюле под Веной, тоже на пенсии), вспоми-
нает с гордостью:
- Моих детей приняла вся моя семья. Нас было
четверо в семье, и мы были очень дружны. Я хотела
своим детям того же. Мои родители сразу согласи-
лись с моим решением стать матерью в детской дерев-
не. Хотя я и сама тогда не представляла, как это будет.
И помогали мне: купили посуду в дом, посылали еду
из дома.
Родители помогали не только Терезе Нойбауэр.
Кому-то посылали из дома, из крестьянских хозяйств
продукты, кому-то родственники покупали для ребят
постельное белье. Без помощи приходилось туго. Жи-
ли в Имсте зачастую одним днем. Иногда вечерами
ждали Гмайнера из Инсбрука, который должен был при-
везти деньги, - иначе не на что завтра покупать про-
дукты. Не роптали - напротив, все вспоминают эти
времена с гордостью, с радостью, как это всегда бы-
вает с людьми, создавшими что-то своими руками. На-
верное, это действительно большое счастье: пони-
мать, что все сделано разумно, толково. И весь труд,
все пережитое не напрасно. Вот в чем смысл челове-
ческой жизни: знать, что она потрачена на благое
дело.
И поэтому сегодня так легко вспоминаются те не-
легкие времена. Как спали по шесть часов, как сумки с
продуктами в гору таскали, как ночами маленькие,
пережившие столько, что и на взрослую жизнь хвати-
ло бы, кричали, как один раз за все годы работы в
Имсте ушла в кино, оставив детей, и не видела происхо-
дящего на экране, думала, как они там, и так и не доси-
дела до конца. ;
Сохранился дневник одной из матерей:
<В семье, в которой я проходила практику, дети жи-
ли год и больше...> Я прерву цитату и объясню, что та-
кое - практика.
Уже с самого начала стало ясно, что матери, которая
одна распоряжается в доме, может пoнaдoбитьcя по-
мощь. Об отпусках тогда никто ни думал, свободные,
дни формально существовали, но их проводили с деть--
ми. А случись что с родителями матери-воспитатель-
ницы? Сама заболела, к врачу надо поехать - что де-
лать? Гмайнер не отодвигал эту проблему на потом,
когда такое произойдет. Системное мышление, кото-
рым он обладал, тем и отличается от мышления сию-
минутных решений, знакомого нам лучше, чем хотелось
бы, что человек проигрывает все возможные вариан-
ты. И затем ищет выхода не из уже случившихся собы-
тий, а из возможных предстоящих трудностей. Когда
такое - упреждение трудностей происходит, часто и
сами проблемы не возникают.
Гмайнер вскоре после открытия Имста ввел времен-
ную должность, называвшуюся <тетя>. На языке наше-
го детского учреждения это подменная воспитатель-
ница. Он сразу решал две задачи, причем стоящая вро-
де бы на втором плане оказалась в его системе важ-
нее. О первой задаче я уже говорила: помощь мате-
ри. Не только когда она отсутствует, но и тогда, когда
она сразу берет в семью несколько трудных детей
или троих-четверых маленьких, и нужна помощь физи-
ческая. Второй же план - возможность на деле про-
верить кандидатку в матери. Если в дом пришла по-
сторонняя помощница, разве хозяйка дома не поймет,
расторопна ли она, добра ли, терпелива? И что каза-
лось Гмайнеру еще важнее: <тетя> решит, ту ли судь-
бу она себе выбрала.
Женщины, приезжавшие в Имст, не были удовлет-
ворены своей прежней жизнью, профессией. А если и
на этот раз они ошиблись? С точки зрения обычного
детского дома все легко и просто: одна воспитатель-
ница ушла - другую зачислили в штат. Но он же
решил вернуть ребенку мать, а матерей не меняют.
Гмайнер понимал: он не имеет права на ошибки. Он
не имеет права еще раз обмануть уже кем-то обма-
нутого ребенка.
<Тетя> знала: до того, как она взяла семью, она
может изменить свое решение и уехать из Имста. И та-
кое, кстати, случалось. Но трагедий в этом поступке
не было - ее еще не связывали с детьми личные от-
ношения. Вначале срок практики не оговаривался.
Кто-то становился матерью через полгода, кто-то ждал
и больше года.
Но вернемся к дневнику.
<...А теперь мои! Что за разница! Я должна отдать
себе отчет, что это больные, душевно больные дети,
которым я должна помочь выздороветь. Они у меня
неделю. Эту неделю трудно описать, и она отняла у
меня столько сил, сколько я не тратила за всю преды-
дущую жизнь. Что меня спасает - понимание, что дет-
ская деревня дает этим детям последний шанс стать
порядочными людьми.
Как это должно быть - сейчас для меня загадка.
Мокрые кровати, ужасные поступки и мелкие кражи -
каждый день. Их недоверчивые, отсутствующие личи-
ки приводят меня в отчаяние. Неужели в этих детях
нет ничего, что можно ожидать от других детей? Иногда
мне кажется, что они противоречат мне, видя во мне
врага. Мой бог! Сколько терпения понадобится мне!>
Трудные дети, много пережившие дети не были
исключением в домах Гмайнера с самого начала. Он
считал: семейная обстановка будет исцелять куда эф-
фективнее, чем обстановка обычного детского дома.
Значит, детская деревня должна не отбирать более
легких детей, а принимать детей с тяжелым прошлым.
Один из выросших воспитанников Имста Йоган Гре-
горич работает сегодня в бюро SOS-киндердорф Ин-
тернациональ в Инсбруке. До того как попасть в дет-
скую деревню, он сменил девять мест; детские дома,
родственники, семьи, берущие детей на воспитание
за деньги (такая форма была когда-то и у нас, до рево-
люции и чуть-чуть - после). Его передавали с рук на
руки, как ненужную и неудобную вещь. Послушней и
милей он от этого не становился. Иногда он сбегал
сам и ночевал в подвалах, пока его не водворяли на
новое место. Иногда от него отказывались сразу же.
И все дома и квартиры, в которые он попадал, были
чужими. Он себя чувствовал там чужим.
- В дом в Имсте я попал первым, остальные дети
пришли в семью несколькими днями позже. Стол был
красиво накрыт. Свечи и все такое. Первый раз в
жизни ради меня накрывали стол. Ради меня одного!
Больше всего я боялся, что это ненадолго. Женщина
сказала, что я, если хочу, могу называть ее мамой и
что мы потом пойдем гулять в лес. А я сказал, что не
хочу. Я боялся уйти из дома, я боялся, что меня в лесу
оставят, что я это потеряю. Раньше меня все предава-
ли, Я боялся, что все это кончится.
Херберт Гензер работает рядом с Грегоричем.
Сейчас он руководит издательстьом дорф>. У него четверо детей, старший - студент, изу-
чает архитектуру, трое младших - в гимназии.
Когда Херберт пришел пешком в Имст с сотрудни-
цей органов опеки, ему было 9 лет и за плечами один-
надцать воспитательных мест.
- Я почти не ходил в школу, мог стащить, если
что-то подвернется под руку, иногда ночевал не дома.
Теперь-то я понимаю, как было со мной трудно. Но и
нам всем было трудно. Мы боялись взрослых, не до-
веряли им. Они несли нам огорчения. Мы мстили им
не потому, что были испорчены. Мы отвечали нелю-
бовью на нелюбовь. Я помню, что, уже привыкнув и к
маме, и к дому, боялся, не знал, что со мной будет. Мне
казалось: завтра меня переведут в другое место.
Страх - он остается надолго.
У них у всех был свой опыт. И кто-то сразу принимал
детскую деревню: это мой дом. И с ним было легче,
А кто-то кричал: <Я все равно здесь не останусь!> Ему
не говорили: <Заставим>, В детской деревне не было
заборов, сторожей, вахтеров. Он начинал понимать:
и кричать не надо. Открывай дверь и уходи. Гмайнер
хотел приковать ребенка одной цепью - любовью.
Сохранились записи лекций и встреч Гмайнера, на
которых он рассказывал о смысле, задачах и целях
SOS-киндердорфа, Он часто вспоминал то первое вре-
мя и первые победы:
<Если вы не против, я расскажу вам одну историю.
Это случилось уже давно в Имсте, но такое не забы-
вается. Мы взяли одного мальчишку, очень-очень труд-
ного и очень озлобленного. Ему было 12 лет, и он
воспитывался уже в семи или восьми попечительских
семьях и в детских домах. Когда он пришел ко мне в
бюро, я ему сказал: тебе здесь будет хорошо, у тебя
появится мать и много братьев и сестер и - смотри -
ты будешь жить в доме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26